Князь: Попал по самые помидоры (СИ) - Фокс Гарри

— Лира, соси, — бросил я через плечо, не отрывая взгляда от работы своих пальцев в теле Ирис. — Ты хорошо это делаешь.

Преданная кошечка отозвалась мгновенно. Она подлетела, прильнула губами к основанию моего члена и с глухим мурлыкающим звуком наслаждения начала погружать его в свой рот. Она делала это глубоко, до самого кадыка, и быстро, с отточенным мастерством, явно стараясь превзойти только что принужденный, слезливый минет Ирис. Ее аметистовые глаза смотрели на меня снизу вверх, полные обожания и вопроса: Доволен, господин?

— Ты же моя верная, — прошептал я, одной рукой продолжая работу над Ирис, а другой погладив Лиру по голове, между мягкими розовыми ушками. Она заурчала громче, как довольный котенок, ускорив движения. — Скоро кончу. Но не глотай. Тебе же нужна фата на свадьбу. — Мысль была извращенно-практичной. По-княжески.

Лира поняла без слов. Чувствуя по напряжению моего тела и пульсации члена, что кульминация близка, она вытащила его из глубины своего горла в самый последний момент. Теплые, густые струи ударили ей прямо в лицо, на шею, запрыгали на розовые волосы. Она зажмурилась, но держалась стойко, принимая дар господина. И все же — проказница! — кончиком языка она успела слизнуть капельку, скатившуюся к уголку ее губ. Ее глаза блеснули торжеством.

Ирис под моими пальцами расслабилась на мгновение. Она почувствовала, как я кончил, и, видимо, подумала, что кошмар для нее закончен. Что она избежала худшего. Ее дыхание стало глубже, плечи опустились.

Ошибка.

Я вытащил пальцы из ее попки, оставив ее растянутой, влажной и беззащитной.

— Моя погремушка, — усмехнулся я, глядя на Лиру, чье лицо было украшено моим семенем. И без предупреждения, используя ту же смазку, что осталась на мне и на ней, я приставил головку члена к подготовленному, но все еще не готовому к такому вторжению отверстию Ирис и одним мощным толчком вошел в нее до конца.

— А-А-АРРРГХХ! — Ирис завыла, не крик, а именно животный вой от шока, боли и абсолютной беспомощности. Ее тело затряслось, руки инстинктивно попытались оттолкнуться.

— Держи ее! — рявкнул я Элиане. Та, словно ждала команды, бросилась вперед и грубо схватила Ирис за запястья, прижав ее руки к кровати перед собой, лишив возможности сопротивляться. Ее бирюзовые глаза горели странным огнем — не сочувствием, а мрачным удовлетворением от того, что не она одна.

Я начал трахать Ирис в ее узкую попку с методичной, почти злобной силой. Каждый толчок заставлял ее стонать и выть. Лира, наблюдая, с хитрой улыбочкой поднесла свои пальцы, вымазанные в сперме с ее лица, сначала ко рту Элианы. Та, не колеблясь, слизала их с видом послушной рабыни. Потом Лира протянула пальцы к залитому слезами лицу Ирис.

— Открой, сестричка, — мурлыкнула она сладко. Ирис, захлебываясь от рыданий и боли, была вынуждена принять «угощение» от своей злейшей соперницы, слизывая с ее пальцев семя своего господина.

Точно первая жена, — с холодным удовлетворением подумал я, сжимая упругую попку Ирис и наблюдая, как Лира, моя верная кошечка, утверждает свой статус самым извращенным и неоспоримым образом. — Какая умница. — И я ускорился, вгоняя в содрогающееся тело Ирис всю ярость, всю власть, всю темную цену их неудавшегося бунта. Ее стоны сливались в одну непрерывную молитву о пощаде, которой не было и не будет. Пока господин не насытится.

К несчастью Ирис, мои резервы были исчерпаны. Я кончал слишком много раз за этот бесконечный день — и в объятиях горных дев, и под натиском фурий. Организм взбунтовался. Я долбил ее в попку с яростью, но чувствовал лишь нарастающую пустоту и тупую усталость в пояснице. Кончить просто так, по заказу ее страданий, я уже не мог.

Ирис, почувствовав ослабление ритма и поняв, что худшее, возможно, позади, просто рухнула лицом в смятые шелка. Ее тело вздрагивало от рыданий и остаточных спазмов, заглушённый вой в ткань был похож на стон умирающего зверя. Я грубо провел рукой между ее ног, нащупал киску. Она была не просто влажной — она пылала жаром и была набухшей, как спелый плод. Тело предало свою хозяйку, отозвавшись на насилие диким, извращенным возбуждением.

— Ладно, — усмехнулся я, звук был хриплым от усталости, но в нем звенело презрение. — Моих жен… — я кивнул на Лиру и Элиану, — … еще трогать нельзя. А вот тебя… можно.

Я вытащил свой член из ее измученной попки и, не церемонясь, вошел в ее киску. Она была готовой, раскисшей от боли и невольного возбуждения. Ирис ахнула, но не от боли теперь — от шока и… странного облегчения. И тут случилось невероятное. Ее тело, преданное и униженное, но все еще живое, начало отвечать. Сначала робко, потом все увереннее она двигала бедрами навстречу моим толчкам. Ее стоны из воя боли превратились в прерывистое, стыдливое хныканье, а затем… она затряслась. Волна мощного, неконтролируемого оргазма прокатилась по ней, вытолкнув мой член влажным теплом. Она застыла, дрожа, в немом крике, ее ногти впились в покрывало.

Я вытащил член и, стоя на коленях между ее ног, начал теребить рукой ее пульсирующую, истекающую соками киску, наблюдая, как ее тело бьется в конвульсиях наслаждения-стыда. Элиана, наблюдающая за этим, резко покраснела. В ее бирюзовых глазах мелькнуло узнавание и жгучий стыд — она видела себя, свою недавнюю слабость, свой собственный позорный триумф тела над волей. Ха! Рыцарская гордость? Растаяла как утренний туман под жарким солнцем унижения.

У меня уже не было сил ни на что. Ни на ярость, ни на власть, ни даже на злорадство. Я просто рухнул на спину рядом с плачущей и кончающей Ирис, как подкошенный. Воздух свистел в пересохшем горле. Я поднял тяжелую руку и указал пальцем сначала на Элиану, потом на свой вялый, но все еще чувствительный член.

Элиана поняла без слов. Она подошла ко мне, развернулась спиной и, с кошачьей грацией, опустилась своей попкой на мой ствол, усевшись ко мне лицом. Она растопырила ноги так широко, что ее киска, влажная и припухшая, оказалась прямо перед моим лицом. Я лениво, почти без сил, поднял руку и начал водить пальцами по ее складкам, не входя, лишь дразня. Элиана застонала тихо, ее бедра начали мелко подрагивать.

Лира же, моя верная Первая Мурлыка, проявила неожиданную… заботу? Она прильнула к все еще содрогающейся Ирис, ее ловкие пальчики начали ласкать ее грудь, щипать соски, а губы приблизились к уху.

— Ты молодец, сестричка, — прошептала Лира, ее голос был сладким ядом и странным утешением. — Приняла господина как должна. Сильная. Хорошая служанка. — Ирис всхлипнула в ответ, ее тело, измученное оргазмом и болью, обмякло еще больше под этими двусмысленными ласками.

— Завтра… — прорычал я сквозь накатывающую тьму усталости, глядя на потолок сквозь мрак. — Элиана… придешь в термы ко мне. Мне не понравилось… как ты тогда ушла. — Намек на встречу был прозрачен. Элиана лишь глубже опустилась на мой член, ее попка сжалась вокруг него в немом согласии. — А ты, Ирис… — мой взгляд скользнул по ее дрожащей спине, — … когда будет свадьба… и все гости за столом… будешь сосать мне под столом. Пока все нас поздравляют. — Ирис замерла, новый поток слез брызнул на шелк. Публичное унижение. На пике торжества. — А тебя, Лира… — я потянулся, с трудом погладив ее по рыжей голове, — … ждет горячая брачная ночь. Очень… горячая.

Элиана, слушая это, перевозбудилась. Ее тело напряглось, она непроизвольно приподняла бедра и… дозволила моему лениво блуждающему пальчику войти в ее влажную глубину. Она застонала громче, ее попка задвигалась на моем члене с новой силой, стараясь угодить, доказать, что она достойна быть рядом с Лирой, что она не хуже.

Элиана старалась. Отчаянно. Ей безумно хотелось стать как Лира — признанной, первой, любимой в этом извращенном понимании. Куда же делась ее гордая осанка рыцаря Штормгарда? Ха! Сгорела в огне унижения и неожиданно открывшегося сладострастия. Я почувствовал, как ее тело сжимает мой член, но ответа не было. Там, наверное, и спермы уже не осталось — лишь тупая пульсация от смутного удовольствия в теплой глубине ее попки.