Деньги не пахнут 8 (СИ) - Ежов Константин Владимирович

— Я в, — отозвался он почти с жадностью, будто боялся опоздать на поезд, который ходит раз в жизни.

Если вся задумка и требовала наследника, который будет размахивать богатством так, будто деньги — это дым от сигар, то лучше Гонсалеса в эту роль не вписать никого. И как и рассчитывал — он принял предложение мгновенно, едва услышал его общий контур.

— Погнали.

Но прежде чем закрыть вопрос, нужно было решить кое-какие моменты. Два препятствия, без которых нельзя двигаться дальше.

Первое — «условия сделки».

— Если хочешь что-то получить взамен — говори. Я имею в виду награду после завершения дела.

Он отмахнулся, лёгким жестом, будто предлагаю ему сдачу в продуктовом магазине.

— Да брось, не нужно мне ничего.

Вид беззаботный, словно делает доброе дело исключительно ради удовольствия. Но меня такой альтруизм всегда настораживал.

«Им сложно управлять», — стучала мысль.

Такие горят ярче всех в начале, но стоит интересу угаснуть — они рвут поводок и исчезают. А мне нужен был человек, который пройдёт всё до конца. Даже если ему станет скучно, мерзко, неудобно — неважно.

Тот, кем можно управлять. Полностью.

Если уж собирался использовать Гонсалеса — то должен был найти способ держать его в руках.

Это было не просто.

Человека можно вести двумя путями: ударить по слабому месту или подкармливать его желание.

Пирсу дал кнут коротких продаж, Патриции — нежную морковку пророчеств Дельф. Но у Гонсалеса… слабостей не просматривалось.

Значит, остаётся второе — желание.

А было у него ровно одно: «развлечение».

Сложность в том, что эта потребность — ускользающая, как дым. Никаких объективных критериев: не деньги, не власть, не признание. Просто удовольствие. Причём такое, которое определяет только он сам.

«Похож на Рейчел…» — мелькнуло.

У Рейчел внутри живёт тяга к добру, у него — к удовольствию. Разные по сути, одинаковые по сложности. Оба плохо поддаются контролю.

Значит, остаётся одна стратегия — найти такую морковку, на которую он клюнет. И превратить её в цель.

— Мне не по себе, когда я кого-то использую без вознаграждения. Назови что-нибудь.

— Правда, ничего не нужно…

— Если тебе нечего хотеть — расценю это как отказ от участия.

Это не была игра. Если человек неуправляем — лучше сразу искать замену.

И тут лицо Гонсалеса напряглось. Так же, как в момент, когда сообщил ему о «увольнении».

— Неужели его слабость — лишение развлечений?

Всё его внимание сейчас было приковано ко мне. Вероятно, именно поэтому он так легко согласился в первый раз.

Не будь его — он, возможно, рыскал бы в поисках другого веселья.

Пока размышлял, он шумно выдохнул и произнёс:

— Тебе же не нужен сосед по комнате, верно?

— Нет. Абсолютно.

Мысль о том, что кто-то вторгнется в моё личное пространство… Живот тут же неприятно сжался. После того, как Джерард пожил у меня эти несколько дней, я ещё недели две питался одними антацидами, чтобы не блевать от стресса.

— Если это всё, что ты хочешь — можем расходиться.

— Ладно, тогда пересмотрю предложение.

Он цокнул языком, недовольно, но без злости, и на секунду задумался. Потом поднял глаза и бросил новую идею:

— Тогда… могу я стать трейдером?

— Трейдером?

— Да. Исполняющим сделки.

По нынешнему статусу он числился аналитиком, не более.

Стать трейдером… Для аналитика это звучало почти как попытка с ходу перепрыгнуть через пропасть. Два ремесла, хоть и жили под одной крышей финансового мира, были устроены совершенно иначе.

Аналитик живёт в мире цифр, прогнозов и логических цепочек; его оружие — холодная голова и умение разбирать сложное на части. Трейдер же существует в потоке. В жарком, гулком, как машинное отделение судна, пространстве мгновенных решений. Там правят чутьё, инстинкт и внутренняя выдержка, а не отчёты и графики.

Обычно путь трейдера начинается с мелочи — крошечных сумм, крошечных рисков, когда каждый неверный шаг ощущается в теле, будто игла скользит по коже. И только спустя долгие месяцы ошибок и удач вырабатывается то самое чувство равновесия, внутренний компас.

У Гонсалеса же такого опыта не было вовсе. По всем законам профессии его просьба была несбыточной.

Но я только хмыкнул про себя: «Зато морковка хорошего размера.»

Другими словами, невозможность сама по себе делала просьбу ценным рычагом.

И уже собирался кивнуть, но он не закончил.

— Хочу стать личным трейдером Шона.

— Этого не будет, — ответ сорвался у меня раньше, чем успел вдохнуть.

— Исполняющий трейдер — это моя правая рука. Ты не можешь занять эту позицию без опыта.

— Ну, оставь себе правую. Мне и левая подойдёт.

Он сказал это так легко, будто обсуждал выбор рук для перчаток. И тут до меня дошло: ему нужен не сам навык. Ему нужны потоки информации, что проходят через трейдера. То самое вкусное, щекочущее нервы «веселье».

— М-м.

Честно говоря, мне это ничем не грозило. Основные операции можно будет передать другому. А уж наблюдать он может сколько угодно — если это удержит его в игре.

К тому же… была тонкость. Для трейдера главное — не паниковать. Не сломаться, даже если деньги испаряются миллионами. И вот здесь его бесцеремонная, бесстрашная натура могла неожиданно оказаться преимуществом.

Вывод напрашивался сам собой.

— Ладно… Хорошо. Но только если операция пройдёт успешно. Это награда за результат, а не за согласие.

Специально подчеркнул условие, а сам взглянул на часы — серебристый корпус блеснул холодно, будто осколок льда.

Семь вечера. За окном небо уже начало сгущаться, и в воздухе повис запах вечернего города — влажный, с примесью нагретого асфальта и далёкого дыма.

Пора было переходить ко второй части.

Потому поднялся.

— Продолжим на улице.

Прежде чем допустить Гонсалеса к делу, мне нужно было провести нечто вроде пробы — маленькое испытание.

— Самое важное в этой миссии — умение изображать идиота. Хочу увидеть это вживую.

Эта роль была сердцем всей операции. Одна неверная нотка — и всё летит к чёрту. Поэтому проверка была обязательной.

Уж чего-чего, а это горько усвоил это после того, как наблюдал за сценическими провалами Джерарда и Рэймонда. То, что казалось мне простым, для них оказалось пыткой. Им даже воздух подчинялся иначе, когда они пытались «играть».

Я подозревал, что с Гонсалесом будет не легче. Человек, выросший в богатстве, окружённый услужливыми людьми, редко умеет чувствовать настроение окружающих.

Хотя, с другой стороны… Он и впрямь раздавал деньги направо и налево. Лёгкость, с которой он это делал, говорила о некотором таланте к нужной манере поведения.

И да, он действительно был наследником крупного холдинга. Роль подходила ему как дорогой костюм — по размеру, но не по характеру.

Проблема в другом: ему недоставало той наглой, едкой самоуверенности, что свойственна настоящему дураку, рождённому в роскоши.

Когда ему это сказал, он лишь пожал плечами и фыркнул:

— Так могу просто делать всё как ты. Сложного-то что?

Невольно нахмурился.

— Никогда не вёл себя как идиот.

— Ты? Хм… Ну, значит, ты хороший образец. Ладно, разберусь. Не переживай.

Его спокойствие раздражало. Не отсутствие таланта — а отсутствие нужного напряжения. Слишком расслаблен. Словно всё это для него игра, где можно нажать «перезапустить» в любой момент.

Но была одна техника, которую уже неоднократно проверял на людях.

Нужно было дать ему соперника.

Так, будто самому себе, пробормотал:

— Может, стоило взять Джерарда…"

Имя соперника работает лучше любого кнута.

Гонсалес всегда говорил о людях сухо и деловито, но стоило упомянуть Джерарда, как в его голосе появлялась странная жёсткость. Впервые заметил это ещё тогда, когда Рейчел позвала того домой, в своё поместье. Тогда Гонсалес смотрел на него как на яркое пятно на белой скатерти — вроде бы не раздражает, но глаз к себе притягивает.