Кровь и Воля. Путь попаданца (СИ) - Став Михаил

— О, я понимаю прекрасно, — прорычал я, и с каждым словом пламя рун разгоралось ярче. — Ты запер её в этой проклятой башне. Бесстыдно использовал её кровь, чтобы удержать врата закрытыми и не допустить вторжения.

Князь вскочил с трона, и его лицо исказила гримаса первобытного ужаса. Дорогие одежды вдруг казались ему тесными, ненужными - как детские пелёнки перед лицом настоящей опасности.

— Она должна была это сделать! — закричал он, и в его глазах читалось настоящее безумие. — Иначе они прорвутся! Они сожрут нас всех!

Я сделал ещё один шаг вперёд. Пол подо мной затрещал, а факелы погасли один за другим, будто боясь осветить то, во что я превращался.

— Кого ты боишься больше, трусливый пёс?

Мой голос прозвучал низко, почти как утробный рык разъярённого зверя. В нём слышалось эхо сотен голосов - моих предков, моей стаи, тех, кого князь предал и забыл.

— Их...

Тень за моей спиной сгустилась, приняв очертания огромного волка с горящими глазами.

— ...или меня?

В этот самый миг массивная дверь зала с грохотом распахнулась, словно от удара невидимого тарана. Дубовые створки весом в полтонны отлетели, как легкие щепки, ударившись о каменные стены с таким громом, что со сводов посыпалась пыль веков.

В широком проеме стоял он.

Седой.

Его могучая фигура заполнила весь дверной проем. Годы не согнули его статную осанку, не укротили ярость в глазах, которые горели в полумраке, словно раскаленные угли - два кровавых светильника во тьме. Его густая шерсть серебрилась в зловещем свете факелов, переливаясь, как сталь под луной. Каждый мускул под ней был напряжен, готовый в любой миг сорваться в смертельный прыжок.

— Время пришло, Мирослав Ольхович.

Его голос гремел, как подземный гром, заставляя вибрировать витражи в высоких окнах. В нем звучала многовековая мудрость и первобытная мощь.

Князь отпрянул от меня, споткнулся о подол собственной мантии и упал на трон, словно подкошенный. Его губы беззвучно прошептали:

— Нет…

В этом шепоте был весь его ужас, вся его ничтожность перед лицом древней силы, которую он так тщетно пытался сдержать.

Я повернулся к нему в последний раз.

— Ты всегда боялся не тех врагов, глупец.

Мои слова повисли в воздухе, как приговор. Князь больше не был мне интересен - он уже проиграл, еще до начала этой игры. Его судьба была предрешена в тот самый миг, когда он решил бросить вызов древним законам.

Затем я развернулся и, презрительно отбросив все сомнения, уверенно пошел к распахнутой двери.

Каждый мой шаг отдавался гулким эхом по залу. За спиной я слышал, как придворные в ужасе шарахаются, прижимаясь к стенам. Как кто-то из стражников роняет меч. Как сам князь начинает что-то бессвязно бормотать, умоляя, угрожая, обещая...

Но это уже не имело значения.

К Чёрной Башне.

К ней.

К правде.

Чёрная Башня вблизи оказалась воплощением кошмара, куда более жутким, чем блеклые тени воспоминаний. То, что издалека казалось лишь мрачным строением, теперь предстало перед нами как живое, дышащее чудовище из камня и тьмы.

Её стены не просто были тёмными — они источали свет, словно вырванные из самой сердцевины ночи. Взгляд скользил по ним, но не мог зацепиться — поверхность будто ускользала, переливаясь, как масляная плёнка на воде. Камни, испещрённые зловещими шрамами, то ли рунами, то ли следами когтей неведомых тварей, сочились мраком, который струился вниз, как густой дым, оседая у основания чёрными лужицами.

Воздух вокруг дрожал маревом, как над жерлом вулкана, искажая очертания башни, будто она существовала сразу в нескольких мирах. И в нём клокотал запах…

— Кровь, — прошептала Велена, задыхаясь и прикрывая лицо рукавом.

Но это была не просто кровь.

Запекшаяся кровь.

Не просто пятна на камнях — вся башня была пропитана ею, как губка. Кровь, впитавшаяся в поры кладки за века, кровь, ставшая частью самой структуры этого проклятого места.

Кровь, пролитая в незапамятные времена, но так и не преданная забвению.

Она звала. Шептала. Напоминала.

Святослав порывисто шагнул вперёд, его рука потянулась к мечу, глаза горели яростью и отчаянием.

Но моя рука, словно клещами, вцепилась в его плечо.

— Стой.

Он хотел возразить, его губы уже раскрылись, но в этот миг содрогнулась земля.

Трещины разошлись под нашими ногами, как паутина, и из них вырвались чёрные, как сама бездна, щупальца теней. Они извивались в безумном танце, ощупывая воздух, словно голодные змеи, выискивая жертву.

Меня.

Они тянулись ко мне, дрожа от нетерпения, кончики их трепетали, будто ноздри хищника, учуявшего добычу.

— Чувствуют обруч, — прорычал я, стискивая серебряный браслет на запястье.

Холод металла обжигал кожу.

Велена выхватила нож, клинок блеснул в тусклом свете, словно отблеск молнии перед грозой. Её глаза, узкие и острые, как лезвие, метались между мной и чудовищными вратами.

— Что теперь?

Её голос не дрогнул, но в нём читалось напряжение — как у тетивы лука, натянутой до предела.

Я устремил взгляд на врата Башни.

Они не просто зияли перед нами — они ненавидели нас.

Не просто заперты — запечатаны.

Толстые железные прутья, словно кости скелета чудовища, пронзали их насквозь, скреплённые ржавыми цепями, а в самом центре, словно гнойный нарыв, пульсировала огромная печать — двуглавый сокол, держащий в когтях окровавленную волчью голову.

Княжеская печать.

Но истинный ужас таился под ней.

Кости.

Не просто останки, не случайные фрагменты, забытые временем. Человеческие кости, вмурованные в древнюю древесину, сплетались в жуткий, сакральный узор — руну. Каждая частица, каждая трещина в почерневшем дереве была частью этого ужасающего орнамента. Они не просто лежали там — они жили в стенах, срослись с ними, стали частью Башни.

Руна заточения.

Она пульсировала в полумраке, словно живая, наполняя воздух гулом приглушённых стонов. Это не было простым колдовством — это была плеть, сплетённая из страданий, криков, последних вздохов.

— Это… — Святослав с трудом переводил дыхание, его пальцы сжались в кулаки, ногти впились в ладони. — Это же люди…

Я мрачно кивнул, чувствуя, как холодная ярость сжимает горло.

— Мои предки.

Князь не просто воздвиг Башню на костях моего рода.

Он сделал их частью крепости.

Их плоть истлела, но души… Души остались. Запертые. Искалеченные. Они не ушли в иной мир — их вырвали из колеса перерождений и вплели в эти стены, обрекая на вечное служение. Теперь их истерзанные души стерегли врата, цепляясь за этот мир, как проклятые стражи.

Седой, словно призрак, медленно приблизился к двери. Его шерсть встала дыбом, а из пасти сорвался клокочущий рык, наполненный такой ненавистью, что воздух вокруг задрожал. Слюна, капающая на камни, шипела, словно серная кислота, прожигая их насквозь, оставляя после себя дымящиеся кратеры.

— Только кровь Ольховича способна сломить эту печать.

И в этот момент я всё понял.

Не просто кровь.

Моя кровь.

Глава 15 Печать

Я обнажил "Лютоволка".

Клинок взвыл.

Не просто засветился — вспыхнул, как раскалённый уголь, багряный огонь лизал сталь, превращая её в живое пламя. В воздухе запахло гарью и медью, будто сама земля чувствовала, что сейчас произойдёт.

И в этот миг врата ответили.

Кости затрещали, словно сухие ветки под ногами великана. Но это был не просто звук — это был стон, крик, вырванный из сотен глоток одновременно. Древесина, сросшаяся с останками, зашевелилась, как будто что-то внутри пыталось вырваться наружу.

Из щелей между ними повалил густой чёрный дым, тяжёлый, как грех, едкий, как воспоминание о предательстве. В его клубах, словно кошмарные видения, замерцали лица — искажённые гримасой боли и отчаяния.