Свиток первый (СИ) - Зайцев Александр А.

Шершавый, длинный, сочащейся черной слюной язык чудовища жадно облизал землю и борт телеги, по которому стекала человеческая кровь. Казалось, его вообще ничего в мире, кроме этой крови, не интересует. Ни дрожащая от страха толпа, ни беснующийся совсем рядом, полностью потерявший от ярости голову охранник, размахивающий секирой.

Но, как показало следующее мгновение, это была только иллюзия. Стоило охраннику снова занести своё оружие над головой, как медведь резко развернул свою морду в его сторону.

Развернул и рыкнул. Глухо, резко, да так, что звуковая волна из его пасти заставила траву прижаться к земле, а взбешенного охранника откинула на пару метров назад. Тот так и отлетел спиной вперед, с высоко поднятым оружием над головой.

Звук прокатился по поляне волной, и когда эта волна дошла до места, где я прятался, то помимо звукового удара я почувствовал еще и ту черную энергетику, которой он был наполнен.

Судя по влитой монстром в этот рев энергетике, неживое чудовище находится примерно на аналоге начала четвертой ступени. Удивительно, что люди в караване еще живы. По сути, этот монстр может со всеми ними расправиться меньше чем за минуту, даже не сильно напрягаясь. Но для него, казалось, было важнее не просто всех убить — для него это было даже слишком просто, — а он «наслаждался» тем ужасом и страхом, который вызывал в душах людей. Наслаждался не меньше, чем той кровью, которую с такой жадностью только что слизывал с травы и с тележного борта.

Взгляд его багровых глазниц тяжело обвел стоящую перед ним толпу. Темное пламя в глубине его глаз полыхнуло с новой силой.

Охранники, стоявшие ближе к монстру, пошатнулись. Один выронил меч, схватился за голову. Другой упал на колени, блюя. Третий просто стоял, уставившись в пустоту, как будто душу из него высосали. Остальные же, казалось, потерялись в пространстве, их движения утратили хоть какой-то оттенок осмысленности.

Наблюдая за чудовищем, я понял, что тому надоело представление, и сейчас он примется за караванщиков вполне серьезно. А медлит в эти мгновения он только для того, чтобы люди в полной мере осознали близость своей неминуемой гибели.

И только неугомонный воин с секирой пытался встать на ноги. Его лицо было искажено, но не страхом и ужасом, а какой-то первобытной, обреченной яростью. Яростью берсерка, которая защитила этого бойца от эффекта рева монстра.

Уже почти полностью потерявший рассудок, он бросил попытки встать на ноги и прыгнул вперед из положения полусидя. Так прыгают медоеды на львов. И, как и ранее, на его потуги чудовище не обратило никакого внимания, больше занятое тем, что впитывало в себя исходящий от других людей ужас и страх.

И своим равнодушием к обычному человеку монстр совершил ошибку.

Однажды я видел видео в сети, как маленькая хрупкая женщина подняла бок машины, под которую попал её ребенок. Так и этот воин совершил то, что не кажется по силам обычному человеку. От его прыжка на земле осталась небольшая воронка, с такой силой оттолкнулись его ноги. По поляне прошла встречная энергетическая волна, и исходила она не от чудовища, а от этого охранника. Эта волна была пропитана красным, живым огнем.

Пробуждение практика Ярости.

Секира полыхнула чистым пламенем, и в этот раз удар этого лезвия монстр почувствовал. Пропитанное живым огнем оружие разрезало густую шерсть и глубоко вошло в тело чудовища. Причем новая рана явно причинила медведю если не боль, то явное неудобство.

Неудобство, на которое монстр все же посчитал нужным отреагировать.

Гигантское тело чудовища качнулось, под сваленной шерстью прокатилась волна, которая завершилась резким выпадом когтистой лапы.

Не обращая внимания на действия монстра, охранник с искаженным от ярости лицом снова поднял свою секиру. Но новый удар он нанести не успел.

Чудовищные когти пробили его доспех, как тонкую рисовую бумагу, и глубоко вошли в грудь воина. Я услышал хруст рёбер и отвратительное хлюпанье. Медведь дёрнул лапой обратно, немного её вывернув, и грудная клетка охранника взорвалась, выворачиваясь наизнанку. Лёгкие, сердце, кишки — всё вывалилось наружу дымящимся комком. По сути, воин уже был мертв, но, казалось, не осознавал этого факта; его руки с зажатым в них оружием продолжили движение, метя лезвием секиры ровно поперек морды медведя.

Только монстр в этот раз решил не игнорировать данную угрозу. С какой-то ленивой грацией он мотнул мордой, и горящее живым пламенем лезвие прошло мимо его черепа, продолжило движение и упало в траву, так как держащие его руки уже были мертвы.

Практик пробудился. Практик умер.

Этот мир жесток, и чудеса тут, как мне уже понятно, чаще носят довольно негативный и жутковатый оттенок. Да и в этом мире есть место подвигу, только этот подвиг чаще всего заканчивается именно так — быстрой гибелью героя.

Наблюдая за всем этим, я сидел за кустом, сжимая древко гуаньдао. Ладони подрагивали. Не от страха, хотя и было довольно жутковато, но не настолько, чтобы дрожали руки, а от накатившего адреналина. Сердце билось где-то в горле. Дыхание стало резким, прерывистым.

Надо уходить. Сейчас же. Разворачиваться и бежать. Я тут ничем не помогу. Данный противник не в моей «весовой категории». Эти люди на поляне обречены, и не важно, вмешаюсь я или нет. Просто в первом случае на одну жертву у неживой твари будет больше.

Но по какой-то причине я не ушел.

Что-то удерживало меня на месте, и это был не ужас или гипноз ультранасилия, что-то иное, в чем я пока не мог разобраться.

Глава охраны, первым пришедший в себя после рева монстра, заметил свежую рану на теле чудовища и сообразил, что это их единственный шанс перевернуть исход схватки в свою пользу. Шанс один на миллион, но хоть какой-то, всё лучше, чем просто стоять на месте и ждать своей смерти.

— Все вместе! Бейте по ране, нанесенной Шанри! Режьте твари сухожилия!

Честно, не думал, что кто-то из перепуганных охранников хоть как-то отреагирует на его приказ. Но в этот раз люди смогли меня удивить. Целых пятеро бойцов бросились к медведю.

Причем сделали это почти синхронно; шрамоносец их явно изрядно гонял, или они давно тренировались вместе. Копья и мечи обрушились на неживого зверя почти одновременно.

Но тот только оскалился, снова не сделав даже попытки уклониться от атак. Где-то клинки скользили по панцирю. Где-то вонзались в мёртвую плоть.

Вот только всё это было бесполезно. Их оружие не могло нанести чудовищу существенного вреда, а неглубокие раны, казалось, не доставляли монстру ни малейшего дискомфорта. Он, по сути, уже был мертв, и ему на них было плевать.

Почти два десятка долгих секунд медведь позволял себя избивать, стоя как недвижимое изваяние. А затем взревел и встал на задние лапы, отчего стал выглядеть еще больше, словно небольшая гора. Завис над охранниками, подобно готовой обрушиться на берег цунами, и через мгновение рухнул вниз.

Ближайший к монстру охранник не успел увернуться. Чудовищная лапа смяла ему грудь, как картонную коробку. Рёбра превратились в труху. Кровь хлынула изо рта алой струёй, брызнув на траву.

Другой попытался отпрыгнуть, да так резво, что у него почти получилось.

Почти… Но медвежий коготь все же полоснул его по ноге, с легкостью разрезав железную кольчугу. Мужчина упал с протяжным, животным воем. Я увидел, как его рана начала чернеть. Чёрная паутина поползла по коже, вверх по бедру, к паху.

Некротическое заражение, причем очень-очень быстрое. Единственный шанс от такого спастись — срочная ампутация конечности. Но и она бы опоздала, так как чернота в доли мгновения уже поднялась к паху.

Невезучий охранник царапал землю пальцами, что-то бессвязно крича и пытаясь отползти. На свои ноги он даже боялся посмотреть, видимо, прекрасно и так понимая, что увидит. В его движениях уже не было ничего человеческого и осмысленного.

Медведь наступил на его череп. Хруст, отдаленно напоминающий звук раздавленного арбуза, и уже агонизирующее тело затихло.