Башни Латераны (СИ) - Хонихоев Виталий

Чахотка. Все говорят — была бы у них сало, жирное молоко, тёплая курица, крепкий бульон — отец, может, и выкарабкался бы. Но где взять то молоко, если от прежнего скотного двора остался только запах на ладонях? На рынок мама ходить не может, детвору к чужому дыму даже близко не пускают, а лекарства в аптеке стоят столько, сколько никто из беженцев даже во сне не держал в руках.

Лекарь советовала бульон да масло, дешёвое пивко и горячее молоко с яйцом. А ещё — зелье яснотки или корень серой руты. Но где взять деньги на такое? Все что они смогли унести с собой было уже потрачено, цены на продукты в осажденном городе взлетели до небес.

Потому работа в казарме наёмников казалась ей удачей, почти милостью. Пусть приходится начищать сапоги или стирать пропотевшие рубахи. Пусть воняет мужским духом и табачным дымом, и руки ломит от холодной воды. Зато хотя бы миску каши выдают вечером, бывает — и косточку мясную кидали на кухне, если кухарка была в настроении. Наёмники смеялись, помыкали такими девками, шлепали по заду, да так, что она порой равновесие теряла, или игриво щипали за бока, оставляя синяки на коже. А этот отвратительный Бринк пару дней назад прижал ее к стенке в темном углу, воняя запахом чеснока и дешевого винища изо рта

— Два серебрушки. — сказал он, приблизив свое лицо к ней вплотную: — закроемся в кладовке — задерешь юбчонку по-быстрому… чего ты ломаешься? Никто и не узнает.

Тогда она вырвалась и убежала, но… но мысли такие лезли в голову все назойливее. Серебро — вот оно могло бы обернуться и куском сала для отца, и травой для зелья, и нормальным хлебом, а не этими остатками с солдатского стола. Но пока ещё стыд перевешивал. Она не побирушка, не падшая женщина, не блудница чтобы отдаваться за серебро… хотя когда она слышала надрывный кашель отца, который на глазах истаивал словно свечка, видела его бледное лицо…

В тот вечер на дворе пахло холодной золой и дымом. Она впервые за долгое время вымылась, согрела воду на кухне, укрылась за казармами, наконец смыла с себя многодневную грязь и пыль.

После этого — собралась идти домой, но возле кухни к ней подошла женщина. Молодая, с гладкой кожей на ладонях и прямой спиной. Уже по одному этому она поняла, что не из простых. Правда одежда — простая, но слишком чистая для бедняка. Да и руки — без мозолей, ногти аккуратные. Это если кто благородный так и не взглянет, потому что одета просто, а кто из бедноты — сразу поймет, что непростая.

— Ты в казармах наемников убираешься? — спросила женщина, снова убеждая Ярину в том, что она не из простого люда — потому как вот так по-хозяйски только такие и говорят. Те, кто ровня — сперва поздоровались бы, спросили имя, сами сказали бы пару слов, а уж потом к делу. А эта — сразу быка за рога. И чего ей нужно? Ярина торопится, скоро кухня закроется, ей нужно свои объедки получить и домой, к отцу бежать.

— Да, дейна. — наклоняет голову она. Пусть эта странная женщина и одета как простолюдинка, но таковой не является, она же видит. Зачем ей лишние неприятности? Лучше уж на всякий случай поклониться. Если и ошиблась — ничего страшного, голова от лишнего поклона не отвалится.

— Тебе деньги нужны? — в руке у женщины взблескивает золотая монета и Ярина замирает на месте. Золотой⁈ Целый золотой? Но… за что? Как она может заработать столько денег? Разве что…

— Извините, дейна, но я не из таких. — Ярина пытается говорить твердо, хотя коленки у нее начинают дрожать. Золотой! Это же… сотня серебряных монет! На такие деньги можно и мяса купить и суп сварить и лекарства отцу… и даже на чистую рубашку хватит. И еще останется. Много останется. Золотой… однако вот так взять и согласиться? За что такая женщина может золотой отдать? Душу продать? Или…

— Да не бойся, дурочка. — в голосе не было ни насмешки, ни угрозы: только спокойная уверенность: — никому твоя душа не сдалась. Нужно достать немного волос или расчёску Безымянной Дейны. Знаешь такую?

Ярина кивнула — кто же ее не знает. Безымянная Дейна, Паладин Ордена Южного Креста, героиня города, про нее только ленивый не судачил. Невероятной силы женщина, говорят, что обет принесла, отреклась от имени, от облика своего и даже от речи человеческой, до тех пор пока Враг Рода Человеческого не побежден. На стене бьется как демон какой-то, наемники в казармах и те ее уважают, уважают и побаиваются, даже этот отвратительный Бринк.

— Много людей ей зла желают. — продолжает женщина: — а ведь без нее город не выстоит. Я ей амулет на защиту от темных чар хочу сделать. Чтобы никто ее заколдовать не смог. У Арнульфа слышала — Архимаги есть. Она нас защищает, нужно чтобы и мы ее защитили. Достанешь — заплачу золотой.

Ярина чуть не выронила ведро из ослабевших рук— во рту стало сухо, как от соли. Золотой… Сало… луковица! Она могла бы сварить настоящий крепкий суп для отца… и не один. Им на месяцы хватит, даже если цены снова вырастут. Надо будет сейчас скупить запасы… муки, например и сала. Крупы. Можно и дом снять, хватит в палатке жить… отец же мерзнет по ночам.

— Один золотой? — переспросила робко.

— Один золотой. — кивнула женщина: — ну так что? Сделаешь или мне к другим обратиться?

— Да! Конечно! Сделаю… — торопливо выпалила Ярина. В голове промелькнули сомнения — если этой женщине так были нужны волосы Безымянной, так подошла бы к ней сама и попросила бы… может не у нее, та не разговаривает, так у ее оруженосца, тот постоянно в казарме ошивается. Уж у него-то можно было бы спросить. И вообще, что за амулет такой, куда волосы нужно вкладывать и уж больно похоже на чернокнижие…

Но все эти мысли вытеснил страх. Страх того, что эта странная женщина вдруг передумает. Что она действительно пойдет и спросит у оруженосца или у кого другого, а ведь она уже придумала что купит на эти деньги, как сварит крепкий бульон для отца и порадует его вкусной едой, достанет лекарства и снимет теплую комнату в городе.

Узнать, где живёт Безымянная, оказалось неожиданно легко — оказывается у нее была квартира совсем рядом с казармой.

Вечером, набравшись смелости, она постучала в дверь, всем видом изображая смирение и усталость.

— Могу убрать за малое вознаграждение… полы, кладовки, кухню… Прошу, — проговорила она, опустив взгляд, едва только дверь открылась.

На пороге стоял тот самый оруженосец Безымянной, который служил ее голосом. Он быстро окинул ее взглядом и кивнул.

— Хорошо. — сказал он: — много не заплачу, но если так нуждаешься… десять медных монет и… половина буханки. Только наверх не ходи, там Безымянная Дейна отдыхает… я там сам убираюсь. — он отступил, впуская ее внутрь.

Дом, в котором поселились паладин и её оруженосец, был чист, но суров — узкие окна в свете фонарей, потрескавшийся камень у порога. Внутри пахло свежей стиркой, травами и тем особым, напряжённым уютом, который бывает в жилище людей, привыкших к войне: всё по месту, ни одной лишней вещи.

Ярина сняла башмаки и по привычке спрятала руки под подол. Она никогда не позволяла себе разглядывать чужие дома — стыдно: но сейчас старалась запомнить всё сразу. Хозяин протянул ей половину пшеничной буханки, кивнул на ведро с водой и указал, где взять тряпку.

— За кухней последи, ложки мой аккуратно, — сказал он. — Смотри, ничего не трогай на круглом столе у стены, там лечебники и бумаги.

Она молча кивнула, стараясь не глядеть ему в глаза — все же было стыдно. За что? Она и сама толком не знала.

Работа шла мелкими шагами: вытирала грязь у входа, стирала засохшие пятна у очага, не торопясь — чтобы изучить, где можно прокрасться к заветному. Несколько раз Лео (теперь она знала его имя) переглядывался с ней, потом совсем ушёл в свои хлопоты: слышно было, как наверху что-то шуршит и глухо стучит — наверное, Безымянная.

Вдруг взгляд Ярины зацепился за маленькую плетёную корзинку у окна в боковой комнате — ту, что служила прихожей-гардеробной. В ней лежало несколько вещей: запасная рукавица, защёлка для плаща, небольшой брусок мыла, и… простая деревянная расчёска. Она была чуть треснувшая, зубцы в ней — редкие, широкие, а на двух из них, будто в насмешку судьбе, запутались тончайшие волоски: рыжие, как дерево в утреннем свете, а в одном — даже золотистая искорка.