Место было бойкое торговая артерия между человеческими землями и гномьими поселениями. Купцы, путешественники, искатели приключений, наемники останавливались здесь на пути в горы или обратно. А еще гномы те из них, что не чурались общества «человеков», как они презрительно, но без особой злобы называли людей.
Марк прожил здесь почти пятнадцать лет, наладил дело, даже разбогател по местным меркам. Гномы уважали его мастерство и не лезли в душу, люди ценили качественную еду и крепкие напитки, а он мог спокойно заниматься любимым делом в свободные часы. Казалось, жизнь наладилась.
И вдруг он умер. Утром его нашли на кровати с мирным лицом, словно он просто заснул и не захотел просыпаться.
Оставив дочери, которую почти не знал, единственное наследство — эту самую харчевню со всем ее содержимым, включая тайную мастерскую в подвале.
Мей приехала сюда месяц назад, как только дошла весть о смерти отца. Наивная, мечтательная девчонка, воспитанная тетушкой Мартой на сказках о героических приключениях и благородных поступках. В голове у нее были романтические представления о том, как она продолжит дело отца, как докажет всем, что тоже на что-то способна.
Реальность оказалась жестокой.
Люди на торжище работать в харчевне не торопились. Для них это было чем-то вроде почетной ссылки — служить среди гномов, терпеть их грубоватое пренебрежение и жесткие шутки. Мало кто хотел жить на краю цивилизации, окруженный горцами, которые видели в человеке существо низшего порядка.
А гномихи, женщины подземного народа, прислуживать своим же соплеменникам принципиально отказывались. Это противоречило их представлениям о чести и достоинстве. Более того, они крайне редко покидали свои подземные чертоги — их жизнь проходила в глубинах гор, среди бесконечных туннелей и пещер, освещенных магическими кристаллами.
В результате Мей билась в одиночку целый месяц, пытаясь и готовить, и убирать, и обслуживать посетителей. Готовила плохо — в деревне этим занималась тетушка Марта. Убирала кое-как — сил не хватало на большое помещение. Обслуживала медленно и неумело, путаясь в заказах и роняя тарелки.
Посетители быстро поняли, что новая хозяйка — зеленая девчонка, и начали этим пользоваться. Недоплачивали, грубили, некоторые пытались уходить, вообще не расплатившись. Силы таяли, деньги заканчивались, а долги росли.
И тогда Мей приняла тяжелое решение — подала объявление в «Либренский вестник», решив продать харчевню. Пусть за полцены, пусть с убытком, но зато она сможет вернуться в деревню к тетушке Марте, к привычной, понятной жизни.
Покупатель нашелся быстро. Человек по имени Гарет Стальдорн, торговец из Либрена, имевший дела с гномами и знавший цену хорошему расположению. Он изъявил желание купить «Трех тараканов» под постоялый двор для своих караванов. Предложил сумму не такую большую, как хотелось бы, но достаточную, чтобы Мей могла расплатиться с долгами и начать новую жизнь.
Встреча была назначена на завтра — то есть на сегодня.
И вчера вечером, накануне этой важной встречи, в харчевне началась драка.
Обычное дело, в общем-то. Гномы народ горячий, особенно когда в их массивных кружках плещется крепкое, вязкое пиво, которое они варят в глубинах своих гор. Две семьи — Кремневые и Медногривые — не поделили что-то. Торговые маршруты, права на разработку новой рудной жилы, невесту для младшего сына — детали уже не важны. Важно, что они сцепились прямо в зале, и началось настоящее побоище.
Разумный человек спрятался бы на кухне и переждал, пока буря не утихнет. Так делал покойный Марк, так поступали все трезвомыслящие владельцы подобных заведений. Но Мей была не из разумных. Она была из тех наивных дурочек, которые искренне верят, что мир можно исправить добрым словом и решительным поступком.
Она выбежала в зал с железной кочергой наперевес, пытаясь разнять драчунов. Кричала что-то о мире и согласии, размахивала руками, требуя прекратить безобразие.
Кто-то из гномов Кремневого клана — в пылу битвы, не разбирая, кто перед ним, — размахнулся тяжелой дубовой кружкой. Удар пришелся Мей в левый висок, и девушка, словно подкошенная, рухнула на пол. Затылком она ударилась о край массивной дубовой скамьи.
И в тот самый момент, когда жизнь покидала молодое тело, каким-то невозможным, невероятным образом в него вошла я. Екатерина Николаевна Дерябина, женщина из совершенно другого мира, другой реальности, другого времени.
Что случилось с прежней мной — с той Катей, что жила в нашем мире электричества и интернета — я не знала. Полная пустота в памяти, словно эта часть жизни была аккуратно вырезана острым ножом. Может быть, она умерла в тот же момент, когда умерла Мей. А может быть, проснулась в больнице с полной амнезией, и врачи ломают головы над ее загадочным случаем.
Не знаю. И, как ни ужасно это звучит, мне было все равно. Та жизнь казалась теперь чужой, далекой, словно плохой сон.
Потому что гораздо страшнее была другая мысль.
Вчера на кухне, я коснулась того странного механического паука, и он ожил. Задвигался, начал работать, стал методично мыть посуду, словно это было самой естественной вещью на свете. А теперь, когда память Мей слилась с моей, я понимала, что это было.
Техномагия. Запрещенная техномагия.
В королевстве Вестмар, под властью которого находилось торжище, техномагия была объявлена вне закона уже больше века.
Король Альдрич Третий, нынешний правитель Вестмара, был человеком жестоким, но справедливым в своей жестокости. Он не делал исключений ни для кого — ни для дворян, ни для богатых купцов, ни для простолюдинов. Техномаг шел на костер независимо от происхождения, богатства и заслуг перед короной.
Теперь я понимала, почему отец Мей ушел так далеко от столицы, спрятался здесь, на самом краю цивилизованного мира. Гномы относились к техномагии совершенно иначе — для них это было искусство, часть их древнейшей культуры. В их подземных городах механические помощники работали веками, и никто не видел в этом ничего страшного.
Но вот к людям гномы относились с плохо скрываемым презрением, называя их «человеками» — существами низшими, недостойными, слишком недалекими, чтобы понять красоту истинного мастерства. Марк мог работать здесь спокойно именно потому, что гномы его прикрывали, ценя его талант превыше расовых предрассудков.
Но гномы защищали его самого, а не его дочь. И уж точно не чужую душу в теле его дочери.
А самое ужасное заключалось в том, что в самой Мей магии не было. Ни капли. Девочка была обычным человеком, без всяких сверхъестественных способностей. В памяти Мей не было ни одного случая, когда бы она сотворила что-то необъяснимое.
Зато во мне, похоже, эта сила была.
Иначе как объяснить, что механический паук ожил от моего прикосновения? В воспоминаниях Мей такого не случалось никогда. Отец тщательно прятал от нее свои творения, а те немногие механизмы, с которыми она сталкивалась в детстве, оставались мертвым металлом в ее руках.
Но стоило мне коснуться этой латунной твари, как она задвигалась, заработала, словно во мне проснулась древняя сила, способная вдохнуть жизнь в мертвое железо.
Я снова посмотрела в медное зеркало. Молодое лицо, полные губы, ясные глаза, в которых плескался ужас. Двадцать лет жизни впереди — целая вечность по сравнению с тем, что осталось позади.
И смертный приговор, который я, возможно, уже подписала, неосторожно прикоснувшись к запретной магии.
Мои руки дрожали, когда я схватилась за край раковины. Медь была холодной, почти ледяной под пальцами, но это не помогло унять жар страха, который разливался по венам, отравляя каждую мысль.
Что мне теперь делать? Как жить с этим знанием? И главное — как скрывать то, что во мне пробудилось?
Глава 4
Я не знаю, сколько простояла в ванной, вцепившись в край медной раковины и глядя в собственное отражение. Молодое лицо с испуганными глазами смотрело на меня, словно ждало ответов, которых у меня не было.
