Князь: Попал по самые помидоры (СИ) - Фокс Гарри

Мать.

Твой план провалился. И твоё поведение мне надоело. Я всё расскажу Артуру и… больше не хочу участвовать в твоих интригах! Я отказываюсь от трона Аскарона и от тебя. Буду следовать за своим господином.

Твоя единственная и больше не любимая дочь,

Ирис.

Она отбросила перо. И тут же, словно прорвало плотину, из её глаз хлынули слёзы. Тихие, горькие, освобождающие. Они капали на пергамент, размывая только что написанные слова «провалился» и «надоело».

Но это длилось всего мгновение. Ирис резко провела тыльной стороной ладони по глазам, смахивая слёзы с яростным, почти злым движением. Её лицо снова стало маской — холодной, решительной, той, что она носила все эти годы. Она аккуратно сложила письмо, не обращая внимания на размазанные чернила, и сунула его в складки своего платья.

Интриги кончились. Теперь её судьба была только в её руках. И в руках того, кто только что ушёл, не зная, что за ним теперь следует не просто служанка, а принцесса, сделавшая свой выбор.

Я стоял на небольшом холме, наблюдая за суетой сворачивающегося лагеря. Солдаты гасили костры, кошколюды проворно укладывали палатки, создавая слаженный, хоть и по-прежнему абсурдный, муравейник. В голове прокручивался разговор с Ирис, оставляя тяжёлый, неразрешённый осадок.

И вдруг из моей палатки выбежала она. Не шла, а именно выбежала, подхватив подол платья. Её лицо было лишено привычной маски язвительности или холодности — только чистая, обнажённая решимость. Она, не сбавляя шага, подбежала ко мне и, не говоря ни слова, крепко, по-настоящему крепко обняла, прижавшись щекой к моему алому бархатному камзолу. Я почувствовал, как дрожат её руки.

— Всё хорошо, — прошептала она, и её голос был твёрдым, без тени насмешки. — Не переживайте за меня, господин. Я, думаю, смогу отпустить всю боль. Но нам нужно будет поговорить… после того, как сокрушим армию Эрнгарда.

Я обнял её в ответ, почувствовав неожиданное облегчение.

— Хорошо, — улыбнулся я, и моя рука сама собой погладила её по спине.

Она потянулась к моему лицу, и наши губы встретились. Это был не страстный, а какой-то очень нежный, обещающий поцелуй. Краткий, но полный смысла.

Рядом тут же раздалось громкое, недовольное фырчание, перешедшее в откровенное шипение.

— Фффсссс! Стоит мне на полчаса отойти за свежей мышкой, как мой муж целует не меня, а какую-то ядовитую служанку! — раздался голос Лиры. Она стояла в паре шагов, уперев руки в бока, а её розовый хвост хлестал по воздуху, как разгневанная змея.

Ирис слегка улыбнулась, всё ещё прижимаясь ко мне, и показала Лире кончик языка — быстро, по-девчачьи дразняще. Но в её глазах, когда она встретилась взглядом с кошколюдкой, читалась не просто ревность, а нечто более сложное.

«Надо убедиться, что эта кошачья дрянь на стороне Артура, — пронеслось в голове у Ирис, пока она делала вид, что прячет лицо на моём плече. — А то она в Аскароне была до мозга и костей верна королеве. И знает ли она обо мне? Если да, то почему ещё не сдала? Ждёт удобного момента? Или у неё свои планы?»

— Не ревнуй, мурлыка, — сказал я, обращаясь к Лире, но не отпуская Ирис. — Хватит меня на всех. Особенно перед таким весёлым мероприятием, как встреча с благословлёнными сквиртом солдатами.

Лира фыркнула ещё раз, но подойти поближе, её уши нервно подрагивали. Ирис же, сделав своё дело — заявив о своих правах и посеяв сомнение, — наконец отступила на шаг, её лицо снова стало спокойным и немного отстранённым, но в глазах оставалась твёрдая решимость. Игра была далека от завершения, но одна фигура на доске сделала свой ход. И этот ход был против королевы.

* * *

Где-то далеко, там, где холодные волны бились о скалистые берега, пылал Штормгард.

Рассвет, который должен был быть ясным и морозным, затянулся чёрным дымом от горящих домов и алым заревом пожарищ. Стены древней цитадели, веками державшей осады, теперь трещали по швам под напором стальных волн Аскарона. На стенах кипела яростная, отчаянная резня.

И в самом центре этого ада, подобный льву в ловушке, сражался он — брат Элианы, наследник Штормгарда. Высокий, статный, с лицом, высеченным из северного гранита, и пшеничными волосами, теперь слипшимися от крови и пота. Его клинок, фамильный меч Штормгардов, описывал смертельные дуги, отсекая головы и конечности аскаронским головорезам.

— Второй отряд — к восточным воротам! Удержать пролом! — его голос, хриплый от крика и дыма, резал гул битвы, и воины в потрёпанных синих плащах послушно бросались выполнять приказ.

Но за внешним спокойствием и яростью в его синих, почти ледяных глазах бушевала буря отчаяния и вины.

«Зря… Зря мы пошли против Артура.» — эта мысль, как раскалённое железо, жгла его изнутри. — «Гордыня сестры… Моя глупость… Мы думали, он просто выскочка А он оказался бурей. Бурей, что снесла нас и открыла дорогу настоящим стервятникам.»

Он парировал удар алебарды и ответным молниеносным выпадом всадил меч в горло нападавшему. Тёплая кровь брызнула ему на лицо.

«Прости, сестра… Я не уберёг наш дом. Не уберёг тебя.» — образ Элианы, гордой и неприступной, вспыхнул перед глазами. А потом — слухи. Унизительные, грязные слухи о том, как она теперь существует при дворе того, кого они презирали.

Ярость, горячая и слепая, придала ему новые силы. Он с рёвом ринулся вперёд, срубая одного солдата за другим.

«Жди меня, сестрёнка. — его пальцы сжали рукоять меча так, что пальцы побелели. — Я убью всех, кто встанет на моём пути. Эрнгардцев, аскаронцев… и этого проклятого Артура фон Драконхейма! Я вырву тебя из его плена! Или умру!»

Он взглянул за стену, на бесконечные ряды вражеских знамён с гербом Аскарона. Штормгард пал. Это было ясно. Но он ещё дышал. И пока он дышал, его меч будет сеять смерть. Ради одного имени. Ради Элианы.

С новым боевым кличем, полным боли и ярости, он повёл оставшихся воинов в последнюю, отчаянную контратаку. Не за победу. За месть.

Глава 39

Выжженные земли

Кабинет барона Отто фон Кракенфельда напоминал муравейник, на который наступили. Повсюду валялись смятые бумаги, опрокинутые чернильницы растеклись по картам, как пятна крови. Сам барон, маленький, пухлый и потный, метался из угла в угол, его лицо было цвета испорченного творога.

— Не успели! Не успели, Карст! — он хрипло бормотал, заламывая руки. — Я же приказал отступать при первом же намёке! А эти… эти уроды даже не построились в боевые порядки! Они просто… ПОЧЕСАЛИСЬ И ПОБЕЖАЛИ! КАК СТАДО ОВЕЦ ПОД НОЖ!

Его верный слуга, тощий как щепка Карст, с лицом, выражавшим перманентную скорбь, стоял в стойке «смирно», стараясь не попадаться на глаза.

— Ваша светлость, — начал он подобострастно, — возможно, стоит… рассмотреть вариант переговоров? Направить парламентёра к эрнгардцам? Предложить Вашу верную службу и Ваши… э-э-э… оставшиеся амбары с зерном?

— Договориться? С ЭРНГАРДОМ? — взвизгнул Отто, останавливаясь и тыча пальцем в сторону окна, за которым лежали его теперь уже бывшие земли. — Ты слышал донесения, Карст? Ты вникал? Они не люди! Они… машины для убийства! Они не берут пленных! Они не понимают слов! Они только рычат, крушат и… и сквиртят от ярости! С ними нельзя договориться! Их можно только переждать, как чуму! Или… или принести себя в жертву, чтобы они тебя просто быстро убили, а не…

Он с ужасом представил, что значит попасть в плен к этим благословлённым сквиртоником берсеркам, и его бросило в жар.

— Но, светлость, князь Артур…

— Артур! — фыркнул Отто с горькой усмешкой. — Артур со своими кошками и публичными минетами опоздал! Он где-то там играет в свою войнушку, а мой замок, мой замок, Карст, уже, наверное, разбирают на камни, чтобы кидаться ими в пролетающих мимо птиц! Потому что им БОЛЬШЕ НЕЧЕМ ЗАНЯТЬСЯ!