— Разве недостаточно было бы просто временно лишить их слуха? — ошарашенно спрашиваю я. — Памяти-то зачем?
— А если среди них лазутчик Тьмы? — мягко спрашивает Фиакр. — Лишенный слуха, но умеющий читать по губам? Или просто предатель? Или слабый человек, которого можно запугать или шантажировать болью, страхом, жизнью его и близких?
Поняв глубину и справедливость его замечаний, я вынужденно киваю, но тут же бросаюсь в бой, напоминая:
— Вы не извинились за бестактный намек на отсутствие у меня ума!
— Предложив вам одуматься, я всего лишь хотел разнообразить наше свидание, — усмехается он.
— Повторите, пожалуйста, ваши предложения, — слащаво улыбаясь, прошу я. — Всё мое внимание было занято восхитительным ягодным соусом!
— Соус, действительно, восхитителен! — неожиданно говорит Арман, поклонившись Решающему и мне, как бы прося прощения за то, что вступил в разговор. — Его делают из ягоды, растущей на границе с Тьмой. Ее добывают отважные добровольцы, часто рискуя жизнью. Соус из этой ягоды подать к столу могут позволить себе только самые высокопоставленные представители королевского двора!
И сухопарый, изящный Арман раздувается от гордости за «высокопоставленность» своего хозяина.
— Наша гостья, Арман, впервые в высшем обществе Империи, ей многое в новинку, — с удовольствием задевает меня Фиакр. — А ягода, правда, вкуса необыкновенного.
— Как она называется? — любопытствую я. — У этой удивительной ягоды есть название?
— Есть, — равнодушно отвечает Решающий. — Она называется фиакрина.
— Как? — поражаюсь я и сдуру брякаю. — Фиакрина? Это в честь вас?
Фиакр застывает с каменным выражением лица, вперив в меня черные глаза.
— Почему же в честь меня? С чего вы это взяли?
Мама дорогая! Правильно родные дали мне прозвище «Глазунья-Болтунья» за большие зеленые глаза и привычку болтать без умолку. Я вообще, по словам родителей, научилась говорить в полгода. И с тех пор рот не закрывала, как, смеясь, утверждал всегда папа. Кстати, родители даже пару раз повышали мне, школьнице, количество карманных денег в обмен на молчание, например, в машине, когда мы ехали за город на дачу. И за эти пару раз я серьезно увеличила свой доход на несколько сотен рублей. Потом желание говорить и говорить взяло верх, и я, плюнув на этот способ обогащения, отказалась от прибыли и заговаривала родню до головной боли и желания сбежать на край света.
Хвала вуалетке! И надеюсь, что нижняя часть моего лица покраснела не ярко. Это надо так проколоться! Как бы сегодняшнее свидание не закончилось у алтаря!
— У всех женщин змеиный язык! — с чувством произносит Решающий, как совершенно земной мужик. — Есть ли что-то, чего Ирен вам не рассказала? Я поражен! Как она могла выдать вам одно из моих светских имен?! И почему именно это?!
Я, конечно, не собираюсь рассказывать Решающему, что обменялась в этой жизни с его Ирен парой слов. По сравнению с этим, мое «общение» с противной и ревнивой Ребеккой, с которой я хотя бы разговаривала дважды, можно назвать долгосрочным сотрудничеством. Но меня опять спасает его предвзятое отношение к Ирен. Чтобы уж совсем не завраться, не киваю, а наоборот, гордо вскидываю голову, не отвечая на его слова, а снова спрашивая:
— Так в честь вас или нет?
— В честь меня, — подтверждает Фиакр. — Но вы должны понимать, что это имя не для вас. Мое настоящее имя скрыто от всех. А светские имена для посвященных и самых близких!
Да, пожалуйста! Больно надо, товарищ Фиакр, господин Леонард, мистер Мэтью Вилар! Если бы ты знал, дружок, сколько знаю я о тебе! Но в этот момент меня ошпаривает кипятком испуга: Постойте! Во время моего прорыва Ирен называла Решающего Леонардом! Имя Фиакр я услышала во время первого прорыва от томной Сюзет! Он что, всем своим «женщинам» сообщает все свои светские имена или это только Ирен удостоилась особой чести?
И я, набравшись наглости и смелости, задаю этот последний вопрос Решающему.
— Меня очень забавляет ваша ревность! — откровенно веселится Фиакр (а вот продолжу так называть этого нарцисса про себя!). — И даже льстит!
— Не обольщайтесь! — парирую угрюмо. — Это не ревность, а логика! Вы вообще представляетесь мне этаким чудовищем, похищающем красавиц и съедающим их, чтобы продлить свое бессмертие.
— Эти сказки вы наслушались в Институте или от опекуна? — мои слова не портят Решающему чудесного расположения духа. — Вам же не шестнадцать лет!
— Верить в сказки не признак молодости, — спорю я. — Это признак мудрости! Сказка ложь, да в ней намек — добрым молодцам урок!
Фиакр удивленно смотрит на меня.
— Какое интересное высказывание! Откуда? Никогда не слышал! А добрый молодец — это кто?
— Не знаю, наверное, так называют молодых людей в других мирах, — быстро нахожу я ответ. — Мой опекун мне говорил.
— Понятно, — соглашается с моей версией Фиакр. — Что ж, Лунет, повторяю свои предложения. Первое. Можно отправиться на прогулку в ночной лес и встретить рассвет у реки.
— Пикник? — догадываюсь я.
Брови Фиакра ползут вверх. Чёрт! Неужели это неизвестное слово?
— Рiqué-nique? — насмехается он надо мной по непонятной мне причине, но Фиакр продолжает говорить, и я понимаю, что он имеет в виду. — Faireunrepas à pique-nique? Устроить обед, чтобы поклевать? Вы учили истинный язык?
Французский называется у них истинным? Прикольно!
— Так… — пожимаю плечами. — Господин Пэти, мой опекун, давал мне дополнительные уроки.
— Похвально! — неожиданно говорит Решающий. — Учить языки, читать, развиваться — похвальные стремления для молодой женщины.
— Мерси! — откликаюсь я, молясь про себя, чтобы он не продолжал зыбкую для меня тему.
— Мы возьмем с собой шампанское, фрукты и сыр, — обращается Решающий к вставшему по стойке смирно Арману.
Ага! Шампанское названо шампанским в честь провинции Шампань. Может, их Королевство Ламмерт тоже разделено на провинции с французскими названиями? Эх, жаль, что я в школе учила не этот так нужный мне сейчас язык!
— Альтернатива? — интересуюсь я, снова про себя чертыхнувшись: вдруг и этого слова здесь нет.
— Альтернатива — остаться в моем доме и беседовать до рассвета, — равнодушно предлагает он.
— Поехали! — по-гагарински отвечаю я, с жалостью наблюдая за выходящими из каминной слугами.
Вот сейчас они покинут эту комнату и потеряют память об этом ужине, обо мне. Вздыхаю. Но есть и хорошая новость. Зато к ним вернется слух!
Этот строгий ухоженный парк Фиакр наивно называет лесом? — думаю я, медленно идя с «кавалером» по усыпанной щебнем дорожке до самого берега спокойной неширокой реки с начисто вычищенными берегами.
— Вы любите реку? — вдруг спрашивает Фиакр, помогая мне спуститься к воде.
— Будете топить? — догадываюсь я.
— Зачем? — искренне недоумевает он. — Вы же станете сопротивляться — крики, брызги, мокрый костюм, запах тины и рыбы на руках. Еще и туфли парадные намокнут.
— Уверена, что буду, — киваю я.
— И я не воюю с женщинами, — улыбается Фиакр. — Мне хватает мужчин и сущностей разных мастей. Тьма многолика и даже артистична порой.
— Вы не встречали сущностей в женском обличии? — любопытствую я.
— Встречал, — отвечает Решающий. — Но это не совсем женщины. Вернее, совсем не женщины.
— А у вас есть фамильяр? — «Глазунья-Болтунья» во мне всё смелее поднимает голову: не травят, не душат, не топят.
— У Решающего нет фамильяра. Это невозможно. Его сущность не выдерживает соседства с силой Решающего, которая уничтожает быстро и болезненно, — охотно отвечает Фиакр и пытливо спрашивает. — Вы, наверное, как и многие девочки из немагической семьи, мечтали о собственном фамильяре?
Ага! Значит, фамильяра могут иметь только представители магической элиты этого мира. Почему же мне достался Франц? Потому что Лунет из такой вот семьи — другого объяснения у меня нет. И какая-то страшная тайна скрыта в семье той, чье место я заняла по чьей-то недоброй воле или в результате стечения роковых обстоятельств.
