Сошествие в Аид (ЛП) - Райли Хейзел

— В следующий раз, когда вмешаешься в одну из моих игр…

Я наклоняю голову.

— Что?

— Хейвен, — вмешивается Хайдес. — У нас есть правила. Ты не можешь так поступать. Даже если считаешь это неправильным.

— Надо было заниматься своими делами, — продолжает Афина.

— А ты могла поставить мат в один ход, но выиграла в два, — отвечаю я. — Тебе всего лишь нужно было двинуть ферзя…

Гермес захохатывает так громко, что даже Афродита дёргается от испуга. Если раньше Афина меня ненавидела, то теперь явно мечтает вцепиться мне в горло.

— Отлично. Раз ты такая умная — сыграешь сама, — предлагает она.

Я кривлюсь, глядя на шахматы у ног:

— Скукотища.

— Тогда сыграешь в «Голую правду», — шепчет она с самодовольной улыбкой. Это именно та игра, о которой мне говорил Аполлон несколько минут назад. Я не уверена, что хочу, но сейчас отступить — хуже всего.

Я уже готова согласиться, когда в комнату врывается Лиам, за ним Джек, Ньют и Перси.

— Хейвен! Ты в порядке? Что здесь происходит? — орёт Лиам в панике.

Его взгляд метается от Лайвли ко мне. Он понимает: я влипла.

— Удачи, я в комнату, — выпаливает и тут же исчезает.

Ньют закатывает глаза, но остаётся в стороне, словно боится вляпаться в ту же кашу.

— Хейвен, пойдём?

— Нет, — резко бросает Афина. — Она играет с нами. Хотите — смотрите, хотите — проваливайте.

Джек трясёт головой, резко и нервно:

— Хейвен, откажись. Ты можешь. Пошли обратно. Пожалуйста, — шепчет.

Часть меня готова послушать. Но другая — куда сильнее — слишком любопытна. И потом… после того спектакля, что я устроила, как я могу теперь струсить? Это было бы, как если бы греки, уже забравшись в Троянского коня, внезапно решили: «Не, ребят, давайте обратно».

— Я согласна. Какие правила?

Афина кивает. Гермес и Афродита оттаскивают в сторону столик с шахматами и колодой карт. Студенты рассаживаются вдоль стен, как зрители перед представлением.

Хайдес смотрит на меня, слегка наклонив голову. Я понимаю: он хочет, чтобы я подошла. Он встаёт с кресла и пинком отодвигает его к стене.

— Чего мне ждать?

Он качает головой:

— Знаешь, как говорят: сказать правду — всё равно что обнажиться?

— Да.

— Ну вот. В этой игре это имеет сразу два смысла. И метафорический, и буквальный.

Я шумно сглатываю, и он это замечает.

— Ладно. Я справлюсь. Против кого я буду играть? Против Афины?

— О, это было бы слишком легко, — отвечает Афина из центра комнаты. — Ты сыграешь против того, кто позволил тебе войти. Против Хайдеса.

Я вздрагиваю. Ожидала чего угодно, но только не этого. Сам Хайдес тоже не выглядит в восторге, но не спорит. Неторопливо подходит туда, где стоит сестра.

— Иди сюда, Хейвен.

Я встаю напротив него. Афина — справа от нас, как судья.

— У «Голой правды» всего несколько правил. По очереди я буду задавать вопросы. Тот, кому адресован вопрос, может ответить или, если не хочет, снять с себя предмет одежды. Чтобы проверить, говорите ли вы правду, мы будем следить за пульсом. Если он заметно учащается, ответ признаётся ложным. В таком случае вы всё равно должны раздеться.

Не самый привлекательный формат игры. Я делаю вид, что мне всё равно, но задаю, пожалуй, главный вопрос:

— Раздеваться до какого уровня?

Афина ухмыляется. Отвечает Хайдес, глядя прямо в меня, не мигая:

— До конца.

— Первый, кто останется совсем без одежды, проиграл, — заключает Афина.

Ньют хочет возмутиться, но Перси удерживает его за плечи. В дверях снова появляется Лиам, осторожно выглядывая внутрь.

— Я слышал, кто-то будет раздеваться?

Я возвращаюсь к Лайвли:

— А что получает победитель?

Афина пожимает плечами, отходит на шаг, освобождая нам пространство.

— Что захочешь. Деньги? Секс? Всё, что угодно.

Я ещё обдумываю её слова, когда что-то касается моей руки. Гермес надевает мне на палец пульсометр. Подмигивает и отходит. Хайдес надевает свой сам, уверенно — видно, что они играют так не впервые.

Афина скрещивает руки на груди и внимательно следит. Обменивается взглядом с братьями — игра началась.

— Хейвен, если бы у тебя была возможность, ты бы переспала с Хайдесом?

Мне приходится собрать всю волю, чтобы не выпучить глаза.

— Нет.

Пульсометр не показывает скачков. Сердце бьётся ровно.

Я бросаю взгляд на Хайдеса. На лице — ноль эмоций. Не думаю, что он этим заделся.

— Хайдес, если бы у тебя была возможность, ты бы переспал с Хейвен?

Я жду его «нет». Жду даже тогда, когда он начинает расстёгивать белую рубашку, снимает её и бросает на пол, оставаясь голым по пояс. Улыбается.

— Хейвен, если бы у тебя была возможность, ты бы переспала с Аполлоном?

— Что за идиотские вопросы? — взрываюсь я. — Они все одинаковые? Ты составила список симпатичных парней, и мы будем его зачитывать?

Гермес складывает ладони рупором:

— Отвечай! Отвечай!

Я склоняю голову, щурюсь.

— Нет.

Пульсометр пискливо оживает — пульс скачет. В комнате наступает ошарашенная тишина. Даже я в шоке. Я не смею глянуть на Аполлона.

А вот Хайдес — смотрит, рот приоткрыт.

Я стягиваю сапоги. На мне остаются майка, юбка и колготки.

— Хайдес, — тянет Афина своим нараспевным тоном, — тебе неприятно, что Хейвен считает Аполлона красивее тебя?

Он даже не думает.

— Да. Хотя очевидно, что красивее я. — И кивает в сторону Аполлона: — Прости.

Аполлон даже не смотрит. Он явно не в своей тарелке. Теперь я замечаю, что он единственный из Лайвли, кому явно не по душе всё это. Возможно, не все они хотят играть в эти игры?

Пульс Хайдеса ровный. Он сказал правду. Хотя в этом и не было сомнений.

Афина начинает кружить вокруг нас, лениво описывая круги. Каждый раз, когда приближается ко мне, меня прошибает дрожь.

— Хейвен, есть хоть что-то, что тебе нравится в Хайдесе? Малейшая, пустяковая деталь.

Я смотрю на него. Я его не знаю, значит, не могу говорить о характере. Но внешне он, конечно, далеко не урод. Однако физическая симпатия держится не только на этом. Я знаю, что рискую, но отвечаю:

— Нет.

Вспышка ярости искажает лицо Хайдеса, и шрам дёргается. Но как только мой пульс ускоряется, он успокаивается. Гермес хлопает в ладони и начинает ржать — единственный, кто шумит. Я стягиваю тонкие колготки и засовываю их в сапоги.

— Хайдес, тебя тянет к Хейвен физически?

Я уже открываю рот, чтобы сказать, что это тот же вопрос, что и «переспал бы ты с ней», но понимаю — нет, это другое. Вполне возможно, для Хайдеса сам акт не имеет значения. Он может лечь в постель с кем-то, кто ему не нравится. Этот вопрос куда глубже.

Хайдес расшнуровывает ботинки и снимает их. Не хочет отвечать?

Гермес делает ещё какие-то шумные звуки, возбуждённый как ребёнок. Аполлон толкает его локтем и случайно скользит взглядом по мне. И тут же отводит.

— Хейвен, если бы ты должна была выбрать, кто из трёх — Аполлон, Гермес или Хайдес — тебе нравится больше, кого бы назвала?

Я устала от её вопросов. Не думала, что они будут такими целенаправленными. И уж точно не ожидала, что объект опроса будет сидеть прямо передо мной. Я тяну молнию на юбке и даю ей упасть к ногам. Вокруг — шёпот и вздохи. Я не могу снова ответить «Аполлон». Не хочу подбрасывать Лайвли ещё поводов меня задирать.

Глаза Хайдеса скользят по моим ногам. Он не делает ни малейшей попытки отвернуться. Разглядывает с такой настойчивостью, что мне становится не по себе. Я никогда не комплексовала из-за тела, никогда не смущалась наготы. Но теперь понимаю ту девчонку, что плакала раньше.

Формально я впереди. На мне остались майка и два предмета белья. На нём — только брюки и боксёры.

— Что ж, у нас два очень способных игрока, — провозглашает Афина таким тоном, что мне сразу не по себе. — Чтобы не стало скучно, следующий вопрос решит всё. Если отвечающий справится — другой останется голым.