Безумный барон 2 (СИ) - Гросов Виктор

«Спасибо за лекцию, профессор, — мысленно буркнул я. — Продолжай в том же духе, и я тебя на гвоздь повешу».

К вечеру мы вышли к цели. Орлиное Гнездо. Название пафосное, а на деле — здоровенная каменная коробка, построенная по принципу «чем толще стены, тем спокойнее спится». Никакой архитектурной изюминки, голый, брутальный функционал. Крепость, одним словом.

Трижды ухнув совой, отчего Арина посмотрела на меня как на полного идиота, мы подали условный сигнал. Через десять минут из ближайшего перелеска вынырнул мужичок в ливрее какого-то мелкого рода — герб с двумя перекрещенными морковками я видел впервые. Человек нашего клиента, барона Мякиничева — вечно нейтрального и вечно бедного аристократа, который за пару золотых был готов продать не только свою лояльность, но и фамильные портреты (Ратмир успел договориться).

— Барин велел передать, что все готово, — прошептал мужик, не глядя на нас и нервно теребя рукав. — Ваша одежда в мешке. Переодевайтесь и держитесь позади. Рты на замок.

Через пять минут, облачившись в серые, безликие камзолы, мы уже стали частью его скромной свиты. Ратмир, со своей рожей лесоруба, идеально вписался в роль начальника охраны. Мы с Ариной — типа бедные родственники, которых взяли с собой за компанию. Пристроившись в хвост их небольшой колонны, мы двинулись к главным воротам.

На входе царил полный бедлам. Десятки гербов, сотни людей — лорды, их свита, купцы, слуги — все смешалось в одну гудящую, цветастую массу. Стража Орловых, с их фирменными наглыми рожами, проверяла каждого, но больше для вида. Нашу процессию они пропустили, едва глянув на герб Мякиничева. Махнули рукой — типа, проезжай, мелочь пузатая.

Пройдя гулкий, забитый людьми двор, мы шагнули в тронный зал и тут же оглохли от тишины. Под высоченными сводами, с которых свисали тяжелые железные люстры, раскинулось огромное помещение. Вдоль стен висели знамена всех северных родов, а за длинными столами по центру сидели не просто гости — здесь собралась вся элита Севера, вся его знать и сила.

Мой взгляд тут же начал сканировать зал. Вот Кривозубовы, с их гербом в виде клыкастого вепря, сидят, набычившись, и сверлят взглядом Орловых. Вот представители рода Лисьих, дальние родичи Шуйских, — делают вид, что им все до лампочки, но уши торчком. Купцы, главы гильдий, даже пара священников из местной церкви. Все здесь.

В воздухе, который можно было резать ножом и намазывать на хлеб, висело напряжение. Никто не смеялся, говорили вполголоса. Никакого пира. Суд. Публичная порка, на которую созвали всех, чтобы показать, кто в доме хозяин. И на роль поротого, как я понимал, был назначен я.

Мы забились в самый темный угол, притворяясь мебелью. Ратмир застыл, как каменный, не выражая ничего, но на его лице ходили желваки. Арина, бледная, но собранная, с холодным презрением разглядывала это сборище лицемеров. Она знала их всех. И, похоже, ненавидела каждого второго.

Все ждали. Напряжение нарастало, как гул перед грозой. Вот-вот должно было начаться представление. Я был не зрителем, а актером, который ждет своего выхода на сцену, чтобы сыграть свою последнюю, главную роль.

Мы стояли в тени. Пользуясь моментом, я сканировал взглядом публику. Наш клиент, барон Орлов, еще не вышел, зато за главным столом, именуемым, видимо, «президиумом», уже собрались самые сливки общества. Пару-тройку рож, о которых рассказывал Ратмир, я узнал. Все было предсказуемо: союзники Орловых сидели с наглыми, уверенными физиономиями; нейтральные — с постными, будто им лимон в рот засунули; а симпатизирующие Шуйским старательно изучали узоры на потолке. Классика. Политический театр, где все роли давно расписаны.

Я уже было расслабился, прикидывая, с какой стороны лучше всего устроить фейерверк, когда мой взгляд зацепился за две фигуры в самом центре этого «президиума». И тут у меня внутри все похолодело. Не от моего нового, внутреннего сквозняка. От осознания того, в какую задницу мы только что вляпались.

«Началось в колхозе утро», — мысленно пробормотал я, ощущая, как по спине пробегает неприятный, липкий холодок.

Первого я узнал сразу. Легат Империи Голицын. Седовласый, с лицом хитрого лиса и глазами, которые, казалось, видят тебя насквозь и уже подсчитывают, сколько можно выручить за твою шкуру. Его портрет висел в замке Шуйских. Он должен был вести официальное расследование. Должен был. Но не здесь. И не сейчас.

Но второй… Второго я не просто узнал. Я его запомнил на всю оставшуюся жизнь. Инквизитор Валериус. Тот самый, чей хваленый защитный купол я едва не разнес к чертям в Долине Пепла. Прямой, как аршин проглотил, он сидел в своем черном облачении, и от него веяло таким холодом, что мой собственный внутренний ледник показался мне теплой печкой. Его лицо, похожее на маску из слоновой кости, не выражало ничего. Абсолютно. И это было страшнее любой ярости. Он не смотрел на толпу — он ее презирал.

«Ой», — пискнула у меня в голове Искра, и в ее голосе впервые за долгое время прорезались нотки чего-то похожего на испуг. — «А этот дяденька в черном… он фонит. Очень сильно. Не как Арина, не как ты. По-другому. Как… сломанный компас, который показывает сразу на все стороны света и ни на одну. Его аура… она неправильная».

«Спасибо, подруга, я и без тебя вижу, что дело пахнет керосином, — мысленно огрызнулся я, не в силах оторвать взгляд от этой парочки. — Этот дяденька в черном — местный аналог прокурора и судьи в одном флаконе. И он, похоже, очень не любит, когда его беспокоят по пустякам».

До меня дошло. Медленно, со скрипом, как до жирафа. Это был не просто «Собор Лордов», не местечковый суд, который Орловы устроили, чтобы потешить свое самолюбие. Это, чтоб его, было официальное, выездное заседание Имперского трибунала. Эти хитрожопые ублюдки не просто созвали соседей. Они притащили сюда высшую судебную власть Империи. Теперь любая наша выходка, любой мой «сюрприз» будет расценен не как внутренние разборки двух баронских родов, а как прямое нападение на представителей закона. Государственная измена. А за такое здесь, я был уверен, не просто вешают. За такое здесь, наверное, сначала вешают, потом четвертуют, а потом остатки скармливают свиньям. И все это — под аплодисменты публики.

Я скосил глаза на своих спутников. Узнав Легата и Инквизитора, Ратмир окаменел. Его лицо, и без того серое, стало цвета мокрого асфальта. Весь его опыт, вся его воинская логика вопили, что мы не просто в ловушке — мы в мышеловке, которую поставили на рельсы перед несущимся на полной скорости поездом.

Арина… она тоже смотрела на президиум. В ее глазах, до этого полных холодного презрения, теперь плескалось отчаяние. Наследница великого рода, она отлично понимала, что это значит. Ее слово, ее статус здесь, перед лицом Легата и Инквизиции, не стоят и ломаного гроша. Она такая же обвиняемая, как и я.

Ловушка оказалась не просто хитрее — она была гениальна в своей подлости. Орловы не оставили нам ни единого шанса. Любое наше действие играло им на руку. Будем молчать — нас осудят. Попытаемся что-то сделать — станем государственными преступниками. Шах и мат. Приехали. Конечная, просьба освободить вагоны и приготовить шеи.

Внутренний холод, до этого бывший просто фоном, сжался в ледяной кулак где-то под ребрами. Страх? Нет. Ярость. Холодная, звенящая, безжалостная ярость на этих ублюдков, которые переиграли меня. Которые посмели меня, Михаила Котова, загнать в угол.

«Ну, суки, — прошипел я сквозь зубы так тихо, что не услышал бы и сам. — Вы хотели шоу? Вы его получите. Только вот в сценарии, похоже, придется внести пару правок».

Тишина в зале стала такой плотной, что ее можно было резать ножом и намазывать на хлеб. И в эту звенящую, наэлектризованную тишину, как ледокол, ломающий лед, вышел он. Барон Орлов-старший. Глава рода, главный паук в этой банке. Вышел не спеша, с достоинством патриарха, идущего на заклание. Рожа у него была — хоть сейчас икону пиши. Скорбь вселенская, праведный гнев, запрятанный в самые уголки глаз, и благородство, которым можно было бы, наверное, мосты строить. Актер, чтоб его. Станиславский бы поверил.