Девушки бури и тени - Нган Наташа

Через 2 часа я возвращаюсь к руинам, измученная, продрогшая – и в одиночестве. Остальные ждут меня. По выражению лица Меррина ясно, что он тоже не нашёл ни единого выжившего.

Единственное, что остаётся делать, – это похоронить трупы. В северных провинциях касты кремируют умерших, чтобы их души отправились на небо. По той же причине южные ихаранцы хоронят мёртвых, возвращая души земле, а их ци возвращается земле, которая её им одолжила. Поскольку трупы уже обгорели, остаётся только очистить пространство вокруг них, чтобы хоть немного облагородить останки. Нитте и Бо пришла в голову идея укрыть тела свежими листьями. Хиро возносит молитву, в его слова вплетена нотка магии, от которой воздух мерцает, дым рассеивается, позволив лучам золотого солнечного света проникнуть внутрь и залить светом разрушенный дом.

Когда мы уезжаем, я замечаю флаг, поднятый за руинами и развевающийся на ветру – чёрный бычий череп на алом шёлке.

Тут нет ничего удивительного. Я поняла всё с той минуты, как Нитта сказала, что почувствовала запах дыма, и едва я увидела тёмные клубы, поднимающиеся вдалеке. И всё же гнев всё равно проникает внутрь, отдаваясь глухим стуком где-то внутри, когда я думаю обо всех загубленных Королём жизнях, о безрассудном самодурстве его жестокого правления.

Только когда мы возвращаемся в экипаж — Майна настаивает, чтобы на этот раз я поехала с ней, а Цаэнь отправляется к Нитте и Бо, чтобы мы могли побыть одни, пока она залечит волдыри на моих ладонях, — меня осеняет догадка.

Рисовое поле. Северное Шому.

Её имя врывается в разум с такой силой, что я задыхаюсь, согнувшись пополам.

Аоки.

Семья Аоки занималась выращиванием риса. Семья Аоки жила в северном Шому. Аоки, моя подруга, моя милая, прекрасная подруга, которая осталась во дворце с Королём, которому известно, что его предала её подруга.

– Подожди! – кричу я, колотя по стенке кареты позади себя.

Стрела останавливается.

– Леи? – спрашивает Майна. – Что случилось?

Я выскакиваю из кареты, не отвечая. Я подхожу к передней части, где Стрела фыркает и нетерпеливо потряхивает гривой. Смущённый Меррин сидит на скамейке для наездников, держа поводья в когтистых руках.

– Когда вы летели, – спрашиваю я, – когда вы были в небе, вы видели озеро к востоку отсюда? В форме сердца?

– А что? – кивает он.

Вой сам вырывается из горла. По крайней мере, так мне кажется: как будто звук исходит прямо из глубины тела и с трудом пробивается наружу, срываясь с моих губ со всей болью и ужасом, которые приносит его ответ.

Я падаю на колени.

Ещё во дворце, в одну из чудесных ночей, когда мы болтали в наших комнатах, перекусывая сладостями, которые Лилл украла для нас с кухни, Аоки рассказала о своём доме на рисовом поле. Как летом она с тремя сёстрами купалась нагишом в озере в форме сердца к востоку от своих полей, веря, что это принесёт им удачу в любви. Если только здесь нет другого рисового поля, точно такого же, как это, то это её дом.

Её разрушенный дом.

Её убитая семья.

Из горла вырывается прерывистое дыхание. Вокруг меня какое-то движение: хлопают двери экипажа, обеспокоенно бормочут остальные. Кто-то присаживается на корточки рядом со мной. Я напрягаюсь, когда Майна кладёт руку мне на спину.

Слёзы утихают не сразу. Проходит несколько минут, прежде чем я могу выпрямиться и отдышаться.

Майна нерешительно наклоняется.

– В чём дело, Леи? – тихо спрашивает она.

– А-Аоки, – выдыхаю я.

Её глаза расширяются. Она резко оборачивается и смотрит на дымящиеся руины.

– Не здесь! – говорю я, понимая, о чём она, должно быть, подумала. – Но... это её дом. Это... она отсюда родом.

Глаза Майны вспыхивают. Затем они расплываются, эти тёплые коричневые радужки, кажется, выходят за границы по мере роста.

– Мне очень, очень жаль, – шепчет она.

Я хватаю её за руки. Она сжимает их, прижимаясь ко мне, а в груди разгорается сильный жар. Я говорю очень осторожно:

– Мы заставим его заплатить за это, Майна. За Аоки.

Её взгляд становится жёстче. Она отводит взгляд, по её лицу проходит болезненная судорога.

Она медленно помогает мне подняться на ноги. Никто из остальных не задаёт вопросов о том, что только что произошло, и не допытывается дальнейших подробностей. Мы молча возвращаемся в кареты. Следуя за Майной внутрь, я слышу, как Бо шепчет Нитте:

– Кто такая Аоки?

Гнев струится по венам. Действительно, кто она такая? Весь мир должен знать, кто она такая. Моя храбрая, прекрасная подруга, которая своей добротой и жизнерадостностью помогла пережить самые тёмные времена в жизни. Которая сияла, как факел в ночи.

Я смотрю на Бо. Ветер, смешанный с пеплом, развевает волосы вокруг моих щёк.

– Аоки – моя лучшая подруга, – говорю я ему. – Она одна из самых добрых, великодушных и храбрых девушек, которых я знаю, – мой взгляд переходит к Майне, и яростно добавляю: – А я знаю многих.

Когда мы прибываем на луга Фухо, солнце уже садится. Золотистый свет заливает волнистые равнины. Неудивительно, что этот регион прозвали Янтарным Морем – здесь ветры колышут траву, и воздух наполняется журчанием, похожим на шум бегущей воды, а мягкие изгибы холмов, имитирующие прибой, окрашены в золотой цвет. Но когда я смотрю в окно, в глазах пусто, воспоминания заменяют прекрасный пейзаж пеплом и разрушениями, а привкус свежей травы – привкусом дыма и горелой плоти.

Полчаса спустя мы останавливаемся и разбиваем лагерь. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, его рассеянный свет золотит наши темнеющие силуэты, когда мы выходим из экипажей. Все спокойно приступают к работе. Меррин устанавливает палатку вместе с Бо, а Цаэнь отправляется на патрульную прогулку, чтобы убедиться, что периметр свободен, прежде чем Хиро и Майна сотворят свою магию. Хиро помогает Нитте с костром. Успокаивающее потрескивание пламени дополняет свистящий порыв ветра на лугах.

– Поможешь мне позаботиться о лошадях? – спрашивает Майна, беря меня за руку.

Я рассеянно киваю, и она ведёт меня туда, где мы привязали Стрелу и Люну. Их головы опущены, они тычутся носами в траву и издают свои сладкие лошадиные звуки – тихое фырканье и ржание. Она протягивает мне пригоршню твёрдых лепешек размером с монету. Когда она протягивает их Стреле, та их тут же обнюхивает.

– Их мне дали люди Белого Крыла из караулки, – объясняет она. – В них финики, жареный арахис и немного витаминного порошка, чтобы восстановиться после долгой езды.

Я протягиваю горсть Люне. Она поглощает угощение, несколько раз шмыгнув тёплой мордой. Выпустив влажную струю воздуха, она поднимает нос к моему лицу, как будто я могу что-то скрыть от неё. Я слегка улыбаюсь ей, проводя рукавом по лицу.

– Спасибо, Люна.

– Леи, прости меня, – внезапно говорит Майна, заставляя меня поднять глаза.

– За что?

– За это, – её плечи напряжены. – За всё. Я просто хочу, чтобы ты знала, что мне жаль. Я хочу, чтобы ты была счастлив, а вместо этого ты... видишь подобные вещи.

Она резко двигается в темноте, прохладные руки нащупывают мои, её лицо так близко, что я чувствую её морской запах – этот аромат я помню так хорошо, что могу вызвать его в памяти, как цвет или какую-нибудь детскую мечту, укутываясь в него, как в любимое одеяло.

– Я так люблю тебя, Леи, – шепчет она, – и после всего этого я обещаю, что проведу остаток нашей совместной жизни так, чтобы ты была счастлива. Каждый божий день.

– Кажется, этого придётся ждать ещё долго, – мои глаза блестят.

Майна сжимает мои пальцы, в её голосе снова появляется твёрдость.

– Один клан мы уже привлекли. Остаётся ещё двое, и тогда у нас будет сила, необходимая для свержения двора. Скоро всё закончится.

Я думаю об Аоки. О её семье.

О своей семье.

– Кое у чего нет конца, – говорю я.

И без единого слова — потому что она понимает, что нет слов, которые могли бы это исправить, потому что она понимает, что я говорю правду, что некоторые раны слишком глубоки, чтобы когда-либо зажить, и остаётся просто жить с ними, любить тех, кто рядом, признавать их боль, когда ты касаешься их ран, а затем просто продолжать жить дальше, — Майна притягивает меня к себе. Её руки тёплые и сильные. Я поворачиваюсь к ней щекой, и она кладёт голову на мою, прикасаясь губами к моим волосам.