Тайна доктора Авроры (СИ) - Александра Федулаева "Сандра Барро"

«Многоуважаемая маркиза,

Примите мои слова благодарности за ту прямоту, с какой вы выразили своё беспокойство в недавнем письме. Не скрою: ваши замечания были справедливы, как и всегда. Возможно, я был чересчур беззаботен — или, точнее, небрежен в поведении, что дало пищу для разговоров, отнюдь не украшающих ни мою фамилию, ни круг, к которому я принадлежу.

Вы правы: в нынешней обстановке мой долг — не провоцировать праздные пересуды, а заняться делом. Тем более что после смерти моей супруги я до сих пор не привёл в порядок одно из важнейших наследств — поместья в Доррингтон. Доходы с них резко упали, люди жалуются на запустение, и, признаюсь, мне самому давно следовало туда отправиться.

Я принял решение на некоторое время оставить Эвервуд. Не скрою, частично под влиянием вашего письма. Мудрые советы не проходят мимо, когда исходят от столь достойной дамы, как вы. Уверен, моё удаление из светского круга лишь подтвердит всем, что я человек рассудительный, способный поставить обязанности выше личных привязанностей. Да, я намерен оставить в прошлом все излишние волнения, в том числе и те, что касаются графини Элдермур.

Быть может, в тишине провинции, вдали от сплетен и взглядов, мне удастся пересмотреть свою жизнь. Кто знает — быть может, я даже решусь снова вступить в брак. На этот раз — с благовоспитанной, здравомыслящей леди, которая пожелает тихого, уравновешенного быта, а не балов и демонстраций. Прошу вас довести до сведения и уважаемой герцогини, что я услышал её беспокойство и принял меры. Это послание, надеюсь, развеет любые сомнения.

С почтением и благодарностью,

Ваш племянник,

лорд Эштон».

Когда перо описывало финальные буквы, он остановился, перечитал всё — от начала до конца. Лицо его оставалось непроницаемым.

Он аккуратно встряхнул письмо, дал чернилам подсохнуть, потом сложил лист вдвое, вложил в конверт, запечатал сургучом с собственным гербом. Безупречно.

Затем он позвонил в колокольчик.

Через полминуты появился лакей — молодой, молчаливый, с глазами, всегда опущенными к полу.

— Джаспер, — произнёс Эштон ровным голосом, — этот конверт необходимо доставить лично маркизе Роксбери, не позднее завтрашнего утра. Вручить в её руки или передать через главную горничную. Только через неё. Понял?

— Да, милорд.

— Не общайся ни с кем. Если спросят, скажи, что я отбыл в Доррингтон по делам. И не задерживайся на обратном пути. Я ожидаю отчёта.

— Разумеется, милорд.

Лакей взял письмо обеими руками, низко поклонился и удалился почти бесшумно. Дверь за ним закрылась.

Эштон встал из-за стола и подошёл к окну. Он открыл створку, вдохнул прохладный воздух и проговорил почти с усмешкой:

— Значит, он всё ещё роется, — сказал он тихо. — Пусть роется. Главное, не дать им добраться до правды. Пока она молчит, я в безопасности.

У ног его лежала разорванная записка, а в руке — бокал вина. Он пил медленно. Неспешно.

Мужчина вернулся к столу, достал из ящика пачку писем — адресованные покойной Бренде Сомервиль или написанные ею самой. Все перехваченные. Все вскрытые.

Он бросил их в камин.

Пламя разгорелось, а на лице Эштона мелькнула тень улыбки.

— Если правда исчезает раньше, чем её увидят, это не ложь. Это просто забвение.

Глава 66

В тот день погода будто отражала моё состояние — серая, тяжёлая, хмурая. С самого утра над Эвервудом висели облака, но дождь не спешил. Всё застыло в ожидании. Я ходила по дому с ощущением, будто забыла что-то важное… Или, наоборот, вот-вот что-то должно произойти.

Когда послышался стук копыт и колёса кареты заскрипели у парадного входа, я невольно вздрогнула.

— Лорд Грэхем, — произнёс Николас, не отрываясь от окна. — Пунктуален, что заслуживает уважения.

Он не обернулся, но я заметила, как напряглись его плечи.

— Вы пригласили его? — спросила я.

— Да. Он просил о встрече. Генри прислал записку. У них есть что-то на Эштона… и не только. Мы должны поговорить.

Я кивнула. Ничего больше не сказала.

Через несколько минут лорд Эван Грэхем стоял в дверях. Высокий, строгий, сосредоточенный. За последнее время он изменился: лицо стало темнее, как будто он всё чаще носил внутри себя что-то невыносимо тяжёлое. Он кивнул мне сдержанно — не улыбкой, не словом, а коротким, почти болезненным движением головы.

— Миледи, — хрипло произнёс он.

— Лорд Грэхем. Рада видеть вас.

Он промолчал. Николас жестом пригласил его в кабинет, и дверь мягко закрылась за ними.

Я осталась одна в холле.

Прошёл час. Потом ещё один. Дом был странно тих — никто не шумел, не хлопал дверьми, даже часы в столовой тикали будто медленнее. Я пыталась читать, но глаза упрямо соскальзывали со страниц. Мысли путались. Что бы там ни обсуждали Эван и мой муж, это касалось и меня. Я чувствовала это каждой клеточкой тела.

Когда, наконец, дверь кабинета открылась, я уже стояла в коридоре. Николас вышел первым, за ним — Эван.

Он был бледен. Даже губы утратили цвет. На мгновение он остановился, увидев меня. Мы встретились взглядами. И это было хуже любых слов.

— Спасибо, что приехали, милорд, — сказала я тихо.

Он кивнул, словно усилием воли сдерживая что-то внутри.

— Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете, миледи.

Я смотрела на него и понимала: он знал, как я себя чувствую. Мы оба ощущали себя чужими на собственном месте.

Николас стоял в стороне, молча наблюдая за нами. Я не видела его лица, но чувствовала напряжение в каждом его движении.

— Берегите себя, — добавил Эван. Его голос чуть дрогнул.

Он поклонился, не дожидаясь ответа, и быстро вышел. Шаги на каменном полу отдавались в ушах тяжёлым эхом.

Я обернулась и встретилась взглядом с Николасом.

Он стоял в тени дверного проёма, молча, но взгляд его был неподвижен, точно высечен из камня. Он не отводил глаз — ни от меня, ни от дверей, в которые исчез Грэхем.

Молчание было почти плотным.

— Мне жаль, что так сложилось, — тихо произнёс он наконец. Его голос был спокоен, почти ровен, но в этой тишине каждое слово звучало как колокол.

Я не ответила. Не могла.

Он посмотрел прямо в глаза — глубоко, честно, без обвинений. В его лице не было ни упрёка, ни обиды. Лишь… понимание и боль.

— Лорд Грэхем влюблён в вас, — произнёс он.

Эти слова повисли в воздухе. Я стояла, не в силах пошевелиться. Он сказал это спокойно, без гнева и злости, просто как факт. Как что-то, что давно знал, но только теперь позволил себе озвучить.

— Вы знали? — спросила я почти шёпотом.

— Догадывался. Теперь знаю точно.

— И что вы чувствуете?

Он сделал шаг ко мне и тихо произнёс:

— Чувствую благодарность. Что вы — моя жена. Что он — человек чести. И что вы оба не позволите случиться чему-то недостойному.

Я не смогла найти слов. Лишь кивнула, словно принимая приговор.

— Я знаю, что вы мне верны. И знаю, что он не перейдёт границы, — добавил Николас. — Но я не слеп.

В его голосе не было надлома. Только усталость и горькое принятие. Я хотела что-то сказать, оправдаться, но разве было за что? Вместо слов я подошла ближе, протянула руку. Он взял её. Крепко, твёрдо, как якорь.

— Я дала клятву, — прошептала я. — И буду с вами до конца. Не ради долга, а потому что безгранично уважаю вас.

Он едва заметно улыбнулся и отвёл взгляд, чтобы я не заметила в его глазах блеск, опасно близкий к слезам.

Я медленно шла по коридору и остановилась у двери Эллы. Тихо постучала, но ответа не услышала. Она никогда не отзывалась — просто ждала, зная, что я приду.

В комнате пахло мятой, лавандой и чем-то тёплым, домашним. Элла сидела у окна, штопая любимую шаль. Увидев меня, она подняла глаза и кивнула на кресло рядом.

— Присядь, дитя, — сказала она. — Носишься, как ветром гонимая. Ни себе, ни другим покоя.