Свиток первый (СИ) - Зайцев Александр А.

Пасть чудовища открылась, и из неё раздался утробный рев, — ощущение, что рядом открыли дверь в древний склеп, в котором трупы лежат уже столетиями. От этого пробирающего до костей звука даже у меня пробежали мурашки по спине, а охранники каравана синхронно, все как один, сделали непроизвольный шаг назад и побледнели, словно их неделю отмачивали в отбеливателе.

Медведь шагнул вперёд. Лунный свет выхватил его из тени, что позволило мне разглядеть его получше.

Твою мать! Всё еще хуже, чем мне показалось с первого взгляда.

Местами мех чудовища облез полностью, обнажая кости — не белые, а желтоватые, как старая слоновая кость. Рёбра, позвоночник, череп — всё покрыто костяным панцирем, по которому шла какая-то вязь. Символы, вырезанные прямо на кости. Потускневшие, но казалось, живые. Они пульсировали. Медленно. В такт чему-то, чего не должно было быть, в такт биения сердца, которое у этого монстра уже давно должно было остановиться.

Рев чудовища прошелся подобно взрывной волне, и до того места, где я прятался, докатился запах, вонь, исходящая от неживого медведя.

Гниль. Сладковатая, тошнотворная, смешанная с чем-то едким, как будто жгли волосы и плоть одновременно. Непроизвольно зажал нос, но запах всё равно пробрался внутрь, осел на языке. Захотелось сплюнуть, но я сдержался. Опасался, что монстр услышит.

Когти на лапах зверя были длиной с кинжалы. Кривые, чёрные, покрытые паутиной тёмных прожилок. Клыки торчали из пасти, испуская странный пар, видимый даже в лунном свете. Не просто некротическая аура, а тлен. Физический, осязаемый тлен.

Вокруг самого зверя висела мгла. Она искажала пространство, дрожала, как марево над раскалённым песком. Трава под лапами медведя чернела и вяла, будто её сожгли кислотой.

Третья Ступень. Высший ранг. Может, даже четвертая.

И не просто поднятая Источником нежить, а плод работы некроманта, если я правильно понял символы, вырезанные на костях монстра.

Сразу вспомнились многочисленные истории о черных магах, которые мне довелось во множестве слышать на рыночных площадях. Народная молва горазда на выдумки, в том числе и о практиках, которым словно больше нечем заняться, чем плодить чудовищ, а затем насылать их на мирных жителей. Раньше я считал эти рассказы просто страшилками необразованных людей, но сейчас… не знаю, может, в их байках была и часть правды.

Что же касается каравана, его охраны, торговцев и слуг, то у этих людей против подобного чудовища попросту нет ни единого шанса. Им не справиться с нежитью, призванной адептом Темного источника или, возможно, даже личем.

Один из охранников — крепкий мужчина с седыми висками и шрамом через всё лицо, пришел в себя первым после рева монстра. Сжав меч в руке до побелевших костяшек, он шагнул вперед и заорал, не оглядываясь:

— Сунь, с фланга! Ли, прикрой! Чжэн, твою мать, держи строй!

Голос хриплый, твёрдый, с интонациями человека, который видел смерть и не собирался помирать, покорно сложив руки.

Только вот я прекрасно понимал, что вся его бравада и заслуживающая уважения храбрость мало что стоят на фоне того противника, что стоял перед охранниками каравана.

Медведь, казалось, не обратил никакого внимания на возглас седого воина. Невероятно быстрое движение для такой огромной туши, и длинная, могучая лапа метнулась к людям. Острые когти подцепили за кольчугу худосочного паренька, стоящего крайним слева, и выдернули его из строя.

Хруст костей и предсмертный крик слились в единое целое.

Как же быстро действовал монстр!! Даже я едва уследил за его движением, а для всех остальных людей того худосочного наверняка вообще телепортировало в лапы чудовища. Вряд ли они увидели движение лапы; для них их товарищ, только что стоявший с ними в одном строю, внезапно и мгновенно оказался в пасти монстра.

Оторвав голову первой жертве, монстр принялся жадно лакать хлещущую во все стороны кровь. Казалось, для него нет ничего важнее этого процесса, настолько жадно он присосался к шее обезглавленного тела.

Если бы не многомесячный опыт пребывания в этом мире, за который я успел повидать и не такое, то меня бы от развернувшегося зрелища вывернуло наизнанку. Но я даже не шелохнулся, только крепче сжал гуаньдао в ладонях.

А вот у одного из охранников нервы оказались послабее.

Парень с копьём, молодой, лет двадцати, с дрожащими руками, рванулся вперёд. Копьё взмыло, поворот корпуса, чтобы вложить весь свой вес, и оружие влетело зверю в бок. Его явно хорошо учили, удар был поставлен, и, несмотря на подрагивающие от страха руки, исполнен грамотно.

Тем не менее, несмотря на всю техничность выпада, он не должен был попасть в цель. Слишком велика была разница в физических возможностях нападающего и его цели.

Но, к моему удивлению, монстр даже не попробовал уклониться от копейного удара, больше занятый тем, что продолжал жадно пить чужую кровь.

Копье юного охранника, скользнув по костяному панцирю, высекло искры, будто ударило по железу. Видимо, до того как он сдохнуть, это был духовный медведь из тех, чей дух полон энергии металла.

Пареньку бы отскочить, вернуться обратно в строй, но вместо этого он замер на месте, с вытянутыми руками, сжимающими копейное древко. Возможно, он не мог поверить, что его удар не причинил никакого вреда монстру, а может, на него нашел запоздалый страх? Не знаю причин его ступора, но он стал для этого молодого воина фатальной ошибкой.

Медведь качнул массивным телом с такой грацией, словно его всю жизнь в цирке учили балету. Продолжая жадно пить кровь и, казалось, даже не смотря на нападавшего, монстр махнул левой лапой. Ударил не когтями, а тыльной стороной, будто отмахиваясь от досадной помехи.

Парень с копьем даже не закричал. Не успел.

Его просто швырнуло, как тряпичную куклу. Тело врезалось в борт фургона спиной вперёд. Я услышал хруст. Мокрый, хлёсткий, будто кто-то наступил на кучу хвороста. Тело медленно сползло на землю. Голова парнишки откинулась назад под неестественным углом. Руки повисли плетьми. Изо рта потекла кровь. Тёмная, почти чёрная в лунном свете.

Эта новая кровь привлекла внимание монстра. Он оторвался от своей первой жертвы и с почти животным интересом повернул свою морду в сторону еще одной трапезы. Причем в отличие от нанесенного только что удара, это его движение было медленным, словно нарочито неторопливым. На мгновение всё почти замерло, по крайней мере для меня, как стороннего наблюдателя.

Затем чудовище отпустило зажатое в правой лапе тело своей первой жертвы. Безголовое тело упало на траву и тут же хрустнуло под невероятной массой наступившего на него монстра. Казалось, мертвый медведь вообще потерял интерес к ощетинившейся сталью толпе и шагнул в сторону второго убитого.

Возможно, лежащий сломанной куклой паренек был близким другом или родственником кого-то из стражи, но одного из охранников каравана не выдержали нервы. Уже не молодой, явно за тридцать, мужчина взревел благим матом, не в силах наблюдать за тем, как его еще недавно живого товарища будут банально жрать:

— Гребаный выродок! Я тебя, тварь мёртвую, на части порву!

С этими словами, явно не контролируя себя, он рванул вперед.

Глупо. Очень глупо.

Охранник, здоровенный детина с однолезвийной секирой в руках, прыгнул вперед, покинув жидкий строй, размахивая оружием. Тяжелое лезвие, способное перерубить березу толщиной с бедро взрослого мужичины одним ударом, обрушилось на медведя… ударило по незащищённому участку между рёбрами. Удар был отличный, лезвие вошло глубоко. Чёрная жижа брызнула из раны, залив лезвие секиры.

И снова монстр даже не потрудился хоть как-то защититься от этого удара. Хотя по продемонстрированной им ранее скорости мог с легкостью избежать выпада или отбить его взмахом чудовищной лапы. Было в этом равнодушии к повреждениям что-то сюрреалистичное, неправильное, пробирающее до печенок.

Никак не реагируя на нанесенную ему рану, монстр продолжил свое движение к ранее убитому, вообще не обращая внимания на заносящего свою секиру для нового удара охранника. Но это его движение, невероятно плавное для столь массивной туши, было настолько быстрым, что второй выпад секиры прошел мимо, только немного скользнув по шкуре монстра, даже не повредив его шерсти.