Кровь вассалов (СИ) - Добрый Владислав

Я хмыкнул. Действительно, у многих в бранкоте Леонхарта, включая его самого и всю свиту, были красные перчатки.

Ну, учитывая особенности местных красителей — блекло-грязно-красные. И всё же — почти униформа.

— Расскажи мне о Селларе, — вкинул я наводящий вопрос. Мне было интересно, как Джевалу удался штурм. Все же, даже память Магна подсказывала, что даже взятию мелкого городка почти всегда предшествовала долгая осада. А Селларе порт, осаждать его почти бесполезно. Как ни крути, но взятие Селларе Джевалом полная неожиданность.

— Селларе, сеньор Магн?.. Ха! Город Чешуи и Тени — красиво звучит, да. У писаря одного услышал. Там всё мокрое, скользкое и пахнет рыбой так, что даже кони морды воротят. В гавани — корабли, как мыши в амбаре. Аж кишат. А местные, знаете сеньор Магн, будто тоже из воды вылезли.

Леонхарт махнул на слугу, который как раз принес что-то к столу.

— Вот, как мы под дождем, только они всегда так. Башку в плечи, рожа в пол. Глаза щурят, язык как склизкий — всё шепчут… Еле разбираю, их говор, так еще и шепчут, камышового змея им в задницу! Простите великодушно сеньор герцог… Так, что я говорю? Ну вот, шепчут, гады пришибленные, будто боятся, что услышит кто-то.

Слухи ходят, будто у них под рекой дух живёт. Ну, такой… начальник водяных. И раз в месяц ему кого-то кидают — чтоб, значит, промысел шёл. Я сперва думал, врут, а потом одной ночью ночью поймали мутных хмырей каких-то. Ну, мы ж в порту стали. Смотрим, идут тенями. И несут чего-то. Верёвка, камень, в мешке один из ихних… Дрались смешно, от боли кричат, сдаваться не хотят, а молитвы шепчут… Мда… Ну, думаю, традиция у них такая. Императора храма нет, как у нас в Таэне, и как у вас, всяких там разных… Кхм, простите, сеньор Магн. Нет, в общем, у них храмов. Жрецы есть, к морю выходят каждую ночь. Не мешаем им. У нас вон тоже по осени на переправах курицу режут, чтобы не размыло. Принято так. Только в Селларе курица иногда кричит человеческим голосом.

Мы выпили еще.

— Тяжелый был штурм? — участливо спросил я. — Горожане дрались храбро?

— Знаете, сеньор Магн… Странный был штурм. Сеньор Джевал выходит, красивый, как в легенде — стяг горит, ветер дует, волосы назад. Где сказитель ваш, Сперат? Жаль его там не было, две песни бы написал только на него глядючи. Вот, вышел, значит сеньор Джевал и говорит — к стенам! Куда, зачем, лестниц жеж нет… Но мы и пошли, так, под рукой что случилось взяли. А то с Мантикорой не спорят. Спорили, бывало. Однажды он вот так же, волосики на ветру полощит, без шлема значит, скачет и кричит — копайте. А те, бранкотта его, с югов, ну эти, как их… из того городка, где все ходят в коротких штанах… В общем, смотрят на него как на говорящего барана. «Мы, — говорят, — кровь лить пришли, а не землю рыть!» Ну он им — «Так лейте». И его люди зарубили нескольких пешеходов. Мол, чтоб другим неповадно. А я что? Я хоть и рыцарь теперь, но стою с лопатой. Смотрю. Он мне и слова не сказал. Как будто так и надо. Это еще после моста уже было, лагерь когда строили. Я к тому, то я особо не спорил, просто делал, что сказано. Вооот…

Леонхарт задумчиво отпил вина. Я не торопил.

— Джевал свой стяг поднял — «Пламя Мести». Красивый, зараза. Шёлк, вышитый золотом, а посередине — будто огонь живой. Говорят, волшебный. Сам Джевал, мол, под ним неуязвим. Да только не знаю… я видел, как рядом с ним парень получил арбалетный болт прямо в глазницу, и огонь на знамени даже не дрогнул. Может, волшебный — но не для всех. Так на войне всегда и бывает. Не для всех… Мда… Почти как в песнях. Только песни не поют про все что было.

Я внимательно слушал. Леонхарт сбивался, перескакивал с одного на другое, да и видно было, что привычки вести беседы у него не было. Однако, суть я улавливал.

— Штурм, скажу я вам, сеньор, был странный. Мы-то думали, сейчас начнём — и всё по обычному: встанем подготовимся. А уже потом, дня через три, а то и двадцать, уже лестницы, стрелы, мясо. А Мантикора кинул пехоту на стены, почти сразу. Я сейчас так вспоминаю, будто хотел отвлечь. Ну, мы то тертые, знаем что к чему. Щиты, значит штурмовые, лестницы на колесах, успели сколотить. Все как вы говорили. Только не готовы мы еще были. Так мы тогда малость поближе подошли и встали. А вот другие бранкотты полезли, дураки. Со стен, ор, болты арбалетные, даже камни летят — думаем, сейчас всех там положат. А потом вдруг — затихать стало на стенах. Замялись. Стены повыше, чем у Вириина, зато в некоторых местах обвалились чуть не до половины… Да… И дома снаружи чуть не впритык стоят. Ну мы их и стали разбирать и прямо так лестницы делать. Кароччо же у нас есть, так что… Стреляли еще сверху, со стен, но видно было, убегают. Заголили стены.

Я лично плеснул ему еще вина, взяв стоящей на специальной лампе-подставке кувшин. Приятное тепло покрытой разноцветной эмалью глины грело руки.

— В общем, зашли. И там такой сладкий бардак начался, что я до сих пор вспоминаю с теплотой. Мокро там было. Кровь, но и море же, по утрам там моросит всегда, или туман. Трупы скользкие, стрелы летят, вонь… и вдруг где-то за спиной кто-то орёт: «За Джевала! За Пламя!» — и вся та рвань, кто к отряду прибивается чтобы хоть гнилую пшеницу даже не варя пожрать, вдруг превращается в героев древности. Оно лучше всего, геройствовать, когда против тебя не рожи злые, а спины от страха потные.

Леонхарт откинулся назад на импровизированном стуле. На его лице расплылось выражение полного довольства жизнью, сделав его почти человеческим. Он поймал мой взгляд и секунду не отводил свой, смотря мне прямо в глаза.

— Я там занят был… Всякое надо было сделать. Но я так мылю, сеньор Магн. Сеньор Джевал через другие стены зашёл. Там сорцы стояли, наёмники. Их, видать, заранее подкупили. Они ворота и приоткрыли. Только вот потом, когда всё началось, сеньор Джевал этих сорцев и прирезал. Всех. Может, условия новые начали ставить. Или просто вели себя нагло. Нет, вы меня, сеньор Магн, только правильно услышьте! Сеньор Джевал — человек надёжный, с ним договориться можно. И слово держит. Если не хамить.

Леонхарт говорил с таэнским говорком; вести беседы его никто не учил, оттого он прыгал с одного на другое и откровенно не чувствовал собеседника.

Несмотря на всё это, я остался доволен разговором с ним.

Как я и предполагал, Джевал видел в бранкотах пеших слуг — и использовал их по прямому назначению: отхожие ямы копать.

Ладно, это я от зависти.

Надо отдать Джевалу должное — он, очевидно, если не военный гений, то близок к этому.

Бранкоты он использовал ровно для того, с чем они могли справиться. Своими мантикоровскими методами добился полного подчинения и, опираясь на пехоту как на стройбат, который строит укрепления и сам же становится в них гарнизоном, вел войну, как тут привыкли вести.

Устойчивая пехота для него — скорее исключение, стечение обстоятельств.

Мои таэнские наёмники под Вириином, сорские пираты — просто ещё одна деталь в уравнении.

Пока он не чувствует, не понимает, что я пытаюсь сделать.

И я даже рад этому.

Не хотелось бы, чтобы у Джевала случилось откровение — и он увидел в этих забитых батраках, неумело размахивающих дешевыми копьями, зародыш будущих железных легионов — профессиональной пехоты, которая сметёт с полей битв благородных всадников вместе с их магией.

Дождь перестал моросить. Отдохнув сами — а главное, дав отдохнуть лошадям — мы двинулись дальше. Очень неторопливый конный блицкриг: полчаса тут постояли, часок быстрым шагом, изредка сменяющимся ленивой рысью, часок посидели, вина попили…

Нормально. Пока мне даже нравилось.

Тем не менее, пришлось всё же немного напрячь коней. Старательно выбирая ещё не разбитые проезжие дороги и не превратившиеся в жирную грязь поля, мы торопились обратно — я любил выполнять обещания. И хотел нагнать бранкоту Однорукого к обеду.

Почти получилось.

Мы выехали на холм.

Против привычного для Долины пейзажа, где каждый метр земли был освоен, этот холм не был засажен фруктовыми деревьями. С одной стороны прилепился замок — больше похожий на гостевой дом под Таэном. Вокруг — хаотичные деревья и поле с виноградом на одном из склонов.