Аколит в крови по локоть (СИ) - Корнев Павел Николаевич

Кто работал в груботканых обносках, кто голым по пояс. И — возраст. Как вскоре удалось разглядеть, вкалывали на полях подростки. Ну а когда на глаза попались рывшие канаву юнцы с каторжанскими гирями на ногах, всё окончательно встало на свои места. Ни приютом, ни сиротской общиной здесь и не пахло. Меня направили в сельский работный дом!

Рыжуле там делать было решительно нечего — да она бы скорее в монастырь ушла, чем по доброй воле в этом противном каждому босяку заведении осталась! — захотелось развернуться и двинуться в обратный путь, но всё же сдержался и решил повидать местных заправил. В конце концов работные дома для того и созданы, чтобы отправленный туда бедолага не имел возможности убраться восвояси.

А ну как сюда кто из наших угодил?

Глава 25

14−10

На дорожной развилке я остановился и стряхнул с ног пыль, намотал портянки и обулся, заодно натянул рубаху и куртку, зашагал к ферме, огороженной высоким частоколом, поблёскивая нагрудным серебряным знаком урядника пластунов Мёртвой пехоты. Всё верно — не для того работные дома созданы, чтобы любой мог прийти туда и забрать нужного человека. Придётся быть чертовски убедительным, чтобы удалось провернуть эдакий трюк.

Мог бы и прошмыгнуть к баракам мимо скучавшего на воротах сторожа, но подошёл и спросил:

— Чёкак?

Крепенький дядька аж на месте подпрыгнул, воззрился на меня, даже глаза протёр.

— Ты откуда это…

Его рука потянулась к дубинке, и я окончательно сбил его с толку вопросом:

— Старшойгде? — Попутно перехватил взгляд, надавил на дух, и рука мужичка безвольно обвисла. — Такгде?

Сторож обернулся и левой рукой указал на двухэтажный дом, выстроенный неподалёку от ворот, после вцепился в правое плечо и принялся его разминать. Я двинулся в указанном направлении, но не успел преодолеть и половины дистанции, как нагнал резкий свист.

Ну да оно и к лучшему: не пришлось разыскивать местного заправилу — мужчина лет сорока с длинными вьющимися волосами и ухоженной бородой вышел ко мне сам. Из одежды на нём была лишь рубаха до пят, но рубаха не дерюжная, как у работников, а льняная, мягкая.

— Чем обязан? — с благостной улыбкой спросил приютский заправила, и лицо у него оказалось тоже — благостное. Оно буквально лучилось любовью к окружающим, вот только среди священников мне столь светлые лики как-то не попадались, зато похожим образом выглядел один деятель с Заречной стороны, сманивавший в публичные дома молоденьких дурёх.

— Червону кликни, — потребовал я.

На лицо заправилы набежала тень, но он не вышел из роли и уточнил:

— У вас к ней какое-то дело?

Я поскрёб подбородок, потом тоже улыбнулся, только не благостно, а откровенно недобро.

— Погляди на меня! Похоже, что я тащился сюда из города без веской на то причины?

Заправила последовал совету, пригляделся ко мне и… струхнул. Его зрачки самую малость расширились, а лицо побледнело, ну и самое главное — неким сверхъестественным чутьём я уловил настороженность и даже страх. И ещё сообразил, что передо мной тайнознатец. Всего лишь аколит или даже адепт, но тайнознатец.

Но страх страхом, а позвать Червону мой собеседник и не подумал.

— Быть может, я могу чем-то помочь?

— Старшой, да? — уточнил я в манере южноморского отребья. — Гляди: пока за морем был, моих сестриц сюда определили. Люди говорят, Червона их знает. А ты?

Пока нёс эту чушь, ломал голову, что именно напугало заправилу.

Наполненность ядра, цвет радужки, говорок городского дна?

Черти драные, всё не то! Он же тут не сам по себе! За ним цельный дворянский дом стоит! Чего ему какого-то залётного тайнознатца пугаться?

— Как их зовут? — деловито уточнил благостный, мигом взяв себя в руки.

— Рыжуля, она же Мила, Плакса и Мелкая с Соловьиного моста, — выдал я, а когда заправила покачал головой, ухмыльнулся: — Ну так ты и не Червона! — И сразу выстрелил вопросом: — Червонагде?

Тут-то на крыльцо и вышла огненно-рыжая деваха на год помладше меня. Одета она была под стать заправиле, и когда подул лёгкий ветерок, рубаха обтянула высокую грудь соблазнительней некуда. Да и личико оказалось премиленьким, но — не Рыжуля.

От разочарования сделалось кисло во рту, и я зло выдал:

— Сёстрыгде?

— Рыжуля или Мила, Плакса и Мелкая? — переспросила зеленоглазая Червона и улыбнулась. — Не знаю таких. У нас их нет.

Холодная улыбка лишь добавила ей привлекательности, случайный посетитель мог бы и слюни пустить, ну а я рыкнул:

— Свистишь!

— Нам нет нужды лгать! — уверил меня благостный. — В нашей общине всё построено на доверии! Мы здесь братья и сёстры друг другу, каждый может уйти, когда только пожелает. Мы живём в ладу с самими собой и в гармонии с миром…

Он всё вещал и вещал, а я лишь кивал, хотя хотелось шагнуть вперёд и садануть кулаком, сломать нос, выбить зубы.

— На доверии, да? — спросил я, прерывая словоизлияния заправилы. — А списки покажешь?

— Мы не обязаны делать этого и делать этого не станем! — отрезал тот решительней некуда, но при этом всё столь же доброжелательно.

Я настаивать на своём не стал и бросил:

— Тогда сам огляжусь!

Ляпнул это из-за разочарования и сожаления о впустую потраченном времени, необходимости тащиться по жаре обратно в город и скрипевшей на зубах пыли. Всё это сплелось в столь ядрёный клубок, что захотелось кого-нибудь убить. И, как видно, нечто такое прорвалось наружу, поскольку препятствовать мне не стали.

Нет, благостный бородач точно собирался попросить меня удалиться, просто не успел.

— Здесь осмотришься или на поля пойдёшь? — улыбнулась Червона насмешливо и даже презрительно.

И вновь я совершенно неожиданно понял, что передо мной тайнознатец. Двое на одного — не самый лучший расклад, убраться бы отсюда подобру-поздорову, но закусил удила и выдал:

— Видно будет.

Червона лишь фыркнула и зашагала к воротам; мне пришлось приложить немалое усилие, чтобы не обернуться и не уставиться на её зад. Благостный бородатый заправила сделал приглашающий жест рукой.

— Прошу!

Обходить пустые бараки? Один за другим? А потом рыскать по полям или куковать здесь до вечера только лишь за тем, чтобы позлить этого благостного урода? Мне в голову пришла идея получше.

Совсем уж безлюдной ферма не была, какую-то часть здешних обитателей оставили на хозяйстве: одни кололи дрова, другие тащили на помойку вёдра, третьи кашеварили. Я откашлялся, прочистил горло и своим обычным голосом гаркнул:

— Плакса! Мелкая! Рыжуля! Живо сюда!

Благостный заправила едва не присел от неожиданности, но сразу расслабился и улыбнулся ещё даже беспечней прежнего. Меня это попросту взбесило, захотелось разнести здесь всё к чертям собачьим.

Чтобы хоть как-то отвлечься от наваждения сунул пальцы в рот и пронзительно свистнул. Потом вновь гаркнул:

— Рыжуля! Мелкая! Плакса! — Набрал в лёгкие побольше воздуха и на выдохе выпалил: — Кто их знает, подходи — целковым одарю!

Благостная улыбочка заправилы сменилась презрительной гримасой, точно бы хорошенько ему вмазал, но тут из-за барака выскочила девчонка лет семи в дерюжном мешке с прорезями для рук и головы. Скулу её отмечал поблёкший синяк, кисть была замотана грязной тряпкой, в глазах горела отчаянная надежда.

Прежде чем та сменилась разочарованием и слезами, я резко бросил:

— Плакса, живо сюда!

Развернулся к вознамерившемуся выйти у меня из-за спины заправиле и прорычал:

— Не лезь!

После двинулся навстречу девчонке, и та испуганно пискнула:

— Тебя Лука послал?

Возник соблазн утвердительно кивнуть, но в дальнейшем это могло всё предельно осложнить, так что сказал:

— Нет, Серый. — И сразу понизил голос, прошипел: — Рот закрой! Назовёшь меня братом, скажешь, что хочешь уйти. Ясно? Я твой брат, зовут меня Серым! Сами мы с Соловьиного моста. Я за море на заработки уплыл, а тебя сюда упекли. Теперь вернулся.