Ударом прибил ее к стене и яростно заглянул в ее слезящиеся глаза.
— Что ты знаешь о силе, старая карга, — прошипел он, встряхивая ее крепче. — Ты думаешь, ты сильна? И оттого берешь все, что хочешь? Нет; тебе позволяли быть сильной, потому что любили. Но ты настолько глупа, что не понимала этого. А теперь уже поздно. Больше не осталось никого, кто тебя любит и кто предложит тебе хоть что-нибудь в обмен на твою благосклонность.
— На…тан, — упрямо хрипела старуха, дрыгая ногами в воздухе. — Натан не позволил бы тебе… так себя вести… он наколол бы тебя на шпагу… как… таракана… У него-то не было к тебе… особых братских… чувств…
Ивар усмехнулся и разжал пальцы.
Старуха кулем повалилась на пол, ему под ноги.
— Не наколол бы, — ответил Ивар грубо. — Я же сказал, что ты ничего не смыслишь в силе. Натан боялся меня. Он был — при всем моем уважении, — бесполезным фанфароном.
— Не смей так говорить о нем! — взвизгнула старуха.
— Он даже не выбрал свою Долю, — жестко сказал Ивар. — У короля. Он не был у короля. Так о какой смелости ты тут говоришь?
Старуха смолкла. Перестала даже надсадно дышать.
— Откуда ты знаешь? — выговорила, наконец, она.
В ее голосе было много страха.
Как будто Ивар нащупал ее уязвимое место и приставил к нему нож.
— Не важно, — ответил Ивар тихо. — Только я знаю. Натан ходил и красовался, сорил деньгами. Но принять свое предназначение не спешил. Он был… как маленький ребенок, не готовый принять ответственность.
Ивар снова глянул на тело брата.
— Теперь, — тяжело произнес он, — герцогская корона моя. Больше ее носить некому. И первое, что я сделаю — пойду к королю. И бойся тогда моего гнева, старуха. Ты причинила много боли и зла многим в этой семье.
— Поднимешь руку на старую мать? — усмехнулась герцогиня. — Достанет наглости после этого называться мужчиной?
— Ты поднимала руку на маленьких детей, — парировал Ивар. — И колотить их своей чертовой палкой. У тебя доставало наглости называться после этого матерью. Что же не так? Что за попытки избежать такой же доли? Боишься отвечать за свои черные дела?
— Беги скорее к королю, — рыкнула старуха. — Выпроси у него особой милости для себя, права карать и миловать!
— Особенно карать, — поддакнул Ивар матери. — Этим правом я воспользуюсь в первую очередь.
— Жалкий мерзавец, — прошипела старуха, трясясь от ярости.
— После того, как я вернусь в этот дом, ты уже не посмеешь так говорить обо мне, — безразличным голосом произнес он.
— Еще как посмею!.. Ты думаешь, я тотчас преисполнюсь к тебе почтением?! — не унималась старуха. — Никогда! Я так же буду повторять тебе, что ты ничтожество!
— Значит, я прикажу вырвать тебе твой злобный язык, — спокойно ответил Ивар. — Если ты не сможешь унять его сама. Готовься к этому, госпожа мать.
— А ты изменился, — прошипела старуха злобно. — Неужто повзрослел?
— Я просто больше не хочу твоей любви и твоего признания, — сухо ответил Ивар. — Ты стала для меня никем. Ты утратила свою власть, госпожа мать.
Ида не слышала, как он ушел.
Шагов Ивара не было слышно на лестнице.
И то, что он больше не стоит рядом, она поняла лишь по тому, что старая герцогиня залилась слезами.
А ее голос задрожал и задребезжал от старческого бессилия.
— Ну, вот, — повторяла она, раскачиваясь из стороны в сторону, сидя на полу. — Я стала никем. Так бывает. И детей у меня не осталось. Натан мертв. Ивар отрекся от меня. Ида… Ида!
И старуха зарыдала еще горше.
Ида, обманутая ее бессильными слезами, шевельнулась и робко выглянула из-под кровати.
Старуха даже не глянула в ее сторону.
Она так и сидела и рыдала в углу, куда свалил ее Ивар, словно мешок с мусором.
Ида осторожно вылезла, все еще сторонясь.
Но старуха действительно будто бы растеряла всю свою грозную, страшную силу.
«Да что она теперь может, — храбрясь, подумала Ида, рассматривая старую герцогиню. — Ивар прав. Это ее мужчины по ее велению исполняли ее желания. Сама она всего лишь дряхлая и слабая женщина. Не может ничего».
Но Ида ошибалась.
Размышляя, она потеряла бдительность и слишком близко подошла к старухе.
Приблизилась, чтобы пожалеть и самой найти жалость в ее объятьях.
Но стоило ее платью коснуться руки старухи, как та злорадно взвыла и вцепилась обеими руками в подол Иды.
— Попалась! — выла она.
Ее руки, словно крысы, вскарабкались вверх по ткани. Старуха, злорадно сипя, довольно ловко поднялась, цепляясь за одежду Иды, да так, что Ида и глазом моргнуть не успела.
Объятая странным ступором, она и оттолкнуть герцогиню не смогла, и удрать не успела.
— Мерзавка! — рыкнула старуха, ухватив Иду за волосы и надежно наматывая их на руку. — Убила моего Натана! Моего красивого, самого красивого самого сильного мальчика!
Она потянула девушку так, что Ида вынуждена была согнуться в три погибели.
Только сейчас ступор ее отпустил, и она взвыла от ужаса, поняв, в какую страшную ловушку попала.
— Он сам!.. — верещала она, стараясь выкрутиться из цепких рук герцогини. — Он сам! Он первый! Он бил меня! Он хотел…
— Мне неважно, что он хотел! Ты убила его, и ты за это ответишь!
Ноги несли старую герцогиню на удивление быстро.
А старые руки ее были крепкими и сильными.
Как бы не орала и не сопротивлялась Ида, а старуха спустила ее по лестнице, плечом толкнула двери, ведущие в подвалы.
В лицо Иде дохнуло холодом и сыростью.
И страх снова окатил ее словно кипятком.
— Куда вы меня ведете?! — кричала она. — Куда ведете?!
Старуха злорадно расхохоталась.
— Ты же догадалась, — едко и сладенько ответила она. — Так зачем спрашиваешь?
Кровь застыла в жилах у Иды. Она отчаянно завизжала и уперлась ногами в пол. Но старуха была словно из железа отлита.
И продолжила тащить Иду, как ни в чем не бывало.
— К нему?! К вашему мужу? — орала Ида, извиваясь и сопротивляясь. — Но зачем?!
— Хе-хе-хе, — рассмеялась старая герцогиня, через плечо глянув на Иду.
Глаза у нее были веселые и совершенно сумасшедшие.
«Помешалась от горя!» — про себя ахнула Ида.
— Ты ответишь за свое злодеяние, мерзавка! — ответила герцогиня.
— Н-но вы же не отдали меня Ивару! Вы же вступились за меня! — взмолилась она. — Разве не затем, чтобы защитить?!
— Затем, чтобы подманить тебя, пташечку, и наказать собственноручно! Дура! — грубо рявкнула герцогиня.
— Нет-нет-нет! Зачем к чудовищу, зачем?!
— Послужишь семье хоть раз, — зло сопела герцогиня. — Старого герцога не кормили уже неделю. Хоть сожрет свежего мяска. А не сожрет, так развлечется!
— Что?!
— Ты, мерзавка, тогда вернешь мне Натана! Моего Натана! Родишь ребенка от старого герцога! И мы с ним славно заживем! Будет мне утешение на старости лет!
— Нет, нет, нет!
Крик Иды, полный ужаса, метался под низким каменным потолком.
И герцогине понравился ее ужас.
Она хрипло рассмеялась.
— Шучу, — проскрипела она злорадно. — У этого мерзкого монстра голод давно пересилил всякое иное желание. Хотя кто знает, кто знает…
У дверей, за которой беспокойно бегало и бесновалось чудовище, старуха замедлила шаг и полезла за ключами, которые висели у нее на поясе, на цепи.
Она долго копалась, но выбрать нужный ключ одной рукой она не могла.
Бормоча под нос проклятья, она потянулась второй рукой к связке и нечаянно выпустила большую часть волос Иды.
Та почуяла свободу; но удрать не спешила. А зачем, если старуха снова ее нагонит, заставит слуг изловить и опять притащит сюда же?
— Да где этот чертов ключ, — бормотала она, скрежеща в скважине.
Ида услышала, как щелкнул замок. Почуяла, как дверь отошла от косяка, чуть приоткрывшись, и услышала, как ударило в крепкое дерево двери острвми когтями голодное чудовище.
— Подожди, подожди, милый, — ворковала старуха. — Я привела тебе лакомый кусочек! Ну, отойди! Пшел, кому сказала!
