Князь: Попал по самые помидоры (СИ) - Фокс Гарри

— Ладно, — сдался я, чувствуя, что кресло-массажер — единственное светлое пятно в этой ситуации. — Что еще? Говори быстрее.

— Церемония! — Мэр достал свиток, развернул его с треском. — Ровно в полдень. Вы въезжаете на площадь на… — он заглянул в свиток, — … на белом грифоне? У нас есть грифон?

— Нет у нас грифона! — огрызнулся я. — У меня есть старая кляча по кличке «Колченогий». На ней и въеду.

— О! Колоритно! — не смутился мэр, делая пометку. — «Князь въезжает на верном боевом скакуне, хранящем память былых битв!» Отлично звучит! Потом — обмен клятвами. Тут все стандартно: «Любить, чтить, слушаться…» Хотя, учитывая вашу… э-э-э… живую натуру, Ваша Светлость, может, добавить пункт про «не изменять чаще трех раз в неделю без письменного уведомления супруги»? Шутка! — он захихикал, видя мой взгляд. — Просто шучу!

— Смешно, — выдавил я. — До икоты. Дальше.

— Пир! Три дня! Каждый день — тематический! День Аскарона — много мяса, кошколюдские танцы (ваша невеста, я слышал, отлично двигается!), и… демонстрация силы кошковоинов. День Эрнгарда — рыцарский турнир (без убийств, только покалечить немного), эльфийские вина (разбавленные, бюджет!) и бал. День… Драконхейма! Ваш день, светлейший!

— И что в мой день? — спросил я с плохо скрываемым подозрением.

— Аттракционы! — засиял мэр. — «Попади кольцом на рог Освободителя Мошонки!» — статуя Ваша, с увеличенными… эм… достоинствами. Детям нравится! «Лабиринт Искушений» — для взрослых, с участием наших… артисток. И кульминация — Ваше выступление!

— Мое выступление? — я приподнялся в кресле, которое тревожно зажужжало. — Какое выступление?

— Магия Драконьей Крови! — воскликнул мэр. — Пирокинезис! Вы пустите пару огненных шаров! Осветите ночное небо! Сожжете… э-э-э… чучело старого режима! Зрелищно! Народ сойдет с ума!

Я представил себя, изнеможденного, пытающегося высечь хоть искру из своей «драконьей крови» после трех дней пьянки, под восторженные крики толпы. А потом — как срываюсь и ненароком поджигаю павильон с «артистками». Или отца Лиры.

— Барти, — начал я тихо. — Ты хочешь, чтобы я спалил половину города?

— О, не всю половину! — успокоил он. — Максимум квартал! И то — трущобы! Зато зрелищно! А страховку мы… оформим задним числом.

В этот момент в дверь кабинета постучали. Вошла та самая старшая служанка с грудью-вселенной.

— Ваше превосходительство, Ваша Светлость, — она сделала реверанс, от которого у меня заныли зубы. — Королева Марицель Аскаронская прибыла в город. И требует немедленной аудиенции с князем. Она… не в духе. Говорит что-то про «непотребного кота» и «семейную честь».

Ледяная волна страха смыла всю мою злость на мэра. Отец Лиры. Он уже тут. И успел повстречаться с тетушкой-королевой. Которая «не в духе».

— Видите, Барти? — я поднялся, чувствуя, как массажер в кресле жалобно заскулил. — Аттракцион начинается раньше расписания. И главный приз — моя оторванная голова. Готовь «Лабиринт Искушений». Мне туда прятаться.

Я шагнул к двери, оставляя мэра со его золотым ада. В голове стучало только одно: «Годфрик! Где ты, ебанный в рот? Мне нужен щит! Или бункер! Или хотя бы очень крепкий эль, чтобы не чувствовать, как „Непоколебимый Клык“ входит мне в спину!»

* * *

Шесть утра. Город покрылся сизой дымкой похмелья и недоеденных кебабов. Флаги с улыбающимся идиотом-драконом (то есть, мной) обвисли на мокрых от росы древках. Где-то мычала корова, явно перепившая из фонтана с шампанским. Моя карета, напоминавшая развалину после боя, скрипела по мостовой к гостевому поместью — «Лазурной Усадьбе». По сравнению с дворцом мэра это было скромнее, но все равно — белоснежный мрамор, колонны, сады… «На чьи, интересно, деньги?» — яростно подумал я, чувствуя, как веки слипаются.

— Ваша Светлость, все будет круто! — бодро, но с легкой дрожью в голосе произнес Годфрик, протирая забрызганное грязью стекло. — Вы же крутой! Драконья кровь! Освободитель! Мурка, поддержи князя!

Мурка, сидевшая у меня на коленях (и на этот раз — строго по центру, без соблазнительных смещений), утерла нос лапкой и посмотрела на меня своими огромными изумрудными глазами:

— Мяу! Вы самый сильный и красивый князь, Ваша Светлость! Не волнуйтесь! Хотите, я Вас… э-э-э… расслаблю? Немножко? — Ее хвост нежно погладил мою руку, а взгляд стал томным. — Годфрику будет не обидно! Правда, Годфрик?

— Да я хоть сейчас! — Годфрик оживился. — Для князя — все! Я в сторонке постою, подожду! Или… присоединюсь? Для моральной поддержки!

Я посмотрел на Годфрика — добродушного, верного и абсолютно ебанутого. На Мурку — сладкую, хитрющую и смертельно опасную бомбу замедленного действия у меня на коленях. На часы. До начала «Свадьбы» — 4 часа. До встречи с тестем, который должен был меня возненавидеть — минуты.

— Нет, — выдавил я, отодвигая Мурку на сиденье. Слово далось тяжело, как валун. — Не до расслаблений. Сейчас не до этого. Совсем. Никак. Никогда. Аминь.

Годфрик тяжело вздохнул, как лишенный любимой игрушки ребенок:

— Эх, князь… ну хоть бы немножечко… для храбрости… Ну ладно.

Карета остановилась у парадного входа усадьбы. Рядом уже стояли кареты — не просто богатые, а аскаронские. Черные, как ночь, лакированные до зеркального блеска, с гербами в виде стилизованных когтей и оскаленных пастей. Их окружали кошковоины в парадных латах — молчаливые, зоркие, с хвостами, застывшими в напряженных дугах.

Мы вылезли. Утренний воздух был свеж, но не приносил облегчения. Из главных дверей усадьбы вышли двое. И я… обалдел.

Отец Лиры. Лорд-Защитник Эрмхаусских Скал, Непоколебимый Клык Аскарона. Я ожидал увидеть гору мышц, покрытую шрамами и ненавистью. Так оно и было. Он был на голову выше меня и вдвое шире в плечах. Его лицо напоминало карту старых битв — перекрещенные шрамы, сломанный нос, густая седая щетина. Глаза — узкие, желтые, как у хищной птицы — мгновенно выхватили меня из толпы. Он был в простом, но безупречно сидящем камзоле из толстой кожи, под которым угадывалась стальная мощь. На поясе — не нож, а здоровенный тесак, который он явно называл «кинжальчиком». От него веяло холодом, железом и обещанием неминуемой расправы. «Вот он. Смерть моя пришла. Ну хоть красиво умру».

И рядом с ним… Тетушка Марицель. Королева Аскарона. Моя двоюродная тетка. Она была… ослепительна. Восхитительна. Как рассвет после долгой ночи в каземате. Высокая, с фигурой, от которой у мене в моем состоянии даже мысли не возникло — только благоговейный ужас. Длинные, огненно-рыжие волосы, но с седыми прядями, которые лишь добавляли царственности. Лицо — скульптурное, с высокими скулами, губами цвета спелой вишни и глазами… О, эти глаза! Хищные, как у кошки, игривые и безумно-опасные, как изумрудные бездны. Она была одета в платье, казавшееся сотканным из ночи и звезд — глубокий бархатный синий, подчеркивающий все изгибы. Пахла она дорогими специями, властью и… чем-то пьяняще-запретным.

— Артушенька! — ее голос, низкий, как мурлыканье саблезубого тигра, наполнил утро. Она не пошла, она поплыла ко мне, улыбаясь так, что у меня похолодело в животе. — Племянничек мой ненаглядный! Наконец-то!

Прежде чем я успел что-либо сообразить, она обвила мою шею руками, прижалась всем телом (теплым, упругим, божественно пахнущим) и… впилась губами в мои губы. Не поцелуй. Это был захват. Глубокий, влажный, с участием языка, настойчивый и бесстыжий. Я остолбенел, чувствуя, как мир плывет. Ее руки вцепились в мои волосы, не давая отстраниться. В глазах мелькали искорки чистой, неразбавленной дьявольщины. Это длилось вечность. Или пять секунд. Но мне показалось, что я пережил еще одну оргию.

Она отстранилась, оставив мои губы покусанными и мокрыми, а в голове — вакуум. Ее глаза сияли весельем.

— Ну чего ты остолбенел, глупыш? — она легонько шлепнула меня по щеке. — Это же старая аскаронская традиция! Приветствовать родную кровь! Особенно такую… перспективную! — Ее взгляд скользнул вниз, к моим кюлотам, оценивающе и слишком заинтересованно. «Тетушка, я твой племянник!!!» — завопил мой внутренний голос.