Двойник короля 17 (СИ) - Скабер Артемий

Отлично… Мы свернули в сторону от основной дороги. Поскакали дальше — к холмам, едва различимым на горизонте.

Часов пять до самого вечера неслись без остановки. Кони выбивались из сил, пот стекал с их тел, превращая шерсть в мокрые сосульки. Бока ходили ходуном, втягивая и выпуская воздух с хрипом. Глаза тусклые, с красными прожилками — результат напряжения и усталости.

Галбэрс дышал тяжело, но держался лучше остальных. Я чувствовал его силу, его выносливость — не просто скакун, а настоящий боевой товарищ, способный выдержать испытания.

Когда уже ни хрена не видно было, когда солнце скрылось за горизонтом, а небо из голубого стало тёмно-синим, остановились у ручья. Место казалось безопасным. Заросли кустарника, небольшая низина, скрытая от посторонних глаз, журчание воды, заглушающее звуки нашего лагеря.

Монголы тут же кинулись поить и мыть лошадей. Смывали пот и пыль, осматривали копыта, шептали что-то успокаивающее на ухо своим скакунам. Предложили и мне. Ну как… Что-то говорили, указывали на моего скакуна, жестикулировали, проводили руками по воздуху, имитируя чистку.

Слез и отдал поводья одному из них. Ноги подгибались от усталости, мышцы спины и бёдер превратились в один сплошной комок боли. Долгая скачка сказывалась даже на моём тренированном теле.

Я снял шаманку с седла. Она уже не сопротивлялась так яростно — измотана дорогой, обожжена солнцем, истерзана верёвками. Но взгляд по-прежнему дикий, полный ненависти, словно пламя, которое невозможно погасить.

— Жаслан, скажи, чтобы они не пялились! — крикнул, заметив, как все монголы уставились на обнажённую девушку. Взгляды — жадные, оценивающие, не скрывающие интереса.

Монгол перевёл, рявкнул что-то резкое. Тут же все отвернулись, демонстративно занявшись своими делами.

Я глянул на свою шаманку. Тонкая талия, плоский живот, небольшой пушок внизу живота. Вся красная то ли от того, что лицом вниз ехала несколько часов, то ли от стыда. Но даже обнажённая, связанная, она держалась с достоинством. Спина прямая, подбородок приподнят, глаза смотрят прямо, не опуская взгляд, не показывая слабости. Стоит, зло глядит на меня. Губы поджаты в тонкую линию, руки сжаты в кулаки так, что побелели костяшки. Гордая, несмотря на положение. Может, потому что задница болит?

А вообще выходит, что я заботливый господин? Как бы она скакала с дырой в мягком месте? Получается, идеально её разместил. Вот только девушка, похоже, не оценила моей внимательности к её ране.

Достал из пространственного кольца одежду — ту, что давали нам в поселении Сухе. Простая, но чистая — рубаха из грубой ткани, штаны, подпоясанные верёвкой, короткий жилет. Кинул монголке. А она, дрянь такая, не поймала. Просто всё ударилось в неё и скользнуло вниз. Девушка стояла демонстративно, вызывающе, словно говоря: «Я лучше останусь голой, чем приму от тебя что-либо».

Что-то заговорила. Быстро, со злостью, будто извергая поток лавы. Фразы сыпались, как град, острые, колючие, ядовитые. Не понимал ни слова, но интонация говорила сама за себя — проклинает меня на чём свет стоит. Глаза сверкали, руки дрожали, каждый мускул тела выражал ненависть и презрение.

— Алтантуяа… — улыбнулся Жаслан, подходя ближе. Его глаза блестели от затаённого веселья, словно всё происходящее доставляло ему особое удовольствие. — Проклинает тебя. Взывает к духам с мольбами, чтобы её забрали. Она, дочь шамана Алага, а обесчестил какой-то чужак.

Надо же, какая драма. Будто я её не спасал, а наоборот. Только что уберёг от стрелы в заднице и неминуемой смерти.

— Скажи ей, чтобы заткнулась, оделась и привязала себя к тому дереву, — попросил я своего нового «друга», указав на старый дуб неподалёку. Ствол толстый, ветви раскидистые — идеальное место для того, чтобы держать пленницу.

Девушка услышала, сузила глаза, хотя, кажется, куда уже, и топнула ногой. Пыль взметнулась маленьким облачком. Что-то ответила — резкое, короткое, явно непристойное. Тон был таким, что даже без перевода стало ясно: это не просто отказ, а оскорбление.

— Тебе предложили запихать все свои просьбы в одно место, — улыбнулся Жаслан, ему, похоже, это нравилось. Глаза монгола искрились смехом, в уголках губ затаилась усмешка.

За нами может быть погоня, а он тут стоит развлекается. Весельчак, мать его… Эта девочка решила, что Изольда была страшной? Улыбнулся. Ведь проблема даже не в том, что она не понимает, кто её спас, а в том, что не осознаёт, насколько сейчас уязвима.

Морозные паучки появились за моей спиной. Сделал пасс руками, чтобы выглядело так, будто это я. На самом деле управляю мысленно, но зрелищность не помешает. Ладони очертили в воздухе сложную фигуру, пальцы двигались в странном, завораживающем танце. Глаза сосредоточенно сузились, брови сошлись на переносице в выражении глубокой концентрации.

Морозная паутина начала облеплять её тело. Тонкие серебристые нити появились из воздуха, словно соткались из ничего. Они двигались с разумной целеустремлённостью, оплетая шаманку. Сначала ноги, потом живот, грудь, руки — каждая нить при соприкосновении с кожей шипела и превращалась в тонкую ледяную корку.

Как и полагается джентльмену, скрыл все прелести девушки во льду. Тонкий, но прочный панцирь покрыл её от шеи до пят, переливающийся голубоватыми искрами в свете уже появившейся луны. Одну голову оставил свободной, и кляп в рот — ледяной шарик, заставивший её замолчать.

Глаза шаманки расширились от ужаса, губы начали синеть. И всё же даже сейчас, скованная льдом, с кляпом во рту, она не сломалась. Во взгляде плескалась ненависть, смешанная с чем-то ещё.

— Жду! — повернулся к Жаслану, давая понять, что пора обсудить наше положение.

Голос звучал спокойно, но в нём слышались стальные нотки. Я устал от выходок шаманки и не собираюсь больше тратить на неё время.

Жаслан отошёл от ледяной статуи с живой головой. Его глаза всё ещё блестели от сдерживаемого смеха, но лицо приняло серьёзное выражение. Момент забавы прошёл, пора заняться делами. Он опустился на корточки рядом со мной, понизив голос до шёпота.

— В город прибыл отряд, — начал монгол, машинально поглаживая рукоять кинжала на поясе. Мозолистые пальцы скользили по резной кости с привычной небрежностью. — Он прятался и ждал. Судя по тому, что я слышал, Бужир с отцом мертвы, и их убил ты.

— Нет, — помотал головой.

— Я так и понял, ты бы не возился иначе, — подмигнул мужик, и в этом промелькнуло нечто большее, чем простое понимание. Словно он оценил мой подход: зачем убивать, если можно использовать? — Попытаются на тебя всех собак повесить. Усложнить нам путь к Хунтайжи. Не думал, что так рано начнут действовать.

— Рад за тебя, — прервал его размышления.

Лицо осталось бесстрастным. Ночь не будет вечно скрывать нас, а погоня не стоит на месте.

— Дальнейшие действия? Какие варианты? Планы «А», «Б»?

— За нами послали братьев, — Жаслан понизил голос до хриплого шёпота, словно сами стены леса могли услышать. Глаза монгола стали серьёзными, взгляд — жёстким. — Но я видел, что ты сделал. Пару часов это нам выгадало. Сейчас направимся к столице через одно неприметное место.

— Какое? — интуиция моментально напряглась.

— Большое капище, — улыбнулся монгол. — Очень опасное. Никто никогда туда не сунется.

— Кроме шаманов, — добавил, внимательно наблюдая за реакцией.

— Кроме шаманов, — кивнул Жаслан. Его кадык дёрнулся, когда он сглотнул. — Будут искать нас на других путях. Поэтому день-два выиграем, а там дальше до столицы рукой подать. Раз, и мы на месте. Главное, чтобы шаманов туда не согнали. Но мы будем раньше.

Помассировал лицо. Кожа шершавая от пыли, щетина колется. Преследование, большое капище, призраки, шаманы. Хитрые планы — это не их конёк. Что может пойти не так? Скорее, вопрос в том, что пойдёт так…

— Что за старик? — задал следующий вопрос. Седой шаман, который всё испортил. Тот, кто видел моих паучков и зарубил Бужира с отцом одним магическим ударом.