Каннут, отродье Севера (СИ) - "taramans"

— И что? Убьешь меня? Да? А потом Зальм тебя распнет на воротах нашего замка! — улыбаясь, выплюнула она ему в лицо.

— Убить? Надо бы… Но я придумал кое-что получше, сука! Открой рот! Я сказал: открой рот! — взбешенный Каннут перехватил ее руки и прижал в краю бочки.

— Ты… скотина! Ты — настоящий Бьергсон! Сволочь! Дикарь! — билась женщина, пытаясь вырваться.

— Я сказал тебе… открой свой поганый рот! — Каннут рывком стянул с себя штаны и приподнялся, приблизившись к лицу женщины.

— Я… Я откушу тебе его! Только попробуй! — Гудрун вновь попыталась вырваться из его рук, но парень перекинул одну ногу поверх края бочки и прижал ее руки ногой.

— А вот так? — он, чуть изогнувшись, нащупал на ремне ножны и потянул из них кинжал, упер его острие в шею женщины, — Дернешься, вздумаешь кусаться — и я убью тебя! Подумай о своих детях. Младшему сколько? Пять? Совсем кроха… Остаться сиротой в таком малом возрасте! Открывай рот — я тебе сказал!

— Ты не посмеешь…

— Да-а-а? А ты смеешь так поливать дерьмом моих родных? Смеешь? Ну так чего ты ждешь от меня? От дикого, сумасшедшего Бьергсона? Открывай рот, я сказал. Не оставляй детей сиротами! Вот так… молодец! Наклони голову. Наклони голову, я тебе сказал! Ближе ко мне… Вот так! Все верно! Молодец! У тебя красивые губы, это видно всем. Но не все знают, что они еще мягкие и нежные!

Дергая бедрами, Каннут прикрыл глаза:

— Вот так-то лучше! И твой рот не изрыгает сейчас дерьмо, а занят совсем другим делом. Можешь еще язычком поработать. Ты слышишь меня, сука?!

Парень нависал над женщиной всем телом, когда услышал снизу булькающие звуки.

— Что? Ты что-то хочешь сказать? Опять будешь изливаться бранью?

Гудрун пытаясь отдышаться, захлебываясь воздухом, прохрипела:

— Сволочь! Я же задохнусь так…

— Да? Ладно, согласен. Разворачивайся…

Перехватив ее руки, помогая себе ногой, он рывком развернул женщину и повалил ее на край бочки.

— Стой так!

— Больно! Мне больно, скотина!

— Ладно. Встань повыше, обопрись на руки. Вот так!

Гудрун приподнялась, и Каннут с удовлетворением осмотрел ее красивую задницу с белой кожей.

— Хороша! Ох, как ты… хороша! Вот так! Во-о-т…

Женщина стояла на четвереньках, опустив голову на руки, вцепившиеся в бортик бочки. Плескалась вода, чуть слышно порыкивал от удовольствия «скотина и сволочь». А потом Кан с удивлением почувствовал, как Гудрун начала чуть подаваться ему навстречу. Сначала почти незаметно, но потом — все сильнее и сильнее. И вот она уже застонала, а потом и прикусила себе запястье. Парень поднажал.

— А-а-х-х…, - Гудрун обмякла, но буквально через несколько секунд встрепенулась:

— Не в меня! Не в меня, сволочь! У меня нет… а-а-х… амулета…

— Ну что же… Значит, сделаем так! — Кан чуть поправился.

— Что… Что ты делаешь?! Ай! Ты что…

— Зато не понесешь! Потерпи, это быстро…

Выдохнув, Каннут чуть слышно зарычал от удовольствия и, обмякнув, повалился на женщину. А та, ловко развернувшись, вцепилась ему в волосы, впилась взглядом в его глаза и вновь змеей прошипела:

— Ты что сделал, тварь?

Каннут подтянулся чуть выше и, не обращая внимания на боль в выдираемых ею волосах, взасос поцеловал ее.

«Действия методически верные!» — отметил Кан, почувствовав, как слабеет ее хватка в его шевелюру. А потом… Потом они просто целовались. И ее поцелуи были горячи.

— Ты — Бьергсон. Дикая, сумасшедшая тварь! Таких, как ты нужно убивать без жалости! — судорожно шептала она ему в ухо, но вот ее действия говорили о совершенно другом: ухватив его за «животное начало», женщина очень активно, безжалостно… к-х-м-м… приводила его в боеготовность.

— Ты груба. Лучше поласкай его губками…

— Хрен тебе! У меня горло болит! — мотнула она головой, — Пошли на лавку, здесь очень неудобно!

Глава 29

Вымотала баронесса Каннута. До капельки выдоила из него не то что всё желание, но и все возможности. Женщина была опытна, а еще — голодна, то есть — очень голодна! А потому, отринув в сторону всякое стеснение, мысли об инцесте и прочее…

«Коготок увяз — всей птичке пропасть!».

А здесь она вроде бы и не виновата. То есть — сначала-то было именно насилие, так что… Кто виновен? Каннут Бьергсон, конечно же! Ну а потом? А что потом? Потом уже…

«Сгорел сарай — гори и хата!».

Как в том анекдоте про монашку и разбойников. Ага, именно: «Спасибо тебе Господи! И без греха, и досыта!».

Их борьба на лавке в мыльне продолжалась довольно долго. Через некоторое время, когда первый напор Гудрун несколько поутих, она, чуть покачиваясь на нем, пытаясь восстановить дыхание, рыкнула куда-то в сторону:

— Сгинь, мерзавка!

Кан повернул голову и в щели приподнятого люка увидел испуганные глаза Лии. Дверка люка хлопнула…

— Хотя… нет! Стой! Пойди сюда! — громче крикнула Гудрун.

От люка в прачечную послышался сдавленный писк, и Лия несмело поднялась в мыльню.

Баронесса, выпрямившись и продолжая бесстыже покачиваться на парне, уставила на женщину палец:

— Ты ничего не видела, понятно?! Здесь никого не было. Ясно тебе, поганка?

«М-да… таким тоном хорошо молоко замораживать! Не замерзнет, так прокиснет в момент. Простокваша — тоже полезный продукт!».

Лия, отведя взгляд в сторону, несмело кивнула:

— Да, госпожа! Здесь никого, кроме нас, не было, и я ничего не видела!

— Вот так-то! Запомни! — довольная Гудрун наращивала темп движений, — А пока… смени воду в бочке. Мы потом обмоемся…

Уже лениво плюхаясь в бочке со свежей горячей водой, Гудрун задумчиво протянула:

— Как бы мне своих охранничков отвлечь?

— Ты о чем? — поглаживая женщину по спине, переспросил Кан.

— Ты мог бы ночевать сегодня у меня. Только вот соглядатаев нужно чем-то занять… Х-м-м… а у вас же здесь несколько шлюх?

Каннута немного покоробило такое поименование женщин, но он промолчал.

— Дать им серебра, что ли? Пусть заглянут в комнату к воинам и займут их до утра. Да еще и настойки возьмут побольше. Как считаешь — эту отправить? — кивнула Гудрун на мелькнувшую у люка Лию, — Или других?

— Пусть Лия позовет к тебе Милену и Кристу. Объяснишь им, и те все сделают правильно.

Лию Каннуту было как-то… жалко.

«Почему-то «жаба» давит, использовать эту женщину таким образом!».

— Да, так и сделаем! Все… Выметайся отсюда. Но через час… Нет, через полтора я жду тебя у себя в комнате. Эта мерзавка за тобой зайдет, предупредит, когда будет можно.

Ночью она опять почти не давала Каннуту спать. Объяснила:

— У меня уже три года никого не было. Как последний ребенок родился, так Генрих ко мне и охладел. Всё служанок пользует да по другим баронам в гости катается. А у нас в замке… С кем? Вмиг доложат! А Зальм и ревнив к тому же без меры! Даже не разрешает мне амулет у Филипа купить, сволочь!

— Тебе принести?

Гудрун на секунду задумалась:

— Неси! Только что попроще. Все равно его потом здесь придется оставить. Не дай боги, Зальм увидит его у меня!

История нелюбви баронессы Гудрун Зальм к своим родственникам по линии отца оказалась довольно банальна. После захвата королевства и наделения деда Каннута баронским достоинством, после нескольких месяцев войн с окрестными баронами, Тьюрри Бергсон, то есть дед парня, решил, что поставил себя в окрестностях вполне серьезно, и теперь уже можно врастать в эту землю другим способом. А именно: путем заключения брака. Откуда-то из Алемании он привез красивую светловолосую девушку по имени Анна, которая и родила ему нескольких сыновей и дочерей.

Олаф, отец Каннута, был старшим сыном Тьюрри Свартклиппи. Гудрун не знала, куда подевались еще двое сыновей основателя баронства Бьергсонов. То ли померли, то ли сгинули в частых войнах с орками. Про одну из теток она могла сказать лишь то, что выдали ту замуж куда-то на северо-восток территории Вольных баронств.