— Может, на Есенина замахнемся или на Тютчева? — предлагаю я взволнованной девушке.
Она сегодня крайне возбуждена и рассеянна.
— Люююба! — тянет Моника-Лариса. — Послезавтра твое венчание с Решающим! Какая же ты счастливица! Твоя судьба — просто грандиозное доказательство существования других миров! Фантастических миров! Магических миров! Ты символ веры в любовь через тернии! Ты воплощение тайных желаний…
— Тебе в каком-то психолого-пропагандистском кружке приплачивают? — сержусь я, сама нервничая. — Давай Окуджаву?
— Что Окуджаву? — не понимает меня в приступе экзальтации Моника-Лариса. — Куда Окуджаву?
— Песню на стихи Булата Окуджавы! — тащу я девушку к роялю.
— Песню? — тупит она, постепенно приходя в себя. — Почему Окуджавы?
— Потому что подходит к случаю, то есть к событию, — терпеливо отвечаю я.
— Окуджава… Окуджава… — повторяет Моника-Лариса. — Я знаю «А мы с тобой, брат, из пехоты», еще «Ваше благородие, госпожа удача», так… еще «Когда воротимся мы в Портленд».
— Совсем ку-ку? — весело смеюсь я, расслабившись. — Ты еще помнишь тему вечеринки?
— Тогда «Не обещайте деве юной любови вечной на земле», — медленно соображает она.
— Мы не знаем, есть ли у них кавалергарды, — сомневаюсь я.
— Песня про Арбат тоже ведь не подойдет? — вздыхает Моника-Лариса.
— Естественно! — улыбаюсь я. — Вспоминай!
Ещё он не сшит, мой наряд подвенечный, и хор в нашу честь не споёт… А время торопит — возница беспечный, — и просятся кони в полёт.
— Точно! — она радостно хлопает в ладоши и тут же подпевает мне, подыгрывая одной рукой.
Ах, только бы тройка не сбилась бы с круга, бубенчик не смолк под дугой… Две вечных подруги — любовь и разлука — не ходят одна без другой.
— Какая красота! — рыдающий возглас Нинон пугает нас.
— Разве можно так пугать? — ругаюсь я. — Чего причитаешь?
— Какая красивая песня! — уровень воздействия на Нинон творчества Окуджавы и Шварца превосходит все мыслимые и немыслимые ожидания: мы с Моникой-Ларисой понимающе переглядываемся. — Как может женщина сочинять такие прекрасные песни?
— Ну… — скромно потупившись, говорю я. — Ну… Как-то само собой получается…
— Это талант! — подхватывает Моника-Лариса. — Данный бог… Магмой!
Когда Фиакр сказал, что я, по его догадке, из Северного Королевства, у меня была мысль выдавать все песни за произведения оттуда, но я логично предположила, что и так рисковать не стоит: задастся кто-нибудь целью узнать настоящего автора — и обман будет раскрыт. А так за счет воровства авторских прав в другом мире я, может, и продержусь. Вряд ли между нашими мирами есть хоть какой-то договор о сотрудничестве.
Вдохновленные реакцией благодарной слушательницы, мы продолжаем петь:
Мы сами раскрыли ворота, мы сами счастливую тройку впрягли, и вот уже что-то сияет пред нами, но что-то погасло вдали.
Святая наука — расслышать друг друга сквозь ветер, на все времена… Две странницы вечных — любовь и разлука — поделятся с нами сполна.
По по-детски припухлому личику Нинон катятся крупные слезы умиления. Да… Всё-таки во всех мирах есть восторженные поклонницы романтической любви.
— Это Ваш подарок Решающему? — спрашивает она. — Изумительно!
— Слушай! — вдруг вспоминаю я. — А ведь Ирен доходила до Алтаря, значит у нее тоже был Предвенчальный вечер.
Нинон меняется в лице: резко покраснев, она затем так же резко бледнеет.
— Госпожа Ирен? Да… Был…
— И? — любопытство возбуждает меня. — Что же она подарила Решающему?
— А он ей? — вторит мне Моника-Лариса. — Он ей что подарил?
— Госпожа Ирен подарила Господину Решающему блюдо собственного приготовления из редких грибов фиакробусов, — гордо говорит Нинон.
— А! — отвечаем мы одновременно.
— То есть ах! — поправляюсь я. — Конечно, ах! Это ведь очень трудно — приготовить такие замечательные грибы!
— Не в этом дело! — успокоившись, возражает Нинон. — Приготовление пищи руками высокой особы — это очень редкий случай!
Мы с Моникой-Ларисой переглядываемся и громко хохочем.
— Твой стартап, кстати! — доброжелательно подсказываю я.
К вечернему чаепитию с Фиакром все готово: накрыт на двоих чайный столик, в прозрачном чайнике на медной подставке дымится зелено-желтый ароматно пахнущий напиток, это отвар, которым я заменила чай, принесенный Нинон, на многоярусном блюде десятки пирожных с кремами самых разнообразных цветов. Поджидая Решающего, не сдерживаюсь, и с огромным удовольствием съедаю одно с малиновым кремом. Нинон смотрит на меня в ужасе.
— Фто? — с набитым ртом спрашиваю я. — Фто тахое? Фто не тах?
— Вы зачем их едите? — пораженно спрашивает служанка, вытаращив на меня свои голубые глаза, и тут же поправляется. — Ой, простите…
— Нельзя? — удивляюсь я, проглотив остатки сладкого и облизывая пальцы.
— Стол накрывается для… для… — Нинон никак не может подобрать нужных слов.
— Для антуража? — догадываюсь я, точно зная, что это французское слово, но меня такая ситуация не устраивает, не для того я это чаепитие устроила.
— Да, — кивает служанка и бросается ко мне с влажным теплым полотенцем, мешая мне облизывать пальцы.
— А куда потом всё это девается? — показываю я на сладкое изобилие.
— Отдается слугам на кухню, — несколько удивленно отвечает Нинон, как будто и это я должна знать сама.
— Мне Решающего тоже по рукам бить? — живо интересуюсь я, так и представив себе, как он ест один из эклеров или корзиночку, а я шлепаю его по сильным руках, скорчив оскорбленную гримасу.
— Бить?! — пугается Нинон. — Нет! Бить нельзя!
— Не буду! — клянусь я и смеюсь, успокаивая служанку. — Только сдачу дам, если потребуется!
И эта шутка не проходит: глаза Нинон увеличиваются от ужаса.
— Очень рад, что вы захотели провести и этот вечер со мной! — голос Фиакра спасает меня от дальнейших шуток в сторону Нинон, которая, услышав и увидев Решающего, низко кланяется и быстро выходит.
— Надеюсь, нам никто не помешает! — искренне говорю я «жениху», провожая Нинон взглядом.
— Это невозможно! — своим обычным горделивым тоном возражает Фиакр. — Нас никто не увидит и не услышит.
— Чудесно! — искренне радуюсь я полученной информации. — Просто прекрасно! Уровень доверия к Последнему Решающему просто поражает! Так можно девушек сотнями компрометировать — и тебе ничего не будет!
— Я сотнями могу только осчастливливать, — странно усмехаясь, произносит Фиакр.
Эти слова звучат несколько мелодраматично, но я прощаю собеседника за его неадекватную самооценку: он не виноват, виновато окружение и порядки этого странного мира.
— Я пригласила тебя, чтобы расспросить о том, что ты хочешь подарить мне завтра, на Предвенчальной вечеринке, ну, вечере, — мои слова неожиданны для гостя.
— Разве тогда это будет подарком? — удивляется он и садится без моего разрешения за чайный столик.
— Конечно! — убеждаю его я, проглотив обиду и тоже сев.
Это неправильно, когда этикет не распространяется на Главного Решающего. Тоже мне, высокопоставленная особа!
— А как вы выбирали подарок для Ирен? — томно закатив глаза, интересуюсь я. — Трудно было определиться?
Правая бровь Фиакра изумленно поднимается, изображая недоумение и неудовольствие.
— Откуда ты… — начинает он сердиться. — … Откуда? Впрочем, понятно. Ирен не упустила случая…
— Вовсе не Ирен! — хихикаю я. — У меня много способов узнать интересующую меня информацию!
— Не так уж и много, — резонно возражает он. — Ирен, Нинон да Бошар.
— А вот и нет! — насмехаюсь я над его сообразительностью и логикой. — Зачем беспокоить людей и компрометировать их? Так узнала, по-своему, по-колдуньи.
— Как интересно… — медленно говорит Фиакр. — Сегодня вы настроены по-другому. Сегодня вы всё-таки Sorcière?
— Какая разница, кто я сегодня, кем была вчера и кем буду завтра? — пожимаю я плечами. — Ты зомбированный. Бернард чокнутый. Бошар невинно обвиненный. Ирен с придурью, видимо, безнадежно влюблена. Лефевр завистливый и мстительный. Их Величества беспечные. Короче, Империя в опасности!
