Деньги не пахнут 8 (СИ) - Ежов Константин Владимирович

Но сильнее всего давило другое — чувство, что она предаст Руперта. Восемь лет работы, ожиданий, терпения… восемь лет, растворившихся бы в ничто.

«Однако…»

Что она изначально хотела получить от Руперта? Доступ к президенту. Возможность приблизиться к политике. Сделать первый шаг к собственным амбициям — возможно, однажды стать губернатором.

А то, что предлагал ей Сергей Платонов, было несравнимо выше. Место, которому кланялись бы мировые лидеры. Оракул, а не эксперт. Институт, предсказывающий события, от которых содрогнётся планета.

И самое главное — его прогнозы уже неоднократно сбывались. Без единой осечки.

Именно эта безукоризненность и пугала.

— Мне нужно время, чтобы подумать, — наконец сказала она, стараясь говорить ровно, хотя сердце стучало чаще обычного.

— То есть ты откладываешь решение? — мягко уточнил он.

— Это слишком неожиданно… и слишком серьёзно.

Сергей Платонов изучал её тихо, пристально. Затем медленно кивнул.

— Понимаю. Но если ты возьмёшь паузу, мне придётся предложить это место следующему кандидату. Времени почти не осталось.

Патриция почувствовала, как спазмом сжалось горло. Она сглотнула — звук вышел сухим, болезненным.

— Следующему… это же не Гарольд? — спросила она хрипловато.

— Именно он, — спокойно ответил Сергей.

Эти два слова ударили по ней жаром. Пальцы сжались в кулаки сами собой, ногти впились в ладони. Неважно, ловушка это или нет — мысль о том, что столь мощная должность может достаться Гарольду, была невыносима.

Сергей Платонов, уловив мельчайшее дрожание в лице Патриции, тихо усмехнулся — почти неслышно, словно под ботинком хрустнула сухая веточка. В его голосе прозвучала мягкая, едва ощутимая вибрация:

— Дам тебе время до вечера. Сообщи решение до ужина.

По дороге обратно, к месту, где собрался весь род, воздух пах свежескошенной травой и холодным металлом охотничьих ружей. Лёгкий ветер перебирал листву, создавая шорох, похожий на чьё-то шептание.

Патриция не приняла предложение сразу — но никакого разочарования это не вызвало. Наоборот, осторожность в её голосе звучала как качественный маркер.

«Лучше так. Директору и положено быть настороже.»

Слишком быстрое согласие насторожило бы сильнее любого отказа. Это значило бы, что человек не понял всей тяжести ноши, которую ему пытаются вручить.

Только одно упущение закралось неприятным холодком: забыл сказать, что приступать к работе ей нужно уже на следующей неделе. Документы давно подписаны, юридическая конструкция создана, счета открыты, помещения готовы — не хватало лишь человека, который сядет в высокое кресло.

При этом с самого начала было решено: директором должна стать фигура из семьи Маркизов. Причина простая — доступ к политическим связям, к нитям, которые протянулись от Вашингтона до европейских столиц.

«Если уж выбирать жрицу, то почему бы не ту, чья кровь и так тянет к власти?»

Должность обещала превратить её в подобие современной пифии — женщину, к которой приходят за советом прежде, чем менять мир. Но занимать это кресло самому не хотелось ни при каких обстоятельствах. Слишком много серой рутины, слишком мало воздуха. А уж при следующем президенте… даже дышать рядом будет опасно. Вспыльчивый, непредсказуемый, разрушительный — как человек, который не понимает, что его слова могут вызвать штормы на противоположной стороне планеты. Или наоборот, слишком хорошо это понимает и натурально на этом зарабатывает сам и даёт обогатиться близкому окружению.

К тому же советское прошлое — слишком неудобный багаж для такой должности. Пусть этим занимается белый представитель местной старой семьи — будет меньше лишних вопросов.

Приходила мысль назначить Джерарда, но идея быстро увяла. Ему бы с должностью исполнительного директора справиться — а здесь работа куда жёстче, нуднее, изматывающее-точная. Пусть сосредоточится на управлении, а тяжёлые предсказания оставит другим.

Так что кандидатов осталось всего двое: Патриция и Гарольд.

Джуди со всей страстью отстаивала первую.

— Патриция осторожная. И главное — её годами отодвигали от крупных постов только из-за того, что она женщина. Она хочет доказать, что способна на большее.

Но был ещё один, куда более веский довод:

— Гарольд… нет. Категорически. Родился со всеми привилегиями, заносчив, не умеет чувствовать атмосферу в комнате и напрочь лишён такта. Он не справится ни с одним чувствительным вопросом.

Проще говоря, Гарольд был ярким примером хорошо упакованной пустоты.

Но слова Джуди — лишь ориентир. Оценить его компетентность предстояло лично. И как по заказу, шанс появится уже сегодня днём.

После обеда намечалась охота: потому должен был присоединиться к первой группе.

К моменту, когда стрелки часов приблизились к полудню, перед глазами открылась почти театральная картина: раскидистый луг, ровными рядами — белые шатры, под ними — столы, сияющие стеклом, серебром и блюдцами. Лёгкая прохлада окутывала холодные тарелки, воздух был наполнен запахом запоздалого жаркого и сладких фруктов.

Люди щебетали, пересказывали утренние происшествия с таким пафосом, будто речь шла о великих трофеях. Приходилось держаться рядом с Рэймондом — для вида, для роли.

И, конечно, именно тогда, когда трапеза подошла к концу, явился Гарольд. Запах его дорогого одеколона, резкий, с цитрусовой остротой, пришёл раньше, чем он сам.

— Ну что? — улыбнулся он слишком широко. — Готов присоединиться к первой группе?

— Хотелось бы, но навыки… сомневаюсь, что дотягивают.

— Не переживай. Я буду твоим напарником и всему научу, лично.

Он произнёс это так, будто делал огромную честь.

«Ну вот, опять.»

На периферии зрения Рэймонд и Джерард закивали так послушно, что это выглядело почти карикатурно. Ни тени недовольства, ни попытки остудить пыл Гарольда — ничего.

Хотя должны бы… Или хотя бы показать, что не в восторге.

Разумеется, даже если бы кто-то из них решился перечить, решение всё равно оставалось бы за Гарольдом — хозяин, мастер, последнее слово всегда за ним. И всё же… хоть кто-нибудь мог бы хотя бы возмутиться, пробормотать что-то несогласное, поднять бровь.

Но никто не шелохнулся.

«Они же не такие тупые обычно…» — пришла мысль, как горечь на языке.

Похоже, привычка. Пресловутое следование за хозяином въелось у них под кожу, в кость, в спинной мозг — слушают, не думая. Рефлекс.

Уже собирался бросить им предупреждающий взгляд, когда рядом раздался мягкий, но неожиданно звонкий голос:

— Можно… можно и мне быть напарницей?

Это Рейчел. Как всегда тихая, но в этот раз в её голосе мелькнуло что-то озорное.

— В этом нет необходимости, — отрезал Гарольд, хмурясь.

Но Рейчел лишь чуть смутилась, опустила глаза, словно прятала улыбку, и тихо добавила:

— Просто это большая ответственность… Не хочу никому мешать. Да и устала немного, хотелось бы помедленнее. Можно?

Она посмотрела на Гарольда так, что большинству мужчин пришлось бы усилием отрывать взгляд. Нечасто она позволяла себе такую мягкую, почти игривую интонацию — едва заметную, но цепляющую.

«Не сработает…» — подумал хмуро. Гарольд, как и Патриция, был из тех, кто держит линию. Не из тех, кто ведётся на подобное.

Но случилось невозможное.

— Хорошо. Пусть… пусть Рейчел поедет, — бросил он как будто нехотя, но согласился же.

На миг даже воздух вокруг словно застыл.

«Он что, правда разрешил?.. Он что, недооценил Рейчел?»

Объяснения не находилось. Всё выглядело нелепым, как глупая ошибка. Или…

«Может, Джуди была права?» — её слова о предельной неповоротливости Гарольда всплыли в памяти. Раньше казались преувеличением, но…

После дневной охоты сомнений не осталось.

Первая группа ушла вперёд так стремительно, будто не стибрели у нас обычную прогулку на лошадях, а рванули на скач в боевом рейде. Воздух резал лёгкие, ветер хлестал по щекам, и каждый поворот давался с усилием, будто мышцы вспоминали давно забытое ремесло.