Абсолютная Власть 4 (СИ) - Майерс Александр

Главное зрелище разворачивалось рядом. Прямо в пустоте, в трёх шагах от края обрыва, висел разрыв в реальности — портал, похожий на клокочущее, лилово-багровое око. Из него, один за другим, выходили новые бойцы. Они не были похожи на местный сброд. Эти шли строем, в одинаковых чёрных доспехах, с лицами, скрытыми за стальными масками без прорезей для глаз. Они молча принимались за работу, не задавая вопросов, не проявляя эмоций. Идеальные солдаты.

«Они — лишь инструменты, — проскрежетал в сознании Зубарева голос Мортакса. — Песчинки в той буре, что мы с тобой поднимем. Взгляни туда».

Взгляд Зубра скользнул за пределы лагеря. Там, среди бурлящего марева аномалий, копошились монстры. Их становилось всё больше с каждым часом.

Раньше они были дикими, неуправляемыми, кидались друг на друга и на людей Зубра. Теперь же они выстраивались в некое подобие строя. Рычали и клацали клешнями в унисон, повинуясь одной воле.

Его воле. Воле, которую направлял и усиливал Мортакс.

Зубарев поднял руку, и она сжалась в кулак. В ответ на это движение десятки пар светящихся глаз во тьме вспыхнули ярче, а низкое, угрожающее рычание прокатилось по всему фронту чудовищ.

— Контроль… становится лучше, — сипло произнёс Зубр, обращаясь к самому себе.

«Естественно, — подтвердил Мортакс. — И это только начало, друг мой. Нам предстоит как следует повеселиться».

В сознании Николая всплыли образы. Не просто разорённая деревенька, как тогда, на пробу. Нет. Целая долина, охваченная пламенем. Люди, бегущие в панике, и его монстры, которые настигают их, рвут на части. Дым, кровь, отчаяние. И над всем этим — он, Зубр, повелитель хаоса, несущий конец тому миру, что отверг его.

«Они думают, что магия и пушки спасут их? Они ошибаются. Мы принесём им настоящий ужас. Первую волну того, что грядёт. И ты, мой верный сосуд, поведёшь её».

Зубарев чувствовал, как древняя ярость Мортакса сливается с его собственной, лишая его последних следов разума, оставляя лишь стремление к разрушению. Тело Зубра стало оружием, а его воля — проводником воли древнего бога.

— Они… сидят за своими стенами… Думают, что в безопасности, — прохрипел Зубр, и его губы растянулись в оскале, не имевшем ничего общего с улыбкой. — Пора показать им их ошибку.

«Великолепно, — прошипел Мортакс. — Моя сила потечёт через тебя. Аномалии уже множатся. Скоро они перекинутся через их жалкие границы, как вода через треснувшую дамбу».

Зубр обернулся. Его взгляд скользнул по рядам безликих воинов из портала, по диким монстрам, по его собственным головорезам, в чьих глазах горела фанатичная вера в него, в нового пророка разрушения.

Николай поднял руку высоко над головой.

— Завтра! — его голос, усиленный магией, пророкотал над долиной, заставляя камни вибрировать. — Завтра мы пойдём на них всей нашей мощью! Мы снесём их заставы! Мы сожжём их деревни! Мы напоим землю их кровью и устроим такой пир, от которого содрогнутся сами небеса!

Рёв стал ему ответом. Это был звук надвигающейся бури. Звук конца.

Зубр опустил руку, и его грудь вздымалась от предвкушения.

Он стал больше чем человек. Больше чем наёмник. Он был остриём копья, которое пронзит прогнивший мир.

Первая волна была готова обрушиться. И он, Зубр, с наслаждением поведёт её в бой.

г. Владивосток

Зал заседаний Дворянского совета был полон. Под высоким потолком собрались все, кто имел вес в Приамурье, чьи решения определяли судьбу региона. Я стоял у колонны в глубине зала, предпочитая наблюдать со стороны.

Моя роль сегодня была иной — не активного игрока, а тени, стоящей за троном. Троном, который должен был занять Филипп Евгеньевич.

Двери распахнулись, и в зал вошёл граф Муратов. Он ступал медленно, с гордо поднятой головой, но каждый видел тяжесть, давившую на его плечи. Рудольф был тенью своего былого могущества, но даже тень эта внушала уважение и страх.

Почти сразу же на пороге показался Альберт Игнатьев. Безупречный, гладко выбритый, с маской спокойствия на лице. Он направлялся к своему месту, но их пути с Муратовым неизбежно пересеклись в центре зала. Все замерли, затаив дыхание.

Граф остановился, преградив Игнатьеву дорогу. Он не сказал ни слова, просто смотрел на него. Но этот взгляд, полный ярости и презрения, был красноречивее любой тирады.

— Рудольф Сергеевич, — Игнатьев первым нарушил молчание. — Рад видеть вас. Значит, в ваших владениях наконец-то наступил мир.

— Мир наступил, Альберт, — отчеканил Муратов. — И он научил меня многому. Например, тому, что крысы первыми бегут с тонущего корабля. И тому, что они же первыми прибегают на новый, надеясь свить гнездо в трюмах.

Надменная маска на лице Игнатьева дрогнула.

— Колкости — удел проигравших, граф. Я лишь последовал голосу разума, когда ваш корабль пошёл ко дну из-за ваших же амбиций.

— Голосу разума? — Муратов коротко рассмеялся. — Интересно. А чей голос шептал тебе на ухо, когда ты составлял планы раздела моих земель, ещё пока я сражался? Чей голос подсказал тебе, как лучше украсть средства из казны альянса? Не твой ли собственный?

Шёпот в зале стал громче. Игнатьев побледнел.

— Вы бредите, — отрезал он, пытаясь обойти Рудольфа. — У вас нет доказательств.

— Всему своё время, — холодно парировал граф и, наконец, отступил на шаг. — Всему своё время.

Игнатьев прошёл к своему креслу, стараясь не смотреть по сторонам. Муратов же занял своё место с видом победителя.

Вскоре зал затих — председатель совета, старый граф Лихачёв, открыл заседание. Начались долгие, утомительные, но необходимые процедурные вопросы. Потом слово было предоставлено кандидатам.

Первым выступил Станислав Соболев. Он был краток, остроумен и лёгок как всегда. Говорил о необходимости «свежего ветра», о том, что региону нужен не только администратор, но и дипломат, способный наладить связи. Его речь была принята хорошо, но все понимали — он был «техническим» кандидатом, оттягивающим на себя голоса нерешительных.

Затем поднялся Игнатьев. Он говорил гладко, красиво, сыпал цифрами, проектами, обещал стабильность, порядок и процветание. Убеждал, что только он, с его связями в Санкт-Петербурге, сможет обеспечить региону покровительство и инвестиции. Это была сильная речь, рассчитанная на консерваторов и тех, кого напугали недавние потрясения. Я видел, как многие кивали, а некоторые даже аплодировали.

Но вот слово взял Базилевский. И всё изменилось.

— Господа, — начал Филипп Евгеньевич, и его спокойный, уверенный голос заполнил зал без всякого напряжения. — Мы только что пережили войну. Войну, которая показала, что старые методы управления, основанные на личных амбициях и закулисных сделках, ведут в тупик. Мои оппоненты говорят о стабильности. Но какая стабильность может быть, когда вчерашние союзники стреляют друг другу в спину? Когда на светских приёмах подливают яд в бокал?

Он сделал паузу, давая своим словам просочиться в сознание слушателей.

— Нам не нужен управитель, который будет выпрашивать милостыню у Санкт-Петербурга. Нам нужен лидер, который будет отстаивать интересы Приамурья здесь, на нашей земле! Нам нужен мир, основанный не на страхе, а на законе и справедливости! И этот закон должен быть один для всех — и для барона, и для крестьянина.

Базилевский говорил об экономике, о развитии инфраструктуры, о необходимости сильной, но подконтрольной совету общей армии для защиты от угрозы с Расколотых земель. Его речь была лишена блестящей позолоты выступления Игнатьева, но она была крепка, как гранит. Была полна не обещаний, а конкретных планов.

И тут поднялся Муратов.

— У меня есть вопрос к господину Игнатьеву, — его голос прозвучал громко и чётко. — И несколько документов к вниманию совета.

Он медленно, с театральной неспешностью, поднял в воздух папку.

— Альберт Андреевич, не сочтите за труд, освежите мою память. Это ваша подпись стоит под контрактом на поставку продовольствия для войск альянса в прошлом году? Контрактом, по которому было поставлено зерно низшего сорта? Остальное, как утверждают эти банковские выписки, осело на счетах неких подставных фирм в Шанхае.