Двойник короля 19 (СИ) - Скабер Артемий

Он был близко, очень близко… к смерти, к концу, к забвению. Магическим зрением я видел, как тонка нить его жизни. Мы все это понимали. Висело в воздухе невысказанным знанием — тяжёлым, давящим, неоспоримым.

Тут дёрнулся Жора. Резкое движение — вздрогнуло плечо, затем рука, после чего всё тело.

Я вскочил с койки и бросился к нему. Ноги слабые, но держат. Шаги неуверенные, тело шатается. Упал рядом.

— Гос-по-дин… — тихо прошептал Георгий.

Голос хриплый, сломанный, едва слышный, но самый прекрасный звук в этот момент.

— Засранец! — хмыкнул я. — Ну ты и засранец. Как же ты меня напугал!

Горло сжалось, скулы болели. Облегчение накатило волной, тепло разлилось в груди. Жора жив. Мой верный Жора.

— Павел? — произнесли рядом.

Женский голос, слабый, дрожащий, но полный надежды. Знакомые интонации.

Повернул голову. Фирата… Девушка пыталась приподняться на локте. Рука дёргалась, напряжённые мышцы — упрямство в каждом движении. Барышня смотрела на меня с такой теплотой в глазах, что я даже не знал, куда себя деть. Благодарность, облегчение, преданность — всё смешалось в её взгляде.

— Хозяин! — отозвался Тарим.

Ещё один. Голос слабый, сиплый, но уверенный. Рука монстра приподнялась в приветствии, тёмная кожа блестела от пота.

Сердце снова сжалось. Они вернулись, все вернулись — моя команда, мои люди, моя сила.

— Слава монстрам… — улыбнулся и выключился.

Глаза закрылись против воли. Мышцы расслабились, тело обмякло. Сознание провалилось в спасительную темноту. Облегчение, покой, заслуженный отдых.

Пришёл в себя на койке. Сознание возвращалось медленно. Туман в голове, тяжесть в конечностях, сухость во рту. Тело болело — каждая мышца, каждый сустав, каждая клетка. Ноющая, тупая боль, пронизывающая насквозь.

Сначала накатила паника, что мои люди мертвы. Сердце забилось чаще, дыхание участилось, холодный пот выступил на лбу. А потом я вспомнил, что они пришли в себя. Образы всплыли в памяти: говорящий Жора, глаза Фираты, голос Тарима. Живые… Облегчение смыло панику. Мышцы расслабились, дыхание выровнялось. Можно двигаться дальше, решать новые проблемы.

Я попытался подняться, напряг мышцы пресса. Локти упёрлись в матрас, тело задрожало от усилия. Каждое движение — борьба.

Рука легла мне на грудь — тёплая, твёрдая, сильная. Уверенное давление вниз.

— Лежи! — требовательно произнёс дядя Стёпа.

Голос знакомый, резкий, командный, не терпящий возражений. Рыжий алхимик вернулся к своему обычному состоянию.

— Совсем себя довёл… Ты такими темпами раньше нас в могилу ляжешь.

В словах слышалась забота, замаскированная под ворчание. Типичный дядя Стёпа — грубый снаружи, заботливый внутри.

— Как? — спросил я.

Губы едва двигались, язык не слушался, во рту пересохло. Каждое слово — усилие. Но нужно знать, нужна информация, полная картина.

— Нормально… — хмыкнул рыженький.

Звук хрустящих позвонков разнёсся по комнате. Дядя Стёпа повертел головой, размял плечи. Его движения были скованными, медленными, осторожными.

— Жить будем. Хреново, конечно… Меня словно высосали через трубочку, а потом высрали, кто-то наступил и после смыли. И вот из такого состояния собрали.

Образность его речи не изменилась — сочные, яркие, выразительные метафоры, но крайне точные. Я чувствовал то же самое.

— Очень красочно описал, — попытался улыбнуться. Губы дрогнули, получилось криво. — Мой обычный вторник.

Попытка пошутить, разрядить обстановку. Показать, что я в порядке, что контролирую ситуацию.

— Жора… — хмыкнул алхимик. — Я думаю, он не человек. Ты бы за ним приглядывал, он похуже твоих монстров будет.

Взгляд дяди Стёпы стал задумчивым, оценивающим, профессиональным. Алхимик анализировал, делал выводы, строил теории.

— Что случилось? — напрягся я.

Мышцы живота сжались, сердце забилось чаще. Жора — самый верный, самый надёжный. Что с ним?

— Что случилось?.. — передразнили меня.

Скривил губы, приподнял брови — характерный жест. Всегда так делал, когда считал вопрос глупым.

— Пока мы все чувствовали себя… жижой, этот как увидел, что ты вырубился, тут же вскочил и поднял тебя.

Руки дяди Стёпы изобразили движение — быстрое, сильное, решительное. Его тон стал удивлённым, немного восхищённым.

— Положил на койку, убедился, что всё в порядке, и убежал. Сука… Вот прям рванул. У него, видите ли, дел много. Словно ему вообще насрать, что он умер и воскрес.

Последние слова прозвучали с возмущением, недоумением. Как можно так быстро восстановиться? Как можно игнорировать смерть? Что с ним не так?

— Мой человек, — кивнул я.

Гордость теплом разлилась в груди. Преданность Жоры не знала границ, как и его сила воли, выносливость, верность. Он всегда ставит дело выше себя.

— Машина! — покачал головой рыженький. — У него там вместо мозгов команды, что ли? Что касается чёрненькой, так она тут сопли размазала, пыталась тебе как-то помочь. А безрукий негр её оттаскивал.

— Где они? — голова не отрывалась от подушки.

Слишком тяжёлая, а я слишком слабый. Тело не слушалось, но разум работал, собирал данные, анализировал, планировал.

— Ушли в монстров превращаться, чтобы регенерировать, — прозвучал ответ.

Логично, умно. В истинной форме они восстановятся быстрее. Природа монстров такова: живучие твари, адаптивные, сильные.

— Хорошо… — кивнул с облегчением.

Команда жива, восстанавливается, скоро будет в строю. Можно двигаться дальше, решать новые проблемы.

Хомяк внутри снял траурные одежды и перестал выть, а то уже не могу слышать его писк, словно голова сейчас взорвётся. Мелкая тварь прекратила грызть мозг обвинениями и страхами.

— А мамаша твоя… Вот это я понимаю, баба, я даже в таком состоянии чуть слюнями не подавился, — облизнул губы дядя Стёпа.

Глаза алхимика блеснули: мужской интерес, оценивающий взгляд. Василиса всегда производила впечатление на мужчин, её красота, стать, манеры.

— Она тебя съест, — произнёс коротко, точно, без эмоций.

Василиса уничтожит любого, кто посмеет к ней приблизиться. Использует и выбросит, разрушит и забудет.

— Знаю, — ухмылка отразилась на его лице.

Рыжий не питал иллюзий, просто наслаждался видом, как любуются красивой, но ядовитой змеёй. За стеклом, на расстоянии

— Мне пора! — я попытался встать, но меня снова придавили рукой.

— Хрен! — оборвал пацан.

Рука дяди Стёпы упёрлась в грудь — сильная, настойчивая, не терпящая возражений. Лицо нахмурилось, глаза сверкнули решимостью.

— У тебя каналы в труху, источник не восполняется, тело всё на соплях держится, а ты куда-то собрался?

Алхимик говорил отрывисто, чётко, профессионально. Диагноз, а не вопрос.

— Да, — кивнул я.

Времени нет, а дел много. Враги не дремлют, император планирует следующий ход. Нужно действовать.

— Не, брат, я тебя сейчас чуть подшаманю, и потом уже иди снова рискуй. Готовсь!

Мышцы дяди Стёпы напряглись, лицо сосредоточилось. Рука потянулась к столику с инструментами, и что-то блеснуло металлом.

На этих словах меня выгнуло дугой. Спина оторвалась от кушетки, мышцы свело судорогой, зубы клацнули. Воздух застрял в лёгких. Диск внутри раскалился и начал пульсировать. Жар, обжигающий, нестерпимый, распространялся от груди к конечностям.

Сука… Лучше бы всё осталось, как есть. Боль нарастала — пронзительная, острая, невыносимая.

Вспышки, темнота — перед глазами танцевали цветные пятна: красные, жёлтые, фиолетовые. Мозг кипел от перегрузки.

Голос. Где-то далеко, размытый, приглушённый, словно сквозь вату. Не разобрать слов. А затем тишина, блаженная пустота. Отсутствие боли, отсутствие мыслей. Покой.

И так по кругу: вспышка, тьма, голос, тишина. Снова и снова, бесконечный цикл агонии и облегчения.

Открыл глаза, и свет резанул их. Моргнул. Комната плыла передо мной: очертания размыты, цвета слишком яркие.