Ученица мертвеца (СИ) - Федорова Любовь Борисовна

— Вот, — коротко представила свою работу по доставке Петра, сменив злой голос на покорный и елейный, и отошла в сторонку, передав веревку в чужие руки.

Белку снова дернули, закрутили, обернув несколько раз вокруг своей оси. Варежки у нее пропали в кутерьме последних суток, в ботинки набился и начал таять весенний мокрый снег, лицо саднило, голова кружилась от голода. Рук, связанных за спиной, Белка почти не чувствовала. Ее толкнули к общинному дубу и веревкой, которой Белка была обвязана, прикрепили к склонившемуся нижнему суку. Сняли веревку с плеч, продели под локти, затянули и забросили на ветку. Так, что ни вперед, ни назад. А если упадешь — повиснешь на локтях, словно на дыбе, вывернешь плечи.

Действовала семья споро и молча. Видимо, как было заранее уговорено. Белка даже сперва испугалась, что ее вот прямо сейчас захлестнут за шею и вздернут, словно разбойницу. Как вздернули когда-то без суда и следствия, деревенским самосудом, ее непутевого отца. Говорили, будто на этом же самом дубе. Так что, наверное, и на этой самой толстенной ветке — достаточно низкая, чтоб перекинуть веревку, достаточно толстая, чтоб могла выдержать вес человека, склоняется всего одна такая.

Но план у деревенских непокорных баб был иной. Похоже, что сложнее и страшнее, чем просто повесить.

Волнами накатывало непонятное отчаяние — от беспомощности, голода, холода, чужих, неверно решающих Белкину судьбу, рук. Когда с горя и усталости кажется, все равно, что будет, лишь бы оно скорей закончилось. Но Белка отгоняла это глупое чувство усилием воли. Нельзя сдаваться. Волков вызвала не Белка, Хрода загрызли не по ее повелению. И точка.

За несправедливое обвинение, тем более, за несправедливое осуждение на смерть — общинный дуб свидетель — кару понесет вся община. Нужно только собраться и как следует проклясть всех напоследок. Это можно сделать и в уме, не обязательно ругаться вслух. В общине должны это понимать. Есть такое приложение к старым сказкам, когда казнят невинного. На всех падет проклятье.

Как они будут жить дальше, если Белку кинут в костер вместе с телом Хрода, как велят древние традиции? Во искупление греха, для блага самого убийцы, чтоб посмертие его было благостным, без отпечатка беззаконного деяния, он должен сгореть в одном пламени с убитым. Тогда их прах перемешается, кости срастутся, грех возместится наказанием. И из костей отомщенного нельзя будет слепить некротический или какой другой конструкт. Равно как из костей содеявшего преступление. Деяния уравновесятся, и в мире, в том и в этом, воцарятся тишь да благодать… Вернее, уравновесились бы и воцарились бы, если б Белка и правда была виновата. Но ведь не выйдет!

И что тогда?

А собираются ли они жить дальше той общиной, которая сейчас есть? Она наполовину состоит из родственников Хрода, которых попрут с лучшей земли и из занятых построек. Святые словесники, как же все трудно. Что задумала Петра? Если ей теперь тут не жить, не ведет ли она себя по принципу «дом сгорел, зато тараканы сдохли»?

Впору было завыть сквозь тряпку. Что же творится? Как так можно? Где вызванный на выручку инспектор? Где помощник прокурора? Где хотя бы Кириак?..

А для костра тем временем уже разжигали смолу в чугуне, прикрывая огонь сверху крышкой. Оттуда будут палить факелы, чтобы поджечь сруб одновременно с четырех сторон. Посматривали в небо — слишком густо падают хлопья, если сруб разом не вспыхнет, значит, в жизни родственника все было неправильно, есть за ним большие нераскаянные грехи. А так подставлять Хрода нельзя. Нужно выждать, чтобы пламя горело ярко и ровно. Повременить, пока утихнет снегопад. А снег не утихал. Он, наоборот, усиливался. От этого бабы стали суетиться. Глядели в небо — почему оттуда им мешают? Нет ответа. Просто валит и валит снег. Небо против.

Бабы заговорили между собой. Им нужно было быстрее. Пока мужики не проспались, пока они с похмелья. По жестам и обрывкам фраз Белка поняла, что обсуждают, в том числе, и ее судьбу. Стряхнула с головы заботливо натянутый на нее Петрой капюшон. Прислушалась.

Она догадывалась правильно. Для баб — неясно, по чьим наветам и вракам — виновна в смерти учителя была она. Однозначно. Просто потому, что в деревне Белку будто бы знали как облупленную. Она виновата просто оттого, что жила отдельно, чем занималась, непонятно, и сала за шкуру еще детскими пакостями залила кое-кому немало. Особенно почему-то старшим Хродовым дочкам, которым всегда был нужен тот старый домик на отшибе, и внимание матери, и вообще непонятно было, чего Хродиха с этой разбойницей возится, прогнала бы еще малой в лес к волкам, и вся недолга.

А потом эта нахалка и захватчица еще и у Кощея училась. Чему Кощей может научить хорошему? Если и есть такое — только для вида, для отвода глаз. На самом деле взятое у него лекарство — воровство чужих сил и паразитирование на чужом здоровье. Медленно действующее проклятье. И мальчонка, которого эта так называемая лекарка к жизни вернула, с тех пор все болеет и чахнет, и мачеха Бури, которую девка после неудачных родов лечила, с тех пор забеременеть не может. Неспроста это все. Вражеский заговор очевиден. Был бы здесь сейчас законник, бабам было бы, что порассказать! За счет чего Кощей живет? У него уже не своя жизнь сейчас идет, а заемная. Вот с тех самых пациентов. Лекарка им одно лечит, другое калечит. Зря пытались откупиться от нее подношениями. Такие, как она, не понимают щедрости, не понимают хорошего отношения. Им нужны чужие жизненные силы, все больше и больше, как пиявке чужая кровь.

А уж живоволки — последняя капля в чашу деревенского терпения. Давно надо было с этим что-то решать не дожидаясь живодуш. Еще осенью. Еще, может, даже летом. Когда ясно стало, к чему дело с этим Кощеем клонится.

Так бабы между собой и решили — сжечь Белку вместе с Хродом самый правильный выход. И следы прибрать, чтоб прокурорский помощник, буде такой все-таки заявится, не нашел, куда девчонка исчезла. Натворила делов и сбежала со страху в лесную избушку, а там Кощей ее съел — он тоже добра не понимает и не помнит.

Городские все равно не соображают, как лучше всего решать деревенские проблемы. Если в деревню Кощей свои загребущие когти через ученицу протянул, судейскими бумажками да городским острогом дело не решишь. Нужны радикальные методы. Отсечь эти когти огнем. Так что…

Волки уйдут, лекарка пропадет, а с остальным в деревне как-нибудь разберутся. На место учителя экзамен надо сдать, вон, Петра сильная, кощееву лекарку заборола, ее поставим, она сумеет. Бывает такое, что школу возглавляет женщина? Бывает, чего ж не бывать. В городе вот вообще учителки — нередкое явление. Новое время не всегда плохо! Образование нужно для всех! А в деревне Школа баб чуть не вдвое больше, чем мужиков. Хрод девчонок учить не любил, редко принимал. А что, женщины не люди? Чего бы и не поставить главной бабу, будет справедливо…

Все им было ясно и понятно. И довольно просто. Весьма убедительно. Белка послушала и даже сама чуть не поверила, так складно они рассуждали. И пастушонок утопший действительно болеет после — у него и так-то легкие слабые были. И мачехе Бури Белка втихаря посоветовала пару лет не беременеть, пока здоровье не восстановится, и та дни считает. И учитель уж очень странный у Белки. Все про него знают, но никто не видел. И Хрод действительно девчонок в школу редко брал. Дело дрянь.

Может быть, ничего не получится из их планов, но они и себе придумали будущее, не только Белке и Кощею. А Петра стоит и лыбится чуть в сторонке от общей суеты. Контролирует Белку — то с прищуром глянет на нее, то, с довольной улыбкой, на погребальный сруб. Счастлива, что деда хоронят. Счастлива грядущим переменам и новым временам.

С очень большим трудом Белке удалось подавить панику. Она не повисла бессильно на веревке, не упала на колени. Она выпрямилась. Пока стеной валит снег, у нее есть время что-то изменить. Хоть на волос, но сдвинуть нереальную, глупую и несправедливую ситуацию. Как она так попала? Ведь она помочь хотела. Всем. Эх, люди… Что ж вы так обижаете друг друга, что за вами приходят живоволки. Впрочем, вам и живоволков не надо, вы и так друг друга неплохо жрете.