Абсолютная Власть 4 (СИ) - Майерс Александр

— Шансы у кандидата Базилевского… хорошие. Возможно, даже очень хорошие. Игнатьеву не слишком верят. Многие видят в нём предателя, бросившего графа Муратова в критический момент. Он может добиться голосов только с помощью подкупов, угроз и опоры на таких же, как он, подлецов. А большинство дворян, по словам князя, устали от войны и неопределённости. Они жаждут стабильности, которую олицетворяет Базилевский с его программой верховенства закона.

Островский стиснул рукоятку столового ножа. Вот именно. Закон. Порядок. Скучные, иллюзорные, но такие привлекательные для напуганных обывателей слова.

— К тому же, — продолжал посланник, — в Приамурье обострилась угроза с монстрами. Появились сообщения о скоординированных атаках под руководством…

— Плевать мне на этих монстров! — резко оборвал его Островский. — Рассказывай о людях.

Посланник вздрогнул, но сохранил самообладание.

— Так точно, Ваше Высочество. Если Базилевский победит… то реальную власть в Приамурье по факту приберут к своим рукам Градовы. Он их ставленник, теперь уже никаких сомнений. Род Градовых и их союзники всеми силами поддерживают Базилевского. Его победа станет их победой.

Вот оно. Самое страшное подтверждение опасений Романа. Если Базилевский победит, это станет первым шагом Градовых к абсолютной власти.

Этого нельзя было допустить. Ни за что.

В голове у Островского молнией пронеслись радикальные варианты. Убрать Базилевского. Устроить «несчастный случай». Дискредитировать его окончательно.

Но нет, не надо торопиться. Охотников уже на месте, и он не дурак. Любое чрезмерно грубое вмешательство будет выглядеть как паника и лишь подтвердит силу позиции Градовых. Нужен был более тонкий ход.

Нужно было усилить их противника.

— Слушай внимательно, — голос Островского вновь приобрёл ледяное спокойствие. — Я требую, чтобы мне устроили сеанс дальней связи с господином Игнатьевым. Срочно. Конфиденциально. Я должен поговорить с ним лично.

Посланник кивнул.

— Как прикажете, Ваше Высочество. Я обращусь к сильным призывателям из Академии. Связь будет установлена в течение суток.

— Хорошо. Ступай.

Островский жестом отпустил его. Посланник снова склонился и быстро удалился. Князь остался наедине со своими мыслями и с остывающим ужином.

Он взял вилку, снова наколол кусок мяса и отправил его в рот, медленно пережёвывая. Вместе с нежным филе он перемалывал и свои неприятные мысли, свою ярость, своё бессилие.

Игнатьеву нужна была помощь. Нужно было дать ему козырь, который позволил бы переломить ход игры. Какой именно? Это предстояло решить.

Игра входила в новую, ещё более опасную фазу. И Роман Островский был полон решимости выиграть её, чего бы это ему ни стоило. Потому что ставка была выше, чем просто власть над одной провинцией.

Ставкой была история. И его место в ней.

г. Владивосток

Утро в доме Базилевского начиналось с безупречного порядка. Солнечные лучи падали на идеально отполированную поверхность стола, на котором стоял фарфоровый сервиз с остатками завтрака — яичница, тосты, сливовое варенье.

Я пил зелёный чай, наслаждаясь моментом относительного спокойствия, в то время как Филипп Евгеньевич, сидя напротив, разбирал почту.

Прошло уже несколько дней с того вечера у Охотникова, но эхо его решения всё ещё витало в воздухе, сладкое и тревожное одновременно.

— До сих пор не могу поверить, Владимир Александрович, — Базилевский отложил в сторону какое-то прошение и посмотрел на меня. — Мгновенная реабилитация рода — это больше, чем мы могли надеяться. Я ожидал долгой бюрократической волокиты.

Я поставил чашку на блюдце с тихим звоном.

— Надеяться можно на что угодно, Филипп Евгеньевич. А верить следует лишь в логику и интересы. Совет Высших — не монолит. Если бы они были едины в своём желании видеть здесь марионетку, то не стали возиться с выборами. Просто назначили бы Игнатьева, нас с вами объявили смутьянами, а Градовых оставили в Чёрном реестре. Но всё произошло иначе.

Я отодвинул тарелку и облокотился на стол, оперев подбородок на сложенные руки.

— Значит, в Совете Высших идёт своя борьба. Одна фракция, вероятно, поддерживает Игнатьева как человека, который сможет выжать из региона максимум ресурсов, невзирая на средства. Другая, возможно, опасается, что его методы приведут к новому взрыву. И они решили дать шанс более предсказуемому варианту. Нам.

Базилевский кивнул.

— Вы думаете, они используют нас как противовес?

— Не совсем так. Они вынуждены опираться на мнение дворянства Приамурья. Значит, у Совета нет безраздельной власти здесь. Их собственные позиции недостаточно сильны, чтобы диктовать условия. Им приходится считаться с местной элитой. А это, в свою очередь, означает, что если вы, Филипп Евгеньевич, получите большинство голосов в Дворянском совете, то Совету Высших будет крайне сложно вас проигнорировать. Охотникову нужно продемонстрировать именно это — что за нами стоит реальная поддержка региона.

— Значит, всё сводится к старой доброй борьбе за голоса, — заключил Базилевский, снимая очки и потирая переносицу. — Что ж, здесь я чувствую себя увереннее. У нас есть серьёзный козырь — Гражданский совет. Простонародье всегда было против альянса Муратова. Война ударила по ним больнее всего — и по карману, и по сыновьям. А поскольку Игнатьев неразрывно связан в их глазах с Муратовым, то и отношение к нему соответствующее. Все видят, что он бросил своего покровителя, едва тот оказался в беде. Никакого доверия к нему нет.

— Это верно для простолюдинов, — заметил я. — Но дворяне мыслят иначе. Для них предательство — не клеймо, а инструмент. Многие из них сами не прочь предать кого угодно, если цена будет подходящей. Их интересует выгода. Торговые пути, доступ к ресурсам, льготы. Игнатьев мастерски играет на этих струнах. Он обещает им золотые горы и «особые условия». Нам нельзя расслабляться.

— И что вы предлагаете? — спросил Филипп Евгеньевич.

— Действовать на опережение. И быть готовым к тому, что Игнатьев попытается надавить на Гражданский совет.

В этот момент в столовую бесшумно вошёл Семён с небольшим конвертом на серебряном подносе.

— Письмо для вас, барон. От господина Кислицкого.

Я взял конверт, вскрыл его и быстро пробежался по кривоватому почерку нашего рыжего дипломата. Артём подробно отчитывался о своих встречах, о настроениях среди мелкого и среднего дворянства. И в конце был конкретный совет.

— Артём пишет, что вам, Филипп Евгеньевич, стоит лично навестить барона Сотникова, — сказал я, откладывая письмо. — Старик обладает огромным влиянием среди консервативной части дворянства. Он не любит Игнатьева за его «новомодные» методы и считает его выскочкой. Но он и к нам относится с подозрением. Личная встреча и демонстрация уважения могут переломить ситуацию. Он ещё не определился.

— Сотников… — задумался Базилевский. — Нужно будет подготовиться.

— А после этого, — продолжил я, — пожалуй, нам нужно действовать решительнее. Собрать весь Дворянский совет и вынудить их прилюдно проголосовать за кандидатов. Открытое голосование лишит Игнатьева возможности тайно манипулировать голосами. Каждый будет вынужден показать свою позицию. А учитывая, что преимущество пока на нашей стороне, тянуть нельзя. Чем дольше мы тянем, тем больше времени мы даём Игнатьеву на подковёрные игры. И тем больше пространства для манёвров получает Охотников.

— Вы опасаетесь, что князь может встать на сторону Игнатьева? — спросил Базилевский, нахмурившись.

— Я опасаюсь, что у него могут быть собственные интересы, о которых мы не знаем. Абсолютно непонятно, на чьей он стороне. Он действует в интересах империи, но что именно он считает этими интересами? Или, — я сделал паузу, — может, он даже сам решит стать генерал-губернатором? Вдруг ему понравится на этом месте. Зачем ему уезжать и оставлять всё в руках кого-то другого, если он может управлять сам?