Деньги не пахнут 8 (СИ) - Ежов Константин Владимирович

В какой-то момент протянул Пирсу свой смартфон. Экран мягко засветился, осветив его лицо голубоватым светом.

— Вот он, — сказал ему. — Наш жулик. Джон Лау.

На фото — самодовольная улыбка, вспышки камер, узкие глаза человека, привыкшего к вниманию. Он стоял плечом к плечу с голливудскими звёздами, словно родился под этими софитами. Джон Лау — малайзийский китаец, главный дирижёр всей этой гниющей симфонии, устроивший махинации с государственным фондом.

— Он, считай, местная знаменитость, — продолжил я. — В Голливуде его образ жизни вызывает такой шум, что даже прожжённые тусовщики ахают. Представляешь? Даже там роскошь бросается в глаза.

И действительно: этот тип спускал миллионы так, как обычные люди кидают мелочь в вендинговый автомат. Сегодня — казино Лас-Вегаса, где он одним взмахом руки ставил суммы, от которых дилеры багровели. Завтра — ночной клуб, где он заливал толпу шампанским, как из пожарного шланга. Иногда он просто так дарил украшения, которые сверкают дороже новогодней ёлки, первой встречной женщине на тротуаре.

Пирс сморщился, будто услышал что-то абсурдное.

— Не понимаю… Если он мошенник и крадёт деньги фонда, разве он не должен вести себя осторожнее?

Это рассуждение нормального человека. Но Лау был совершенно из другого теста.

— Аферисты, — сказал я, — живут иначе. Они держатся за свою наглость так же плотно, как пловец за спасательный круг.

После этих слов пролистал фотографию дальше, и Пирс, уже делавший глоток холодного кофе, едва не поперхнулся.

На следующем снимке рядом с Лау стоял Дикаприо — и даже он улыбался так, будто стоял с равным. Свет от камер отражался в их глазах, по коже пробегали отблески золота и мягкого янтаря.

— Сильнейшая связь Лау, купленная тупо за деньги. Он вбухал сто миллионов баксов в фильм, который снимал о Волке с Уолл-стрит, и так к нему и подкатил.

Сто миллионов. Это не деньги — это кувалда, которой он выбивал себе путь в Голливуд. И подарил актёру ещё один «подарочек»: полную творческую свободу, без занудных продюсеров и мерной студийной бюрократии.

Другими словами, он купил дружбу мировой звезды за сумму, которой можно было бы купить небольшой город.

— Он использует своё состояние как оружие, — сказал спокойно. — Таким образом он выстроил в Голливуде сеть, которая кажется почти неприступной. А когда малайзийский премьер приезжает в США — Лау устраивает вечеринки с этими же актёрами. Мол, смотри, премьер, я тут почти хозяин.

Фото действительно создавали ореол, который трудно было бы объяснить логикой. Особенно для политика, видящего в Лау образ успешного азиата, который пробил «бамбуковый потолок» и стал своим среди белозубых звёзд.

И под этой ширмой Лау крал. День за днём. Под защитой премьера. Спокойно, без стыда, под грохот вечеринок.

— Его в Голливуде даже величают азиатской королевской особой. Полная чушь, конечно.

Пирс тихо выдохнул.

— И никто до сих пор не понял, что это ложь?..

— Когда человек ежедневно палит миллионы у тебя перед носом, — ответил ему спокойно, — попробуй-ка усомниться. Кто будет проверять? Зачем? Особенно если он иностранец, да ещё такой щедрый.

На Уолл-стрит расследовали бы дотошно, до капли крови. Старые аристократы тоже копнули бы глубоко.

Но Голливуд?

Да им было лень даже открыть почту, не говоря о проверках. Деньги — вот и всё, что им нужно от нового «покровителя».

— Но ведь такая лажа рано или поздно вскроется…

— Конечно вскроется. Сказал же — его хвост стал слишком длинным. Он уже на грани.

И эта грань задрожит и треснет уже этим летом — как мина, которую кто-то забыл обезвредить.

Будем говорить откровенно, давно понял: если где-то под ногами уже тлеет фитиль, то ждать взрыва глупо. Куда правильнее самому щёлкнуть зажигалкой и устроить фейерверк в тот момент, когда это выгодно тебе. Именно так и хотелось поступить — самому рвануть эту бомбу, пока она ещё под контролем.

— Идеальный шанс громко заявить о себе, — думал в тот момент, ощущая на губах вкус лёгкой горечи утра, пахнущего свежим кофе.

На этот раз не собирался действовать через свой фонд. Нет, определённо хотел, чтобы удар нанесён был под именем новорождённого аналитического центра, который едва успел зарегистрировать. Фонд и так имел вес, его имя звучало, словно медный гонг на ветру. А вот у нового мозгового центра не было ни единой строки в послужном списке. Пустая страница. Чистый лист.

И этот грандиозный скандал мог стать для него такой первой вспышкой, что остальные заглохли бы от ослепления.

— Это ещё и с Маркизом дело упростит… — мелькнуло у меня в голове.

Представь: только что созданный центр выходит на сцену и с ходу валит премьер-министра целой страны. Даже Руперт, который обычно держится как князёк времён феодалов, посмотрел бы на меня совсем иначе. Уже не как на кого-то снизу, а как на человека, который способен выкорчевать фигуру государственного масштаба одним движением руки.

А значит, в нужный момент «убеждать» его станет куда легче. И, когда придёт время переговоров, можно будет тихо направить ситуацию именно туда, куда хочу.

Но это всё потом. Сейчас же перед нами лежала одна-единственная задача.

— Для начала… поймаем этого проходимца.

Мы с Пирсом снова вернулись к имени, которое уже несколько дней висело в воздухе, будто запах дешёвого одеколона, Джон Лау, тот самый малазийско-китайский шалопай, прожигающий деньги так, что даже хруст купюр дрожал под пальцами.

Однако поймать его так просто было невозможно. Нельзя просто схватить его за шкирку. Нужно заставить власти сделать это. И тут возникала проблема: доказательств в руках у нас не было. Ни крупицы. А значит, нам нужен был Пирс. Вернее мне. Точнее, его доступ к внутренним архивам «Голдмана».

— Нам нужны документы изнутри, — сказал ему. — Они и только они могут всё подтвердить.

В тех файлах наверняка нашлись бы цепочки писем, от которых курьеры безопасности покрывались холодным потом; записки от отдела этики, умоляющие остановиться; распоряжения, игнорирующие предупреждения и проталкивающие выпуск облигаций; а ещё странные движения денег, которые резали глаз, словно лампа дневного света в пустом офисе.

Но стоило мне произнести это вслух, как Пирс нахмурился, будто вдохнул слишком горячий воздух.

— Передача этих документов за пределы компании… затруднительна.

Посмотрел на него молча. Он что, решил откатить услугу обратно? Отказать? Тогда бы мне пришлось…

Но Пирс торопливо продолжил:

— Это решение исполнительного комитета. Мы можем передать файлы только при гарантии иммунитета. Не иначе.

— Понимаю. Это логично.

Он был прав. Эти документы могли стать смертельными и для «Голдмана». Стоило им попасть в руки следователей, и корпорация оказывалась бы под прицелом штрафов, газетных заголовков и долгих судебных допросов. Поэтому высшее руководство держалось за единственное условие: никакой передачи без иммунитета.

Проблема только в том, что…

— Иммунитет… Вот чёрт, это усложняет всё, — выдохнул нервозно.

— Именно.

Иммунитет выдаётся только тогда, когда расследование уже идёт. А расследование, как назло, никто не начинал. Получается замкнутый круг: чтобы начать дело, нужны документы; чтобы получить документы, нужно уже вести дело.

— Что же делать… — раздражённо подумал, чувствуя, как виски будто сдавливает обруч.

Честно говоря, мог бы заняться этим сам. Поднять знакомых, дёрнуть нужные ниточки, вытащить пару фамилий из семейства Киссинджеров… Но у меня была гора других дел, и времени — как всегда — не хватало.

Поэтому решил переложить этот головняк на другого человека. На Патрицию — временного директора, которую недавно поставил во главе аналитического центра.

— Справишься?

Она лишь наклонила голову и улыбнулась уголком губ, как будто в комнате пахло вызовом.

— Моя первая проверка, да?