Сезон помидоров, или Пари на урожай (СИ) - Васина Илана

Двуличия? Опасных мотивов?

Или… может, пытается обнаружить связь с иномирянками?

— Будь ты мужчиной, — в голосе лорда звенит металл, — я бы позвал тебя в дознаватели. Есть в тебе нечто располагающее. Ты внимательно вслушиваешься в слова собеседника — и он говорит больше, чем собирался. Добровольно. Без всякой ментальной магии.

Я, не удержавшись, фыркаю. Дознаватель... Ну и темы у нас пошли! Театр абсурда. Пусть ещё в ловцы попаданок пригласит. Или сразу в их палачи направит — чего уж мелочиться!

— Как жаль, что я женщина. Женщины дознавателями не становятся.

— Мне не жаль, — отрезает он и тут же «плавно» перескакивает на совсем другую тему: — Что тебя встревожило, Клара?

— Когда?

— Только что. Я рассказывал про гибель Ириды, и твоё лицо изменилось.

— Неудивительно, что изменилось, — прикусываю губу, коря себя за эмоциональность. — Это страшная участь — вот так, сгореть заживо… Вам подлить ещё чая?.. Или, может, вам мяту заварить?

Увы. Моя попытка отвлечь его от темы не срабатывает.

— Значит, ты за погибшую Ириду переживала? Хм. А я подумал другое, — он неожиданно замолкает и неторопливо отпивает чай.

— Что вы подумали, милорд?

— Так. Ничего особенного.

Пожимает плечами, будто специально, чтобы меня подразнить. Мол, раз я не слишком откровенна, то на — лови ответку.

Наверно, будь я здесь на легальном положении, я бы спокойно восприняла его недомолвки. Но я живу здесь на птичьих правах, рискуя отправиться в пожизненную ссылку, и меня теперь вовсю одолевает тревога.

Вдруг он понял по моему поведению за ужином, что я попаданка? Но в чём я могла проколоться?

Пока варюсь в своих предположениях, он делает то, что я меньше всего ожидаю. Отодвигает от себя чашку, встаёт из-за стола и, поблагодарив за ужин, приказывает:

— Собирайся. Из вещей возьми самое необходимое. Дверь не запирай. Я скажу Эфимии навести здесь порядок после ужина.

Он выглядит как человек готовый действовать, потому что все необходимые решения уже принял.

Только вот он не объясняет, что решил насчёт меня?

Хочет отправить меня в монастырь? Потому что понял, что я попаданка?

Вот засада…

— Куда собираться? — трясу головой. — Я не пойду никуда... На ночь глядя… — я лишь хлопаю ресницами, глядя на его высокую, крепкую фигуру, занявшую пол моей кухни.

Как раз стоит между мной и дверью, отрезая путь к свободе.

От этой мысли паника сжимает горло, а перед глазами темнеет. На эмоциях я вскакиваю со стула и бросаюсь к выходу, — глупая, отчаянная попытка отстоять свою свободу! — но на втором шаге меня заносит, и я каким-то образом оказываюсь в руках Регальдиса — крепких, как стальные пластины.

Побег не удался, но он хотя бы не окончился позорным падением на пол.

— Ты ночуешь у меня, Клара, — низкий голос вырывает меня из адреналинового тумана.

Предположения, сбиваясь в какой-то безумный галоп, несутся по кругу. Ночь в доме Регальдиса. Под стражей, чтоб не сбежала. А на утро — отправит под конвоем в монастырь?

— Переночую у вас. А дальше что?

— Ты переживаешь за свою дальнейшую репутацию, — задумчиво тянет лорд. — Уверяю тебя, мои слуги не станут распускать сплетни. А даже если станут, это лучше, чем ночной визит разъярённого Дэшфорда. Так ведь?

Он ловит мой взгляд, и, удерживая зрительный контакт, вопросительно приподнимает бровь. Теперь наступает моя очередь изумляться.

— Почему вы думаете, что Дэшфорд нанесёт мне ночью визит?

— Я не думаю, а знаю.

Прежде чем успеваю спросить, откуда он знает, Регальдис многозначительно опускает указательный палец на мои губы. Разворачивает и мягко подталкивает в спальню. Мол, меньше слов — больше дела, говорливая дева!

Вопреки его желанию я застываю на пороге.

Мне не до сборов.

Минуту назад я была уверена, что моё происхождение раскрыли. Было жутко. Как-то не хочется пережить ещё парочку подобных стрессов, переехав на ночь к Регальдису.

Вместо того, чтобы шагнуть в спальню, поворачиваюсь к нему и решительно заявляю:

— Спасибо за приглашение, милорд. Но я решила ночевать дома.

Последнее, что я помню, — как он медленно подходит ко мне, с укором качая головой:

— И откуда в тебе столько упрямства, Клара?

Хочу колкостью ответить, но странное дело. Чем ближе он подходит, тем сильнее расплывается мир перед глазами. Будто в мозгу кто-то фокус сбивает, и сознание, как зачарованное, ускользает в темноту. Следующие слова до меня доносятся, будто из тумана:

— Я полагал, в приюте быстро отучают от упрямства...

Глава 49

Эфимия

Со злостью сжимаю кулаки и шиплю, глядя на грязную посуду. Даже не верится, что со мной это происходит.

Милорд приказал мне убраться.

Мне. В её. Кухне.

А сам при этом нёс змею приютскую на руках в свою спальню. Как королеву! И держал так бережно, с такой осторожностью, что меня чуть не затошнило.

В тот момент я поняла, почему перед своим уходом он велел поменять бельё на своей кровати. Надеялся на яркое завершение встречи. Ну и пусть. Пусть он её отымеет сегодня и охладеет наконец! А уж я добьюсь к себе особого отношения.

С трудом удерживаюсь от соблазна смахнуть со стола посуду. Две грязные тарелки, ложки и пара фарфоровых чашек с чаинками на дне будто издевательски мне подмигивают. Нашёптывают историю любовного ужина…

Убирать немного, но как же это унизительно! Будто моё лицо вместо половой тряпки используют.

Наверняка эта приютская зараза специально подговорила герцога отдать приказ, чтобы мне насолить.

Не удержавшись, раздражённо пинаю деревянную стену, один в один похожую на трактир, в котором я выросла. Сразу картинки из прошлого лезут в голову. Причём самые неприятные. В деталях.

Мне исполнилось шесть лет, когда отчим протянул мне шкатулку из вишнёвого дерева. На его испитой физиономии застыла хитрая улыбка. Я сразу почуяла, что меня ждал подвох.

Но выглядела коробочка солидно: резные узоры, лаковое покрытие. Не новая, но хорошо сохранилась. Мне казалось, внутри прячется нечто восхитительное. Вроде старинной карты или книги о чужих мирах.

Помню, с каким трепетом я оттягивала момент открытия. Гладила дерево. Изучала со всех сторон. А стоило откинуть крышку — и оттуда с громким, мерзким хихиканьем выпрыгнул блестящий бесёнок на пружине. Эту хитрую, громкую вещицу отдал отчиму проигравшийся постоялец. В качестве оплаты за постой.

Я тогда чуть не разревелась от разочарования, но вида не показала. Мелкая была, а уже сообразительная. Под хохот отчима и громко бьющееся сердце заставила себя пролепетать:

— Забавная. Только страшная немножко.

— Вот и славно! — вздохнул довольно. — Я этого божка спрячу. Будет нам злых духов отпугивать. Иногда буду тебя им пугать. А что?.. Ты сама, Эфка, как злой дух. Вроде и рожей вышла, и не дура совсем уж, а глазища дерзкие больно. Так что будет тебе уроком. Чтоб не зыркала, а почаще в пол смотрела. Да чтоб слушалась лучше.

Даже так? Я, конечно, глазки в пол опустила, но бесёнок тот гадский стал моим личным врагом. Проследила, как отчим спрятал шкатулку под ступенькой лестницы. Дождалась, пока из его спальни не начал раздаваться раскатистый храп, и тихо прокралась к тайнику. Вытащила шкатулку на задний двор и с размаху долбанула об камень. Мне, малявке, удалось так рассчитать силу удара, что она не рассыпалась на части. Поломанную вещицу засунула обратно в ступеньку.

А через несколько дней отчим обнаружил поломку и пригорюнился.

— Победили злые духи нашего божка, Эфка, — пробормотал он и махнул кулачищем. — Ну и бес с ним. Значит, дохлым был тот божок, раз не справился с духами. Спалю в очаге, раз его не продать даже.

Я в тот день слушала и кивала.

Потому что с детства умела включать мозги и не подставляться.

Клара Мэнфилд — очередной бесёнок в моей жизни.