Оборона дурацкого замка. Том 8 (СИ) - Ютин Макар

— Не буду, шисюн, — серьезно ответил Юлвей.

— Ты, как там тебя? Из семьи Чжан, — Алтаджин впервые обратился к аристократу напрямую.

Тот молча отвесил изящный поклон.

— Веревка. Этот тухлый мозгляк, — Ма смешно выпучил глаза, раскрыл рот, затем закрыл и благоразумно втянул голову в плечи, — сказал про инструменты. Ты помнишь что-нибудь про веревку? Мне кажется странным такой выбор. И места, и инструмента. Алтаря, как видишь, тоже нет.

— Вы абсолютно правы, гунцзы. Этот практик не помнит ничего, связанного с веревкой. В других знакомых ему мин тан мог меняться набор инструментов, как и чтимых Богов, но общий мотив сохранялся. Как и посещение комнат. Этот практик не помнит подобных ниш или не мог знать…

Алтаджин раздраженно кивнул, махнул рукой. Дескать, и так понятно, что здесь он оказался не по своей воле и всех знаний семьи иметь не мог. Юлвей приободрился, продолжил более уверенно:

— Однако этот изгнанник семьи Чжан не может сказать, что ваша находка выбивается из общей картины. Если реликвия Лета активна ради Испытания, то должна быть замена. Мотивов много. Как вариант, она ведет к Алтарю Шан-ди и нужна для повторного подношения. Именно инструменты служат накопителями жертвенной Ци. Этот может предположить, что отличие от других инструментов сделано специально, как намек на повторные дары Великому.

— Хм.

Дискуссия продолжалась еще целый кэ. Под конец группа решила придерживаться версии Юлвея. Ничего лучше предложить все равно никто не мог. Возвращаться прошлым путем казалось безумием из-за возможного гнева духов уже пройденных Алтарей. Оставалось лишь идти вперед.

По большому счету, у них не имелось никакого выбора. Сбитые с толку люди искали причину странностей исключительном для самоуспокоения.

Группа использовала артефакт. Разумеется, применил его именно Юлвей. Тот даже не возражал.

Веревка в его руке зажглась уже знакомым оттенком чистой энергии

Несколько напряженных секунд ничего не происходило.

Саргон успел испугаться: неужели предки действительно оставили фальшивку в расчете на ловушку, на вычисление чужаков, да мало ли еще на что? Кто знает, как мыслили древние сины?

Тут современные-то не отличаются иногда умом, а зачастую — сообразительностью.

А те, кто отличается, в процессе взросления теряют всякий ненужный хлам: человеколюбие, понимание ценности человеческой жизни, элементарный здравый смысл и многие другие ничего не значащие мелочи.

Хорошо, хоть оставляют чувство юмора. Любовь к фекальным шуткам Саргон пронес сквозь обе жизни и страдал бы от их отсутствия сильнее, чем от невозможности зайти в интернет.

«Эх, щас бы почитать про попаданцев и чекнуть треды на одном раковом ресурсе. Или начать свой. Ага: сап, двач, есть одна тян. Или даже две…»

Артефакт все же загорелся.

Дверь распахнулась бесшумно, с обстоятельной медлительностью триллера. Новый коридор, короткий и прямой как палка, не имел освещения вовсе. Он непрерывно петлял, чтобы неожиданно вывести народ прямо на

Главный зал.

Вернуть обратно в Великую Кумирню.

Помещение выглядело абсолютно тем же самым. Скромный оттенок вечности, божественное присутствие, потоки природной Ци, что непрерывным лоскутным водоворотом мелькали вокруг главного Алтаря. И все же…

— Этот практик оказался прав в своих предположениях, — со спокойной гордостью отметил Юлвей, стоило остальным вновь собраться у Алтаря.

Он не выпячивал собственные знания, исключительность, правоту. Лишь с помощью зрения культиватора становилась заметна его радость, возбуждение, ликование, ностальгия и множество других сложных эмоций.

Иногда Саргон задавался вопросом: могут ли остальные культиваторы сопоставимого с ним ранга также легко читать других людей? Или хотя бы получать те же сигналы, что и он.

Стоило признать, юный практик очень хотел как можно дольше не получать точный ответ.

— Этот практик уверен: надо снова возложить дары на Алтарь Шан-ди! — продолжил аристократ.

Опять проливание крови. Что может быть проще? Особенно если сравнивать с последними двумя Испытаниями. И все же Саргона гложили смутные подозрения. Нечто эфемерное, полуоформленное никак не давало покоя. Он упускал важную деталь и лишь здесь, после усиления Летнего Зала и под гнетом природной аномалии Ци он начал понемногу различать оттенки.

Оттенки направлений гудящей линьши, что начинало казаться все более важным, по мере его успешной

— Стой, здесь что-то не так! Ощущение не гаснет у Главного Алтаря!!!

Саргон опоздал.

Чересчур мнительный, чересчур погруженный в себя. Всего лишь пара сказанных вовремя слов могла уберечь целую группу от страшных последствий. Такая мелочь!

Вот только Юлвей уже успел пролить свою красную кровь с исчезающе малым, гомеопатическим содержанием родства прошлой династии.

Мир закрутился, пришел в движение

— КАК ВЫ ПОСМЕЛИ?!!!

Грубый таран нечеловеческих образов. Понять все оттенки невозможно, смысл теряется под гнетом многопоточных конструкций, ментальный удар идет извне, от Алтаря…

ОТ ДРУГОГО АЛТАРЯ.

Внизу.

«Мы облажались», — понял Саргон, когда кровавое безумие накрыло отряд с головой.

Глава 16

Всеобщее согласие —

опасная иллюзия,

сквозь которую прорастает ненависть.

Поэтому не ищи согласия,

и придерживайся собственных правил.

А другие пусть отвечают за себя.

Кто может, живет по своим правилам,

а остальные живут, как придется.

Небу — ему все равно,

но оно ничего не скрывает

и может научить

чуткого человека.

Так писал Лао-цзы, и Саргон вдруг вспомнил его строки. Также отчетливо, как, бывало, вспоминал ранее свой старый дом, детские годы со вкусом дикой беззаботности, насмешливую юность в драках, шутках, непокорности, школьных проказах.

Вспомнил и повторял про себя пыльные строки с поэтичной неизбежностью, затуманенной мечтательностью, с которой поднимался с кровати. Все еще слегка потерянный, немного во сне и все еще наяву, с цикличной мыслью и тягучей гармонией внутри головы, особенно когда утро тихо пасмурной грустью, без людской разноголосицы навязанных работ.

Он не знал, почему плывет в этом состоянии. Он не понимал, открыты ли его глаза? Видит ли он свет сквозь тонкие кожаные веки?

Тело ощущало движение не как обычно. Пилот машины на внешнем управлении, парализованный воин в виртуальном пространстве. Черви-нервные импульсы роились под кожей. Паразитизм ощущений как чесотка потным днем.

Точно все уже произошло, а он видит сон о прошлых действиях, точно мировой ветер задувает в спинной мозг метастазы чужих намерений.

Время стало холстом, намерение — вязью разнокалиберных красок. Сонная нега продолжала окутывать мозг заботой бабушки к маленькому внуку

«Сквозь которую прорастает ненависть»

Саргон вздрогнул.

"Всеобщее согласие —

опасная иллюзия"

Осознание.

Вихрь чужой Ци в собственных мышцах. Наивный, обманутый навязанной волей даньтянь. Воля Ясного Зала под смертной кожей.

«Кто может, живет по своим правилам»

Стыд.

Потому что жил по чужим. Кто имеет право… КТО ПОСМЕЛ РАСПОРЯЖАТЬСЯ ЕГО ЖИЗНЬЮ?!!

«Больше никогда», — клялся он черной, обезличенной пустоте бесконечного Дао в день Возвышения.

Пелена на глазах расползлась половой тряпкой общественного туалета. Вонь понимания. Когда гнилой, беспросветный ужас ситуации разом вонзает в мозг свои когти. Отрицание умирает в изгаженном воздухе, тело бросает в жар, зашкаливает пульс, кровь барабанит тревогу через ушную раковину.

Бей-беги-замри.

В мире, перенасыщенном Ци, такая реакция безнадежно запаздывает.

Саргон понял, что беспокоился напрасно.

Потому что больше не о ком.

— «Проблематика „Колымских рассказов“ давно снята жизнью», — страшно захрипел он.

Каждое слово — билет в ад одиночества. Не костер Джордано Бруно — позорное отречение Галилея. «И все-таки она вертится». Но разве этого достаточно?