Князь: Попал по самые помидоры (СИ) - Фокс Гарри

— Леди Элиана фон Штормгард. Рад видеть Вас в Драконхейме. Как добрались? Надеюсь, дорога не была слишком утомительной? — Я постарался вложить в слова искреннее уважение и почтение. Она заслуживала этого, несмотря на все.

Элиана медленно перевела взгляд на меня. В ее бирюзовых глазах плескалась целая буря чувств: усталость от бесконечных интриг и угроз, глубочайшее раздражение, остатки былого презрения и… что-то еще. Что-то тяжелое. Она тяжело, будто с усилием, вздохнула. Губы ее дрогнули, готовые выдать долгожданные слова — упрек, требование, ультиматум…

И тут началось.

Лира, как тень, скользнула вперед. Не выпуская моей руки, она прильнула ко мне всем телом, положила свою розовую головку мне на плечо с видом невинной кошечки, которая нашла своего любимого хозяина. Ее аметистовые глаза при этом были прикованы к Элиане и горели чистым, незамутненным злорадством.

Элиана сморщилась, будто почувствовала внезапный запах падали. Ее бирюзовые глаза сузились до опасных щелочек. Она открыла рот, наверняка чтобы послать эту наглую кошколюдку куда подальше…

Но Лира была быстрее. Ее голос, сладкий, как сироп, и острый, как бритва, разрезал тишину:

— И хули ты тогда приперлась сюда, карга замороженная? Мешаешь нам готовиться к настоящей свадьбе! — Она мурлыкающе потёрлась щекой о мое плечо, демонстративно вдыхая мой запах.

Гробовое молчание.

Даже лязг доспехов рыцарей Штормгарда замер. Бертрам издал звук, похожий на писк мыши, попавшей под пресс. Дворецкий замер, его «гранитное» лицо дало микротрещину — легкий тик под левым глазом. Сэр Годфрик замер с открытым ртом, его взгляд метнулся от Лиры к Элиане и обратно, с немым восхищением: «Ох, бабы… Дерутся!»

Ирис, стоявшая позади, охерела. Ее каменная маска треснула. Глаза, синие, как лед, расширились до невероятных размеров. Ее рот приоткрылся в немом «О» чистого, нефильтрованного шока. Даже ее, королеву ядовитых шпилек, застали врасплох такой наглостью.

Бирюзовые глаза Элианы вспыхнули. Не гневом. Не презрением. Чистейшим, адским недоумением и оскорбленной гордостью. Она смотрела на Лиру, как на внезапно заговорившую и матерившуюся табуретку. Ее рука непроизвольно сжалась в кулак у бедра, где обычно висел меч.

Воздух в холле загустел, наэлектризованный до предела. Искра упала на порох. Взрыв был неизбежен. И я стоял прямо в его эпицентре, с кошкодевой на плече, в ожидании, чья же ярость рванет первой: бирюзовая буря Элианы или синий лед Ирис, которой только что бросили вызов на ее же поле. Бертрам снова начал тихо захлебываться. Пиздец. Он только начался. По-настоящему.

Мысленно я уже ощущал жар драконьей магии, готовый рвануть из кончиков пальцев. Рыцари Элианы напряглись, как струны. Их руки, закованные в сталь, уже потянулись к рукоятям мечей — движение отточенное, смертельное. А глаза их госпожи… Бирюзовые глубины, еще мгновение назад полные усталого презрения, теперь метали самые настоящие молнии. Гроза Штормгарда была готова обрушиться.

И вдруг…

Хрум.

Не гром, не боевой клич. Тихий звук колена, ударившего о мраморный пол.

Элиана фон Штормгард, Несгибаемый Клинок, Наследница Восточных Марков, опустилась на колени. Резко. Неловко. Как подкошенная. Следом, словно по невидимой команде, с грохотом лат рухнули на колени все десять ее суровых рыцарей. Зрелище было настолько сюрреалистичным, что даже Лира на мгновение оторвала голову от моего плеча, ее розовое ушко насторожилось.

Элиана подняла лицо. На нем не было ни покорности, ни смирения. Только всепоглощающее, жгучее призрение. К себе? Ко мне? К этой ситуации? Непонятно. Но оно резало сильнее любого меча.

— Милый… князь… — она начала выдавливать слова сквозь стиснутые зубы, голос хриплый, будто ржавый гвоздь по стеклу. — Я… дико извиняюсь… за свое прежнее… поведение. За мою… недальновидность. За… оскорбление Вашей… светлейшей особы. — Каждое слово давалось ей с мукой, как роды у горной козы. — Умоляю… прошу… примите меня. Как вторую… жену. И… приданое… — она сделала паузу, глотнув воздух, — … в виде региона Штормгарда. Со всеми его… людьми… долгами… и… — голос ее сорвался, — … отчаянием.

Я стоял, вкопанный в пол. Чугуна в голове прибавилось. Вторая жена? Штормгард в придачу? Это был не сценарий. Это был фарс высшей лиги. Даже «ванный инцидент» мерк на фоне этого цирка.

Сэр Годфрик, как тень, возник у моего плеча. Его шепот прозвучал как благоговейный гром:

— Господин, — прошипел он, пахнув хлебным квасом и фанатизмом. — Их там… на востоке… под Аскароном… разъебали нахрен. В последнем бою. Говорят, полегли лучшие. Катастрофа. Осада вот-вот начнется. Им ничего не остается… кроме как пасть ниц… и молить о пощаде у Вас. Хи-ха! — Он чуть не прыснул от восторга, но сдержался, превратив смех в кряканье. — Видят свет истинный!

Лира, услышав это, медленно отстранилась. Ее аметистовые глаза скользнули по коленопреклоненной Элиане с таким высокомерием, что могло бы испепелить обычного смертного. Она задрала свой милый розовый носик к потолку и ласково пропела, глядя не на Элиану, а куда-то поверх нее, будто обращаясь к мухам:

— Ох, какая жалкая… А сколько понтов-то было! «Ледяная воительница», «несгибаемый клинок»… — Она фыркнула, ее хвост дернулся с презрением. — Кыш-кыш, грязная птичка. Не марай полы своим жалким видом. Моему мужу противно смотреть на таких… отрыжек. — Она обернулась ко мне, сладко улыбнувшись. — Но, может, на нашей свадьбе… бросишь ей подачку? Объедки со стола? Для жалости?

Стоп. Хватит. Мысль ударила как обухом. До добра это не доведет. Элиана и так на дне. Травить ее — все равно что пинать умирающего льва. Опасно и… недостойно. Даже для меня. Я открыл рот, чтобы вставить слово защиты, призвать Лиру к порядку…

Но Элиана сделала это за меня. Резко. Драматично.

Тух.

Она не просто опустилась ниже. Она рухнула вперед, как подкошенная, упав грудью на холодный мрамор, раскинув руки в немой мольбе. Поза молящегося. Или поверженного гладиатора. За ней, синхронно, как марионетки, повалились на лица ее рыцари. Гулкий стон вырвался из груди Элианы, переходя в сдавленные рыдания. Ее плечи затряслись.

— Умоляю! — ее голос, полный слез и отчаяния, рванулся к сводам холла. — Ваша Светлость! Не отвергайте! Штормгард погибнет! Люди умрут! Я… я согласна на все! Любые Ваши условия! Любые унижения! Я буду верна! Как пес! Как тень! Клянусь на костях предков! Клянусь своим мечом! — Она билась лбом о плиты, ее бирюзовые глаза, поднятые ко мне, были залиты слезами, в них читался животный ужас и полная капитуляция.

Это было слишком. Театрально? Возможно. Но слезы… слезы были настоящими. И отчаяние — слишком явным.

— Хватит! — мой голос прозвучал резко, перекрывая ее рыдания. Я резко шагнул вперед, нагнулся и поднял Элиану с пола. Ее тело было легким и дрожащим в моих руках. Ее взгляд, полный немого вопроса и страха, впился в меня. Я вытер большим пальцем грязную слезу, размазавшуюся по ее щеке. — Не нужно так унижаться, — сказал я, и в голосе моем, к собственному удивлению, прозвучала не только усталость, но и тень… чего? Жалости? Нет, скорее, брезгливости к такому падению. — Пошли в кабинет. Обсудим дела. Один на один.

Я развернул ее и повел к дверям моего кабинета, бросив через плечо:

— Остальных — ждать. И… вести себя прилично.

За спиной взорвалась тихая буря.

Лира недовольно фыркнула, сложив руки на груди под серебристой тканью. Ее аметистовые глаза сверлили спину Элианы. Она прошипела, четко артикулируя, чтобы слышали и я, и моя «новая невеста»:

— Только попробуй… перед ним… ноги раздвинуть! Убью! Мертвые не носят кружев!

Ирис, стоявшая чуть в стороне, холодно скользнула взглядом по мне, потом по Элиане. Ее синие глаза были бездонными колодцами льда.

— Я принесу… горячего чая, — произнесла она с убийственной вежливостью. А затем, поворачиваясь, так тихо, что едва ли кто услышал, кроме меня (благодаря драконьему слуху? Или просто потому что ждал?): — … и пролью… ей… на это дурацкое… бирюзовое тряпье.