Абсолютная Власть 4 (СИ) - Майерс Александр

Они врезались в хаос на склоне, ещё дымящийся и пылающий. Роттер действовал своей тяжёлой саблей с холодной, безжалостной эффективностью. Никакого блеска, никаких лишних движений. Короткий удар — и первый наёмник, с обожжённым лицом, рухнул на землю. Второй, пытавшийся вскочить с земли, получил искривлённым лезвием по шее.

Его люди работали молча, как мясники на бойне. Взрывы воронов сделали своё дело — засада была дезорганизована и деморализована. Те, кто выжил, метались, ослеплённые вспышками и оглушённые грохотом.

Какой-то детина с пулемётом попытался развернуть громоздкое оружие. Роттер не дал ему шанса. Его жеребец рванул в сторону, и в тот же миг кривая сабля капитана описала короткую дугу, отсекая руки наёмника. Детина заорал, но его крик тут же оборвался, когда следующий удар клинка разрубил его шею.

Роттер видел, как его люди методично, без спешки и суеты, прочёсывали склон. Это была не битва, а зачистка. Они не брали пленных. Они пришли сюда не для допросов, а для отправки сообщения. Сообщения, написанного кровью.

Внезапно всё стихло. Лишь треск пожара да тяжёлое дыхание лошадей нарушали тишину. Склон был усеян неподвижными телами. Стоны раненых быстро смолкли — всадники Роттера не оставляли за собой выживших.

Капитан медленно опустил залитый кровью кылыч. Его грудь равномерно вздымалась, на лице не было ни усталости, ни триумфа. Лишь пустота и холодное удовлетворение от хорошо выполненной работы.

Он подъехал к карете. Застеклённое окно опустилось, и в проёме показалось бледное лицо Базилевского.

— Капитан? Всё кончено?

— Так точно, Филипп Евгеньевич, — ответил Роттер. — Дорога свободна. Можем продолжать путь.

— Благодарю вас, — Базилевский кивнул, и в его глазах читалось нечто большее, чем простая благодарность.

Это было понимание того, какими методами иногда приходится добывать себе право на спокойную политическую жизнь.

Константин отдал команду, и отряд, вновь сомкнувшись вокруг кареты, тронулся в путь, оставляя за собой дымящиеся развалины засады.

Кто бы ни стоял за этой засадой, он жестоко просчитался. Недооценил готовность Владимира Градова жечь своих врагов калёным железом. И он точно недооценил безжалостность капитана Роттера и его Чёрного полка.

Сегодняшняя ночь стала для кого-то очень дорогим и очень кровавым уроком.

г. Владивосток

На следующий день

Утренний свет пробивался сквозь высокие окна кабинета Игнатьева. Альберт сидел за своим полированным до зеркального блеска столом, попивая ароматный чай из фарфоровой чашки. На столе лежали свежие газеты, все как одна восхвалявшие его «незаменимый вклад в стабильность региона» и поливавшие грязью Базилевского.

Всё шло по плану. А главный удар должен был быть нанесён сегодня ночью, на границе владений Градова.

Альберт уже представлял себе, как ему доложат о растерзанном теле Базилевского. Как паника охватит его сторонников. Как ему, Игнатьеву, последней разумной силе в Приамурье, сами предложат пост генерал-губернатора, лишь бы остановить хаос.

В кабинет вошёл его слуга, Матвей. Лицо у него было не просто озабоченным — оно было бледным, как у человека, видевшего призрака.

— Господин… — слуга замялся.

Игнатьев медленно поставил чашку на блюдце.

— Что-то не так, Матвей? Выкладывай.

— Нет… то есть да, но… — Матвей беспомощно покрутил головой. — Отравление… не удалось. Градов сумел спасти Токарева.

Игнатьев вздохнул и поправил перчатки.

— Что ж. Я не делал большую ставку на этот ход. Как так вышло?

— Не знаю точно, господин. Шпионы докладывают, что он сделал это сам. Вероятно, с помощью Очага.

«Демоны сожри этот Очаг, — подумал Альберт, поморщившись. — Магию всё же нельзя недооценивать…»

— Граф уже пришёл в себя и, по словам свидетелей, публично благодарил барона, — закончил слуга.

Игнатьев медленно поднялся из-за стола и подошёл к окну. Проклятый Градов, который везде успевал сунуть своё хищное рыло.

Отравление Токарева было многоходовкой. Устранить влиятельного, но непредсказуемого старика, на которого Игнатьев так и не смог найти управы. И облить грязью Владимира, выставив его дом местом убийства.

Всё рухнуло. Теперь Токарев, этот чёрствый эгоист, наверняка костьми ляжет за Базилевского. Из тёмной лошадки он превратился в личного должника Градова.

— Хорошо, — сквозь стиснутые зубы произнёс Игнатьев, всё ещё глядя в окно. — Это была… неприятная случайность. Доложите, как только поступят новости с дороги.

Матвей не ушёл. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, и его молчание было красноречивее любых слов.

Альберт медленно обернулся.

— Что ещё?

— Новости с дороги уже поступили, — проговорил слуга.

— Судя по всему, неутешительные.

— Наёмники перебиты. До последнего человека.

Игнатьев стиснул зубы и выдавил:

— Как? Их было два десятка! Лучшие бойцы, с артефактами! Они должны были растерзать его охрану и…

— Их уничтожили, — Матвей говорил, глядя в пол, словно боясь встретиться с глазами господина. — Это была настоящая бойня. Артефакты прикрытия не помогли, их всё равно вычислили. Применили взрывных воронов, а потом добили в ближнем бою. Выживших нет. Никого.

Игнатьев отшатнулся от кресла, делая неуверенный шаг к столу. Его рука дрожала, когда он налил себе стакан воды, но пить не стал.

Всё пошло прахом. Две ключевые операции, на которые он возлагал столько надежд, провалились с оглушительным треском. И самое ужасное — он не понимал, как это произошло.

Как Градов узнал? Как он успел среагировать?

Это была не удача. Это был расчёт. Холодный, безошибочный расчёт, который Альберт всегда считал своей сильной стороной.

Он чувствовал, как почва уходит из-под ног. Его стратегия, так тщательно выстроенная, рассыпалась как карточный домик.

Он терял контроль. Стремительно и неотвратимо.

И тут в дверь снова постучали. Вошёл курьер, весь в пыли, и протянул Матвею сложенный листок. Тот, пробежав глазами, побледнел ещё больше, если это было вообще возможно.

— Господин… — его голос сорвался. — Дворянский совет… Они только что назначили собрание. На послезавтра.

Для Игнатьева это стало финальным ударом. Он медленно опустился в кресло, откинув голову на спинку. Закрыл глаза.

Всё. Это конец. Скоро будет решено, кто станет генерал-губернатором. И он, Альберт Игнатьев, архитектор стольких интриг, серый кардинал Приамурья, оказывался на обочине.

Он представлял себе это собрание. Токарев, живой и обязанный Градову, будет голосовать за его ставленника. Яровой и его союзники — тоже. Испуганные дворяне, напуганные ядом на балу, сплотятся вокруг сильной фигуры, способной навести порядок.

А он, Игнатьев, окажется тем, кто этот порядок нарушил. Его шансы, ещё вчера казавшиеся такими весомыми, таяли на глазах.

Отчаяние поднялось из глубины его существа, сдавив горло. Он проиграл. Проиграл этому мальчишке, наследнику рода, который Альберт когда-то помогал низвергнуть. Всё, что он строил годами, все интриги, все расставленные ловушки — всё это было сметено одной мощной, целеустремлённой силой.

Он сидел в своём роскошном кабинете, в сердце города, который считал своим, и чувствовал себя абсолютно пустым, разбитым и проигравшим. И самое ужасное — он не видел выхода. Ни одного хода, который мог бы переломить ситуацию.

Поезд уходил, и он оставался на пустом перроне.

Глава 19

Мир перевернулся

Воздух на Расколотых землях обжигал лёгкие, но Зубр, стоявший на краю обрыва, давно уже не обращал на это внимания. Его лёгкие принадлежали не ему, а той силе, что пульсировала в груди вместо сердца.

Внизу в долине кипела работа, не похожая ни на что человеческое. Десятки головорезов — беглых каторжников и отбросов общества, собранных Пауком по всем трущобам Приамурья — возводили укрепления из острых, чёрных камней, которые сами выпирали из земли по ночам. Но это было лишь фоном.