Леона. Книга 2 (СИ) - Яровая Лана

— Очухалась? — как из банки прозвучал гулкий мужской голос.

Откуда-то из далека донесся неразборчивый отдаленный выкрик. Словцен?..

Леона постаралась собрать взгляд на говорящем. Не вышло. Тяжелый туман окутывал голову и тело, застилал глаза, закладывал уши ватными препонами.

— Леона? — напряженно произнес голос.

Говоривший склонился ближе, и девушка сумела различить знакомые черты сквозь туманящую глаза мутную пелену.

В этот же мог ее словно окатили ледяной водой, и она судорожно стала хватать ртом воздух, осознав себя лежащей в мужских руках посреди ледяной реки.

Горло сдавило на миг и стало резать надрывным кашлем. Девушка задергалась от спазмов, задрожала в его руках, и Кирьян, не отпуская свою ношу, стал медленно двигаться к берегу. Глаза ее боле не светились сиренью и тело не пыхало жаром, будто раскаленная печь. Верно уж пора вытаскивать ее из воды, а то так глядишь застудит девку, да новый жар ее возьмет.

Мужчина осторожно посадил ее на крутой берег, подтянулся на руках и выбрался сам. Девушку колотила крупная дрожь. Грубые ладони наемника растирали ее кожу сквозь мокрую, пропитавшуюся водой рубаху, но лучше от того не становилось. Кирьян бросил короткий взгляд на подскочившего с травы Словцена.

— Чего ждешь, — хмуро бросил он парню. — Снимай рубаху да мою одежу тащи.

Словцен опомнился быстро — кинулся к ним, на ходу развязывая шнуровку у горла и споро стаскивая с себя длинную рубаху.

Кирьян быстро отжал потемневшую, ставшую тяжелой от воды девичью косу и заглянул в опущенное лицо.

— Леона? — тихо спросил он.

Девушка поднял на него мутный взгляд. Постепенно глазам возвращалась ясность, отступал от сознания вязкий туман.

— Холодно, — тихо проговорила она посиневшими дрожащими губами.

— Тебя переодеть надо, — мягко сказал наемник, не обращая внимания на собственные вымокшие штаны с которых ручьем стекала речная вода. — Надо снять мокрую рубаху. Не сочти за дерзость.

Леона подняла взгляд — чуть вдали, за спиной наемника виднелись врата Белого Града и перекинувшийся через реку мост. И люди. Много меньше, чем у главных ворот, но все же больше, чем хотелось бы, коли потребно раздеться. Кто-то беспокойно поглядывал в их сторону.

Девушка судорожно покачала головой.

Наемник обернулся, проследив за ее взглядом, и выругался.

— Не упрямься, — хмуро сказал он, повернувшись. — Курткой тебя укрою, не подглядеть будет.

Леона, вся трясясь от холода, снова мотнула головой.

— Об-бсохну, — проговорила она, стуча зубами.

Наемник грозно сдвинул брови.

— Силком переодену, — пригрозил он.

— Девку-то просушить надобно, пока не околела! — раздался со стороны леса встревоженный женский голос.

Леона повернулась — подобрав подол цветастой поневы к ним спешила сердобольная бабонька с плетеным коробом за плечами.

— Это ты молодец, парень, — похвалила она Словцена, проходя мимо него к девушке и устало утирая висевшим на плечах платком лоб. — Ой, запыхалася я. Да только сам-то чаво, нагишом ходить станешь? Непотребно это. Надевай обратно.

Словцен растерянно натянул рубаху назад. Бабонька опустилась перед дрожащей Леоной, приложила руки к ее щекам, покачала головой и сняла потрепанный заплечный короб, перепачканный по низу темными следами ягодного сока.

— Как жеж тебя угораздило-то? — запричитала она. — Чай не жгучень-месяц, не парное молоко в русле течет. Слыхивала, как речку-то кличут?

— Б-белов-водн-ная, — ответила девушка.

— Это ее государи Беловодной зовут, — возразила бабонька, открывая свой старенький короб. — Мы, простой народ, ее льдянкой здесь кличем.

Она вытащила из короба тоненький старый армячишко[1].

— Сымай рубаху.

Девушка упрямо дернула головой.

Бабонька сплюнула.

— Тьфу! Нашла срамоту. Сымай говорю!

Словцен молча протянул сидевшему перед Леоной наемнику его одежду. Тот надел на все еще влажное тело рубаху и широко развернул куртку, прикрыв девушку от чужих глаз. Помедлил и отвернул голову, с трудом глядя в другую сторону.

Леона зажмурилась. Тело било крупная дрожь и упрямиться было не к месту. Преодолевая стыд, она с трудом подняла руки, но замерла, едва взгляд снова упал через плечо Кирьяна на людный мост. Она обернулась, вопрошающе посмотрев на Словцена. Друг, как и всегда прежде, понял ее без слов. Подошел поближе, встал за Кирьяном, тоже прикрывая девушку от чужих любопытных взглядов, и, сложив руки на груди, повернулся спиной.

Мальчишка, что сидел с сестренкой чуть в стороне, понимающе отвернулся и увлек девчушку плетением венка из длинных травинок.

Заледеневшими пальцами Леона с трудом развязала горловину. Мокрая ткань с противным скрипом разъехалась по шнурку. И непослушными, негнущимися руками девушка стянула с себя насквозь мокрую рубаху.

— От так-то, — похвалила бабонька, тут же став докрасна растирать девушку грубыми полами армяка.

Леону от резких движений сердобольной женщины качало из стороны в сторону, как безвольную куклу. Девушка покорно терпела, лишь стыдливо старалась прикрыть рукой свою покрывшуюся гусиной кожей грудь да неловко поглядывала на отвернутого в сторону Кирьяна. Наемник, к его чести, ни разу не скосил взгляда в ее сторону. Жесткая ткань армяка болезненно царапала холодную кожу. Тело стало покалывать, побежала кровь, разгоняя из жил стылось. Дрожь утихала.

— Порты сымай, коли дитьев еще нарожать хочешь, — велела бабонька, накинув на нее армяк, да туго запахнув его полы.

В довесок к побежавшей по телу горячей крови, к щекам прилил жар. Леона снова кинула быстрый взгляд на наемника, но он отстраненно смотрел вдаль, будто не было для него сейчас краше ничего окромя виднеющихся там лесных вершин.

Леона с трудом сняла липнущие к телу штаны, отложила в сторону и стыдливо подтянула к себе мокрые холодные ноги, спрятала под полами армяка.

— Подымайте девку, — велела бабонька, поднимаясь с примятой травы. — Да подь за мной.

Наемник повернул голову, окинул коротким взглядом девушку: губы ее все еще дрожали, липли к лицу вымокшие в реке волосы, темным пятном расходилась на потертом армячишке влага от тяжелой косы. Дернул ртом недовольно — вот ведь болван, не догадался ей волосы над водой удержать.

Развернулся Словцен, хмуро присел рядом, протянул к подруге руки.

— Я сама дойду, — запротестовала Леона, попытавшись встать, но едва не упала — тело предательски ослабло.

Кирьян мученически закатил глаза, покачал головой и бережно закутал глупую в свою куртку.

— Держись, — предупредил он спокойно, потеснив Словцена, и просунул руку под тонкие девичьи коленки. Черт… Какие же холодные у нее ноги.

Лена поежилась — по телу мгновенно пробежали мурашки, едва наемник коснулся ее оголенной кожи. Не к месту вдруг вспомнилось, как оборотом ранее он жался к ней на тесном облучке и склонялся к ее губам с недвусмысленным намерением. Сердце в груди отчего-то ударило раз особенно сильно, и девушке стало до жути неловко. Ей захотелось посмотреть на Кирьян, но она не смела поднять взгляд, будто было в этом сейчас что-то постыдное.

Наемник притянул Леону к себе и легко поднялся, будто бы вовсе не в тягость ему была такая ноша. Натянулся армячишко, до колен оголяя девичьи ноги, и Кирьян на доли мгновенья опустил взгляд. Вид собственных пальцев сжимающихся на ее нежной коже вызвал в мужчине совсем юношеское волнение. Он усмехнулся сам себе, и перехватил девушку поудобнее, положив ладонь выше, там где ее ноги были укрыты грубой тканью армяка.

От Словцена не укрылось это короткое движение. И вопреки пылающему внутри гневу, парень испытал к наемнику толику уважения. Он подобрал одежду подруги, и, с раздражением глядя на наемника, с крепким усилием выжал из нее воду. Мокрая ткань затрещала под пальцами.

Бабонька поправила на плечах свой короб.

— Ну усе, айда… — начала она, но едва увидев Леону, спохватилась. — Ох, коротковата одежа-то! — Она стянула с шеи платок. — Давай-ка прикроем, неча девку позорить, — проворчала она, укутывая ее голые ноги. — Ну усе, тяперича идем.