Повелительница пустыни (СИ) - Рош Ярина

Его пронзило осознание острее клинка: он обречен здесь, в этом безбрежном море песка.

— Ты не посмеешь! Я принц! Меня будут искать! Найдут! Ты дорого заплатишь за это! — прошипел он, захлебываясь яростью, комкая кулаки так, что побелели костяшки.

— Не посмею? Уже посмела, принц… — вкрадчиво прозвучал ответ. — Тебе всего лишь выпал шанс родиться во дворце. И он не делает тебя настоящим Повелителем. И знаешь, пусть лучше на трон взойдет погонщик верблюдов, чем ты, жестокий и надменный щенок, ослепленный манией величия. Ты не достоин даже пыли под ногами трона.

— Не тебе решать, достоин я или нет. Ты всего лишь девка, игрушка, которой я пресытился, — прошипел он, в каждом слове изрыгая злобу.

— Здесь ты заблуждаешься. Горько заблуждаешься. Я — та, кто имеет на это полное право.

Не привык принц к непокорности, к тому, что кто-то смеет решать его участь. Он думает, что он сам и только он властен над чужими судьбами.

Принц видел, как в ее глазах плясали искры насмешки, жестокое торжество над его жалкой беспомощностью.

Он сглотнул, чувствуя, как пересохшее горло царапает каждый вздох. Беспомощность липким кошмаром обволакивала его, словно песок, забивающийся под кожу.

Он боялся посмотреть на девушку, боялся увидеть подтверждение своим худшим опасениям: что она часть этой пустыни, ее порождение, ее оружие.

Его взгляд метался по горизонту, ища хоть какую-то опору, хоть что-то знакомое, но видел лишь бескрайнюю песчаную равнину, сливающуюся с блеклым небом.

Солнце палило нещадно, выжигая остатки надежды. Он чувствовал, как силы покидают его, как тело становится ватным и непослушным. Он был здесь один, беззащитный, обреченный.

Мысль о мече, об оружии, казалась сейчас абсурдной. Против чего им сражаться? Против ветра, срывающего с губ последние слова? Против солнца, выпивающего жизнь капля за каплей? Против песка, стремящегося похоронить его заживо? Нет, здесь меч бессилен. Здесь нужна хитрость, нужна выносливость, нужна… удача.

Он, собрав оставшуюся злость и ярость, взглянул в её глаза, собираясь хоть что-то выторговать для себя, но отшатнулся.

В нем отражался беспощадный лик пустыни. И он понимал, что его ждет: не быстрая смерть от клинка, а медленное угасание, растворение в песках, превращение в призрак, обреченный вечно скитаться по этим бесплодным землям. Он был сломлен.

«Как же коварна судьба, словно змея, ужалившая в самое сердце. Еще вчера я восседал на вершине власти, вершил судьбы смертных, а сегодня стою сломленный и гляжу вслед удаляющейся фигуре. Ее слова, словно яд, пронзили меня: я недостоин править. Когда-то, возомнив себя богом, я обрек ее на гибель… и вот ирония судьбы, я сам стою на краю пропасти, не зная, сколько еще мне суждено скитаться в этой пустыне отчаяния».

— Лучше бы ты убила меня сейчас! — взревел он, рухнув на колени, обуянный бессильной яростью и горьким раскаянием.

Возможно, Зарим был прав, когда предостерегал, что месть — не исцеление, а лишь временное прикрытие для кровоточащей раны. И теперь, когда возмездие свершилось, я чувствую, как его горький привкус лишь подчеркивает зияющую пустоту внутри.

Быть может, эта пустота не просто следствие свершенного, а предвестие новой жизни. Возможно, завершение моей мести, словно отжившее древо, расчистило место в душе для свежих побегов.

Память останется как шрам, напоминающий о пережитом, но боль утраты, словно осенний туман, постепенно рассеется.

Сейчас же время новых шагов, дерзких и уверенных, без оглядки на пепелище прошлого. Время строить, а не оплакивать руины.

Шорох шагов вырвал меня из заточения моих мыслей, которые вились причудливым роем. Сердце, сбросив оковы сомнений, понесло меня навстречу тому, кто стал моим маяком, новой любовью, смыслом жизни.

— Где ты была? — прошептал Мигир, на мгновения отрываясь от моих губ. — Я приходил несколько раз.

Не дожидаясь ответа, он вновь завладел моим дыханием в жарком поцелуе. И как я могла ему ответить, когда губы были столь сладко пленены?

— Занималась делами, — выдохнула я, и новый поцелуй захлестнул меня с головой.

В его объятиях мир съежился до размеров нашей вселенной, где были только он и я. Отступили терзания, словно их и не было, и осталась лишь эта обжигающая близость.

Мигир… мы, казалось, были созданы друг для друга, чтобы вот так сейчас утонуть в этом моменте.

— И какие же дела могут быть? О, женщина! — промурлыкал он, вглядываясь в меня с нескрываемым восхищением, будто перед ним явилось неземное чудо.

— Я шантар, и у нас всегда найдутся дела, — кокетливо повела плечом и нежно коснулась его щеки кончиками пальцев.

— Твое единственное дело — это я! — рыкнул он шутливо и подхватил на руки, заразительно смеясь.

Его рык был полон нежности, а смех эхом отдавался в моей груди, отзываясь теплом в каждой клеточке тела. Я обвила его шею руками, позволяя унести себя в этот вихрь чувств, где нет места ничему, кроме нас. В этот момент я чувствовала себя хрупкой птицей в его сильных руках, готовой довериться ему целиком и полностью.

Я обвила руками его шею, чувствуя себя невесомой и беззаботной. В этот момент я была готова последовать за ним куда угодно, в любую точку мира, лишь бы не прерывать эту волшебную связь.

Он ворвался в спальню, нежно опустив меня на мягкую кровать. Мои волосы рассыпались по подушке, и я с вызовом посмотрела на него снизу вверх.

В его глазах плясали озорные огоньки, обещающие бесконечное удовольствие. Мигир навис надо мной, словно хищник над добычей, и я с замиранием сердца ждала его следующего шага.

— Я докажу тебе, что я твое единственное дело, — прошептал он, наклоняясь все ближе. Его дыхание опалило мою кожу, вызывая мурашки. Я прикрыла глаза, предвкушая поцелуй, который вот-вот должен был обрушиться на меня, словно лавина.

Мое сердце забилось чаще, и я, не в силах сдержаться, прильнула к его губам, отдаваясь этому поцелую без остатка.

Искры пролетели между нами, когда наши губы встретились. Это был нежный, но настойчивый поцелуй, который обещал больше, чем просто физическое влечение.

Он говорил о страсти, о желании, о той самой связи, которую мы оба чувствовали. Его руки обвили мою талию, притягивая меня ближе, не оставляя ни малейшего зазора между нашими телами.

Когда мы, наконец, оторвались друг от друга, воздух вокруг нас казался наэлектризованным. Я открыла глаза и встретилась с его взглядом, полным желания и какой-то нежности, от которой у меня сжалось сердце. В его глазах я увидела отражение собственных чувств.

С хищной грацией он освободился от одежды, ловя в моих глазах отблески нескрываемого желания.

Тенью навис надо мной, и вот уже невесомая ткань моей туники скользит вниз, уступая место жадному, обжигающему взгляду, пожирающему всю меня.

Касание его руки, словно легкое дуновение ветра по коже, начинается у шеи, дразнящей линией спускаясь все ниже, зажигая в груди медленный нарастающий пожар.

Дыхание сбивается, становится прерывистым, неровным. Каждый вдох, как глоток раскаленного воздуха, обжигающий легкие, заставляющий сердце бешено колотится в груди, словно птица, бьющаяся в клетке. Время замирает, растворяясь в этом моменте предвкушения, в ожидании его прикосновений.

Он наклоняется ближе, и я чувствую тепло его тела, исходящее от него, как от раскаленного солнца. Шепот его голоса, хриплый от желания, щекочет мое ухо, вызывая мурашки по коже.

— Ты прекрасна, — выдыхает он, и эти слова, словно заклинание, усиливают пламя, бушующее внутри меня.

Его губы, нежные и влажные, касаются моей шеи, оставляя за собой дорожку горячих поцелуев. Я закрываю глаза, отдаваясь во власть охватившей меня страсти. Все мои чувства обострены до предела, каждый нерв вибрирует в унисон с его прикосновениями. Мир вокруг исчезает, остается только он и я в этом коконе желания, сотканном из взглядов, касаний и шепотов.

Руки его скользят по моему телу, изучая каждый изгиб, каждую линию. Он словно скульптор, лепящий из меня произведение искусства, высекая из камня страсти образ, достойный вечности. Я чувствую себя живой, настоящей, желанной. В его глазах я вижу отражение своей собственной красоты, и это опьяняет меня сильнее любого вина.