Князь: Попал по самые помидоры (СИ) - Фокс Гарри

Мы ринулись в темноту, к месту, где были оставлены наши лошади, молясь, чтобы «План Б» включал в себя не только бегство, но и какое-нибудь спасение.

Внутри купальни:

Лира, тяжело дыша, повернулась к оставшимся. Ее взгляд упал на пожилого управляющего, который пытался незаметно слиться со стеной, держа в дрожащих руках свою папку с бумагами. Он был бледен как полотно.

Лира медленно подошла к нему. Ее когти тихо цокнули по мокрому полу. Она встала перед ним, заглядывая в глаза. Аметистовый взгляд был холодным и неумолимым.

Управляющий затрясся. Он поднял руки в защитном жесте, его голос сорвался на визгливый писк:

— Я все расскажу! Все-все скажу! Не бейте! Они… они тут были! Много девушек! Голых! И князь… он… он… — он заикался, тыча пальцем в сторону теперь уже пустой купели и моего брошенного халата, — … он был с ними! И этот толстый! Они… они тут… духовно обогащались! Я видел! Но они мне пригрозили! Сказали молчать! Не бейте, умоляю!

Лира не сказала ни слова. Она лишь медленно, с наслаждением, провела когтем по его щеке, оставляя тонкую красную царапину. Потом развернулась и пошла к выходу, ее хвост бил воздух, как плеть. Ирис и Элиана бросили на перепуганного старика уничтожающие взгляды и последовали за ней.

Управляющий остался стоять, дрожа, с папкой, прижатой к груди, как щит. На его лице застыло выражение полного, абсолютного «Бедный…князь». Он понял: «духовное обогащение» князя только что обернулось для него очень реальной проблемой.

Глубокий вдох. Сладкий, пьянящий аромат свободы и хвои. Мы с Годфриком, как два потрепанных, но довольных бандита, стояли на горном уступе, глядя вниз на долину, где маячили огоньки «Каменного Сердца». Кошковоины? А, те самые, что ринулись в погоню? Моя драконья ярость, вспыхнувшая коротким, ослепительным шаром пламени перед их мордами, заставила их отпрянуть как ошпаренных. Они зашипели, почесали когтями землю, но не посмели приблизиться. Дракон, даже отдыхающий, — это не игрушка. Особенно когда его прерывают в момент… духовного обогощения.

— Мы будем жить здесь, милорд! — Годфрик, все еще тяжело дыша, раскинул руки, будто обнимая горы. Его лицо сияло мечтательной решимостью. — В горах! Они нас не достанут! Соберем лучших воинов! Построим новый город! Свободный! С банями! И с… эээ… духовно-обогатительными учреждениями для трудящихся!

Я посмотрел на него, как на благородного, но слегка тронутого умом идиота. Горный ветер трепал мои мокрые от пота волосы.

— Дурак что ли? — фыркнул я. — Эти земли — мои. Все до последнего камня. Они пофырчат немного, повоют… — я махнул рукой в сторону поместья, — … да успокоятся. Наверное… — В голосе прозвучала тень сомнения, но я быстро прогнал ее. — Ладно, Годфрик, хватит мечтать. Надо возвращаться. Нечего тянуть кота за… — я запнулся, вспомнив, кто нас только что гнал, — … ох, ладно. Пошли. Тихо.

* * *

Наступила ночь. Поместье «Гнездо Дракона» спало, погруженное в тревожную тишину. Калитка предательски скрипнула, словно крича «предатели вернулись!». Дверь в холл открылась с глухим стуком, гулко отозвавшимся в пустоте. Годфрик, крадучись, как заправский шпион (что с его габаритами было эпично смешно), махнул мне рукой и скрылся в темноте коридора, ведущего к его покоям. «Храни тебя Роксана», — мысленно пожелал я ему удачи.

Я двинулся к своим покоям. Шел на цыпочках, прислушиваясь к каждому шороху. Ни души. Никаких ядовитых камеристок, никаких розовоухих фурий, никаких бирюзовых взглядов, полных мстительного торжества. Пусто. Тишина. Спали, мои хорошие. Устали от гнева. Завтра подуются, покидаются тарелками… и все будет хорошо. Начнем готовиться к свадьбе. С новыми силами. И с… слегка пошатнувшейся репутацией.

Я вошел в свою опочивальню. Тяжелая дверь бесшумно закрылась за мной. Темнота. Знакомый запах дорогих духов, кожи и… усталости. Я сбросил мокрый, пропахший потом и горным ветром камзол прямо на пол. Плюхнулся на огромную кровать с громким вздохом облегчения. Усталость накрыла меня тяжелой, теплой волной. Мышцы ныли приятно, глаза слипались. Я протянул руку, нащупывая одеяло…

И замер.

В углу комнаты, там, где глубокие тени сливались с гобеленом, горели два узких, вертикальных зрачка. Желто-зеленых. Как у хищника. Злобных. Неподвижных. Смотрящих прямо на меня.

Сердце екнуло, но мозг, затуманенный усталостью и остатками горного кайфа, лениво отмахнулся: Глюк. Сон. Нервы. Кошка дворовая забрела…

Я не придал значения. Ошибка. Роковая ошибка.

— Дорогой… — голосок прозвучал в темноте. Тихий. Мурлыкающий. Сладкий, как сироп, и острый, как бритва. — Нам нужно серьезно поговорить…

Я не успел даже вскочить. Тень отделилась от стены и легким, бесшумным прыжком очутилась на кровати. Я почувствовал, как тонкие, но сильные ножки обвивают мою талию, как пушистый хвост обвивается вокруг моей ноги, прижимая ее к матрасу. Холодная, гладкая кожа прижалась к моему боку. Запах… ее запах. Дикой розы и чего-то опасного.

— … устал, мой сладкий? — ее шепот обжег ухо. Губы, мягкие и прохладные, коснулись мочки. — Всех шлюх наверное отымел? Да? Утомительно же…

Ледяной ужас пронзил меня. Не глюк. Не сон. Это была она. Настоящая. Здесь. В моей постели. В кромешной тьме. И ее когти… я почувствовал их острия, едва касающиеся кожи у моего виска.

— Это сон… — прошептал я в отчаянии, крепко зажмурив глаза, как ребенок, надеясь, что чудовище исчезнет. — Это дурной сон…

Холодный, мурлыкающий смешок прозвучал прямо над моим лицом.

— Ну же… — ее голос стал жестче, металлическим. — Открой глазки, Артур. Я хочу посмотреть… — пауза, наполненная леденящей ненавистью, — … В ТВОИ БЕССТЫЖИЕ ГЛАЗА!

Ее рука, быстрая как змеиный удар, впилась мне в волосы и резко дернула голову назад, заставляя открыть глаза. В темноте, всего в сантиметре от моего лица, горели ее аметистовые зрачки — узкие, безумные, полные обещания такой «серьезной беседы», от которой кровь стыла в жилах. И где-то рядом, в дверном проеме, я уловил едва слышный шорох и знакомый, ледяной аромат Ирис. И… горьковатый запах штормгардского можжевельника. Элиана. Они были тут все.

Пиздец. Он наступил. Не за горами. Прямо здесь. В моей постели. И начинался он с мурлыканья разъярённой кошки, готовой выцарапать мне душу через глазницы.

Темнота комнаты сгущалась, пропитанная ее запахом — дикой розы и опасности. Моя невинная улыбка повисла в воздухе, как жалкая попытка шута перед палачом.

— Ой, — пробормотал я.

— Ой⁈ — усмехнулась Лира, ее голос был лезвием, обернутым в бархат. Ее хвост, пушистый и тяжелый, начал медленно, методично вилять из стороны в сторону, каждый раз с глухим шлепком ударяясь о шелковое покрывало. — Ой, говоришь? От тебя так воняет дешевыми духами и чужими соками, князюшка! — Она наклонилась, ее холодный носик ткнулся мне в шею, затем пополз вниз по груди. Шершавый, горячий кошачий язычок скользнул по моей ключице, оставляя влажный, жгучий след. — Может, скажешь что-нибудь? — прошептала она прямо в кожу, и в ее голосе звенели слезы гнева. — Что-нибудь… умное? Оправдательное?

— Прости? — выдавил я, пытаясь отстраниться, но ее ноги, обвившие мои, были как стальные капканы.

Шлеп!

Горячая пощечина обожгла щеку. Не просто больно — унизительно. Я аж прикусил язык. В темноте я увидел, как ее аметистовые глаза, совсем близко, наполнились влажным блеском. Она резко вытерла их тыльной стороной ладони, смахивая предательские слезы, а затем… наклонилась и тем же шершавым языком прошлась по только что отшлепанной щеке. Облизала. Как рану. Как метку.

— Вот скажи мне, — ее голос дрожал, но не от слабости, а от сдерживаемого урагана, — какого черта ты поперся с этим ходячим пивным бочонком⁈ А⁈ — Ее пальцы впились мне в плечи. — Тебе нас МАЛО⁈ Я же… я же разрешила тебе иметь эту… Элиану! — Она кивнула в сторону двери, где стояла ошеломленная бирюзовая воительница.

— Так! Я не поняла⁈ — возмущенно вскинулась Элиана, ее голос прозвучал резко в тишине. — «Иметь»? Я не вещь!