— Ясно, — прохрипела я.
Торбар кивнул и направился к выходу. У двери остановился, обернулся.
— И еще. Эти метки, — он кивнул на мою грудь, — они не исчезнут. Останутся навсегда. Это цена, которую ты заплатила…
Он ушел. Тяжелые шаги прогремели по лестнице, потом хлопнула входная дверь.
Тара помогла мне снова надеть рубашку и укрыла одеялом. Взяла зеленый флакон, налила ложку и поднесла к моим губам.
— Пей.
Я послушно выпила. Жидкость была горькой, с травяным привкусом, но почти сразу я почувствовала, как тепло разливается по телу. Не физическое тепло. Что-то другое. Словно внутри зажгли маленький огонек.
— Спасибо, — прошептала я.
— Не за что, сестра, — Тара поправила одеяло. — Ты бы сделала то же самое.
Лукас вернулся с подносом. Кружка дымящегося чая, кусок хлеба, тарелка с бульоном. Он поставил поднос на столик, и его движения были осторожными, старательными.
— Я помог Таре, — сказал он тихо, глядя на меня. — Когда было страшно, я помнил, что ты сказала. Дышал. Контролировал. У меня получилось.
— Молодец, — я протянула руку и сжала его пальцы. — Я горжусь тобой.
Мальчик улыбнулся, и эта улыбка была наградой за все.
Сорен все еще стоял у окна. Теперь он смотрел на площадь внизу. Я видела, как напряжена его спина, как сжаты челюсти.
— Вам нужно отдохнуть, — сказала ему Тара. — Вы тоже выглядите измученным.
— Я останусь, — коротко ответил он, не оборачиваясь. — На случай, если… понадоблюсь.
— Любопытные будут приходить, — Тара скрестила руки на груди. — Благодарить. Расспрашивать. Им нужно сказать, что Мей недоступна.
— Я скажу, — Сорен, наконец, повернулся. — Встану у двери. Никто не потревожит ее. Обещаю.
Тара посмотрела на него оценивающе. Потом кивнула.
— Хорошо. Я приготовлю еды. Вам тоже нужно поесть. И выпить. Когда вы в последний раз ели?
Сорен задумался.
— Не помню, — наконец признал он.
— Вот именно, — Тара направилась к двери. — Идем, Лукас. Дадим Мей поспать.
Они вышли, закрыв дверь за собой. Остались только мы двое. Я лежала в кровати, укрытая одеялом, чувствуя, как зелье Торбара медленно разливается по телу, унося боль. Сорен стоял у окна, силуэт, очерченный светом.
— Спасибо, — прошептала я.
Он обернулся.
— За что?
— За то, что позвал. Там. Я хотела уйти… ты вернул меня домой.
Сорен медленно подошел к кровати. Присел на краешек, осторожно, словно боясь потревожить.
— Ты напугала меня, — тихо сказал он. — Когда голем тебя поглотил… я думал, что потерял. И понял, что это… неприемлемо.
Я посмотрела на него. В серых глазах плескалось что-то, чего я раньше не видела. Или не позволяла себе увидеть.
— Сорен…
— Отдыхай, — он осторожно коснулся моей руки. — Мы поговорим, когда ты выздоровеешь. А сейчас спи. Я буду рядом.
Веки налились свинцом. Я попыталась бороться со сном, но тело не слушалось. Зелье делало свое дело, утягивая меня в темноту покоя.
Глава 37
Я всплывала из темноты медленно, словно поднимаясь со дна глубокого озера. Сначала пришли звуки — тихие, успокаивающие. Где-то далеко капала вода, мерно, ритмично. Кто-то дышал рядом, тяжело, с легким присвистом на выдохе. Скрипнула половица, кто-то осторожно двигался по комнате.
Потом вернулись ощущения. Мягкость под спиной — кровать, родная, знакомая. Тяжесть одеяла на груди. Тепло в комнате, не жаркое, но приятное. И запах сухих трав, которыми Тара всегда перестилала белье, и чего-то еще. Мужского одеколона? Нет, не совсем. Скорее запах книжной пыли, старого пергамента и… магии. Того неуловимого озонового привкуса, который всегда окружал сильных магов.
Веки были тяжелыми, словно к ресницам подвесили гирьки. Я попыталась их приподнять и с третьей попытки преуспела. Свет просочился сквозь узкую щелку, размытый, туманный. Я заморгала, фокусируя зрение.
Первое, что я увидела потолок. Деревянные балки, потемневшие от времени, с сучками и трещинами, которые я изучила за недели жизни здесь. Знакомый потолок моей спальни в харчевне. Дома.
Я медленно повернула голову налево. Движение далось на удивление легко. Боль, та всепоглощающая, жгучая боль, что терзала меня после активации голема, ушла. Осталась лишь тупая, ноющая ломота в мышцах, словно я два дня подряд таскала мешки с мукой. Неприятно, но терпимо.
И увидела его.
Сорен сидел в старом кресле, которое обычно стояло в углу и служило вешалкой для одежды. Кто-то, видимо Тара, придвинул его к моей кровати. Маг-инквизитор спал, откинувшись на высокую спинку, голова склонилась набок, одна рука безвольно свисала с подлокотника, вторая лежала на груди.
Он выглядел… человечным. Без своей обычной маски холодной отстраненности, без напряжения, которое всегда читалось в плечах и сжатых челюстях. Лицо было расслабленным, почти мягким. Волосы растрепались, одна прядь упала на лоб. На щеке виднелась красная полоса от складки рубашки, видимо он спал здесь давно, в неудобной позе.
Темные круги под глазами. Легкая небритость, необычная для всегда безупречного Сорена. Рубашка мятая, расстегнутая у ворота, рукава закатаны до локтей.
Сколько он здесь просидел? День? Два?
Я перевела взгляд направо и замерла.
На второй кровати спали орчанка и мальчик. Тара лежала на спине, одна рука закинута за голову, вторая обнимала Лукаса. Мальчик свернулся калачиком рядом с ней, уткнувшись лицом ей в плечо. Они были полностью одетые, поверх одеяла, словно прилегли на минутку и заснули, не раздеваясь.
Они не отходили от меня. Все трое. Ждали, пока я проснусь.
Что-то сжалось в груди, теплое и болезненное одновременно. В прошлой жизни, когда я, Екатерина, болела гриппом и лежала неделю в пустой квартире, никто не пришел. Ни подруг, ни коллег. Только телефонные звонки с работы: когда выйдешь? Здесь, в этом странном мире, у меня была семья. Не по крови, но по выбору. И это было… больше, чем я могла выразить словами.
Я попыталась сесть. Мышцы запротестовали, но подчинились. Медленно, осторожно, я приподнялась на локтях, потом на руках, и наконец села, откинувшись на подушки, прислоненные к спинке кровати.
Движение разбудило Сорена. Его серебристо-серые глаза распахнулись мгновенно, без той размытости, что бывает после пробуждения. Военный рефлекс, способность просыпаться полностью и сразу.
Увидев меня, его лицо преобразилось. Облегчение, чистое и безграничное, промелькнуло в глазах раньше, чем он успел натянуть привычную маску. Губы дрогнули в подобии улыбки.
— Ты проснулась, — голос был хриплым от недосыпа, но теплым. — Как ты себя чувствуешь?
— Живой, — прошептала я. — Как долго я спала?
— Два дня, — Сорен потянулся, и я услышала, как захрустели затекшие позвонки. — Торбар говорил, что это нормально. Твоему телу нужно было восстановиться.
Два дня. Целых два дня провалившись в небытие. И он сидел здесь, охраняя мой сон.
— Ты… — я замялась, подбирая слова. — Ты все это время здесь?
— Не все, — он провел рукой по лицу, разгоняя остатки сна. — Я уходил по делам. Отчитывался перед Советом. Отгонял любопытных. Но возвращался. Тара и Лукас тоже. Мы… договорились дежурить по очереди. Чтобы ты не просыпалась одна.
Что-то горячее подступило к горлу, и я быстро отвела взгляд, чтобы он не видел выступивших слез.
— Спасибо.
— Не за что, — он наклонился вперед, локти на коленях, внимательно изучая мое лицо. — Мей, правда, как ты? Боль? Головокружение? Тошнота?
Я прислушалась к себе. Тело было слабым, это точно. Руки дрожали, когда я попыталась сжать одеяло в кулак. Голова была ясной, но какой-то… пустой. Словно из нее вычерпали что-то важное, оставив полость. Магию? Наверное.
— Слабость, — честно ответила я. — И странное ощущение… пустоты. Как будто часть меня отсутствует.
Сорен кивнул, словно ожидал этого.
— Твои магические каналы истощены. Торбар говорил, что они восстановятся, но не скоро. Недели, может месяцы. А пока… — он замялся. — Тебе нельзя использовать магию. Вообще. Даже касаться механизмов опасно.
