Кровь и Воля. Путь попаданца (СИ) - Став Михаил

— Это твои воспоминания? — тихо спросила Велена, заметив, как я невольно замедлил шаг у древнего дуба.

Дерево стояло, словно страж на перепутье миров. Его переплетённые корни зловеще напоминали звериную морду — оскаленную, застывшую в немом рыке. На коре, почерневшей от времени, угадывались следы когтей — не медвежьих, не волчьих, а таких, что оставляют только те, кто умеет ходить на двух ногах, но помнит четыре.

— Нет, — прошептал я, ощущая под пальцами шершавую, потрескавшуюся кору.

Коснувшись её, я увидел:

— Их.

Перед внутренним взором вспыхнули обрывки давно минувших видений:

Свирепые воины в звериных шкурах, чьи тела покрывали не татуировки, а шрамы-руны, выжженные собственной кровью. Зловещие отблески факелов, пляшущие в кромешной ночи, освещающие не лица, а морды — на миг человеческие, на миг звериные. Древние, кровавые клятвы, скреплённые нечестивой жертвой — не ягнёнком, не петухом, а ребёнком, добровольно отдавшим свою плоть и кровь ради вечного союза.

Это был не просто лес.

Это было место силы.

Где земля помнила каждый пролитый глоток крови. Где корни деревьев сплетались с костями павших. Где даже воздух был пропитан древней магией, что старше княжеств, старше богов, старше самой памяти.

И теперь оно пробуждалось от вековой спячки.

Первые робкие лучи восходящего солнца застали нас на самой опушке, откуда открывался захватывающий вид на раскинувшиеся княжеские земли. Внизу, за бескрайними полями и потемневшими перелесками, неприступно высились массивные стены города, а над ними – величественный княжеский терем, надежно окруженный частоколом из заостренных, словно копья, бревен.

И там, в самом его зловещем сердце…

Чёрная Башня.

Она возвышалась особняком, словно прокаженная среди княжеских теремов и храмов. Эта башня не просто стояла в отдалении - её боялись. Даже воздух вокруг неё был иным - густым, тяжёлым, пропитанным запахом окислившейся крови и чего-то древнего, что человеческий язык не мог назвать.

Непомерно высокая, зловеще узкая, она впивалась в небо, как ржавый гвоздь в гниющую плоть. Сложенная из тёмного, словно пропитанного кровью камня, её стены даже в полуденном свете сохраняли мрачный, почти чёрный оттенок. Ни дожди, ни ветра не могли смыть с них вечную сажу, будто каждый камень был опалён адским пламенем.

Её зловещую верхушку неизменно скрывали тучи - не обычные облака, а плотные, неестественно тёмные, словно само небо отворачивалось, не желая видеть, какие чудовищные тайны она хранит в своих недрах.

— Как мы туда проберёмся? — прошептал Святослав.

Я увидел, как на его осунувшемся лице застыла тень неподдельного ужаса. Но в глазах, словно угольки в пепле, ещё теплилась решимость - последний оплот человеческого мужества перед лицом нечеловеческого ужаса.

Я медленно разжал пальцы.

В ладони лежал серебряный обруч — некогда подаренный Мареной. Теперь он казался горячим, словно живой, а выгравированные на нём древние руны пульсировали зловещим, багровым светом, будто в такт ударам сердца того, что было заточено в башне.

— Через главные ворота, — ответил я, и голос мой звучал странно — будто говорили двое: я и кто-то ещё, чей голос дребезжал у меня в костях.

— Что? — Велена резко обернулась ко мне, её глаза расширились от непонимания.

Я усмехнулся. Не той улыбкой, что сулит мир и покой, а той, что предвещает неотвратимую бурю и неминуемое возмездие. В уголках губ застыл оскал, слишком широкий для человеческого лица, обнаживший клыки, которых раньше не было.

— Князь ждет меня.

Слова прозвучали как приговор, низким, дребезжащим голосом, в котором смешались мои ноты и рычание чего-то древнего, проснувшегося в глубине души.

Город встретил нас настороженной, гнетущей тишиной.

Там, где обычно кипела жизнь — крики торговцев, смех детей, звон кузнечных молотов — теперь царила мертвая тишь. Плотно закрытые ставни. Пустые рынки. Только редкие тени мелькали в переулках, спеша укрыться.

Раньше, когда я приходил сюда, меня неизменно встречали насмешками, оскорблениями и презрительными взглядами.

Теперь же люди спешно отводили глаза, прижимали перепуганных детей к груди, украдкой перешептывались за спиной, с ужасом указывая на меня дрожащими пальцами.

Они чувствовали.

Не просто страх.

Узнавание.

То самое, что жило в их крови, передаваясь из поколения в поколение вместе с полузабытыми сказками о временах, когда в этих землях правили не князья, а те, кто ходил на двух ногах, но мыслил как стая.

Княжеская стража у ворот замерла, словно громом пораженная, увидев меня.

Их доспехи, еще утром сверкавшие на солнце, теперь казались жалкими, ненужными — словно детские игрушки перед лицом настоящей угрозы. Копья дрогнули, но не поднялись в знак угрозы.

— П-пропустить? — неуверенно пробормотал один из оцепеневших стражников.

Его голос сорвался на полуфразе, когда я встретился с ним взглядом.

Я не удостоил его ответом. Прошел мимо, не удостоив их даже мимолетным взглядом.

За спиной раздался глухой стук — кто-то из стражников уронил меч.

Они не посмели остановить меня.

Князь восседал на своем троне, но величие его было показным - как позолота, скрывающая прогнившую древесину. Окруженный сонмом нахмуренных бояр, он напоминал стаю шакалов, готовых в любой момент разбежаться. Его лицо, обычно такое самодовольное и уверенное, сейчас было напряженным и осунувшимся, будто он из последних сил пытался сохранить видимость спокойствия перед лицом надвигающейся катастрофы.

Когда я вошел, просторный зал мгновенно замер в тягостном молчании.

Даже факелы, казалось, горели тише, их пламя застыло, не смея шелохнуться. Воздух стал густым, как перед грозой, пропитанным запахом страха и древней пыли.

— Мирослав Ольхович, — князь произнес мое имя медленно, с напускным равнодушием, словно пробуя горький вкус на языке. — Ты вернулся.

Его пальцы судорожно сжали резные подлокотники трона, оставляя в дереве следы от ногтей.

Я остановился посреди зала.

За моей спиной стояли Велена и Святослав — непоколебимые, как скалы в бушующем море.

А еще дальше — в самой гуще сгустившейся тени, отбрасываемой колоннами, — зловеще мерцали в полумраке голодные глаза волков. Их было больше, чем мог вместить зал, будто сама тьма породила их из ничего.

— Я пришел за тем, что по праву принадлежит мне.

Мой голос разносился под сводами, обретая странное эхо — словно говорили не только я, но и все мои предки, чьи кости лежали под этим городом.

Князь нахмурился, и в его глазах мелькнула тень нескрываемого раздражения.

— Твои земли уже возвращены. Чего же ты еще хочешь?

Он произнес это с фальшивым спокойствием, но его взгляд непроизвольно скользнул к высокому окну за моей спиной — туда, где вдали чернела Чёрная Башня.

Я сделал шаг вперед, и от этого простого движения по залу пробежала волна нескрываемого страха.

Бояре попятились. Один из них уронил кубок — звон серебра о камень прозвучал, как погребальный колокол.

— Мою мать.

Глава 14 Мать

Тягостная тишина повисла в воздухе, словно туго натянутая струна перед последним аккордом. Даже дыхание придворных замерло - только треск факелов нарушал гнетущее безмолвие.

Затем - испуганный шёпот, поползший по залу, как змея по камням. Боярские мантии зашуршали, когда они невольно отступили назад, к стенам.

Князь побледнел, словно узрев саму смерть. Его пальцы впились в горло собственного дорогого ожерелья, оставив на коже кровавые царапины.

— Ты не понимаешь, что делаешь, безумец!

Его голос сорвался на визгливую ноту, обнажив животный страх, который он так тщательно скрывал все эти годы.

Я осклабился, и в этот момент древние руны на моих руках вспыхнули зловещим багровым пламенем, освещая лицо изнутри, будто под кожей бушевал пожар.