Деньги не пахнут 8 (СИ) - Ежов Константин Владимирович

Так что можно было смело убирать пробный крючок.

Время переходить к следующему этапу. К настоящей наживке.

Глава 12

Гордость Жана Лау была растоптана так, словно по ней прошлись грязными сапогами. «Терпеть…?» — слово звякнуло в голове, как ржавая монета.

Подобные унижения случались в его жизни не впервые. Он прекрасно знал этот ритуал: склонённая голова, выверенная улыбка, покорность перед высокомерными типами. Это был его способ выживать. Перед малайзийским премьер-министром он не раз ходил тенью, изображая из себя преданного секретаря, как тот любил подчёркивать.

Но тогда его достоинство не задевали. Напротив — он видел в этом лишь тонкую игру, часть пути к вершине. Он считал, что умение сгибаться вовремя делает его сильнее.

Только сейчас всё было иначе.

«Почему он полез именно в аукционный дом?.. Зачем трогать самое личное?»

Лау всегда умел жёстко разделять жизнь на две половины: публичное и личное. На публике — он мог позволить кому угодно ставить себя ниже плинтуса, если так требовала ситуация. Но вне чужих глаз у него было собственное королевство — тщательно обустроенное, надёжное, где каждый сантиметр принадлежал только ему.

И короной этого королевства был аукционный дом.

Разумеется, уважаемые дома вроде Sotheby’s, Christie’s или Phillips не распахнули перед ним двери сразу. Их стены пахли вековой пылью, старым маслом картин, дорогими духами коллекционеров и стойким снобизмом. Новые богачи там были чужаками. Но он терпеливо выстраивал мосты, год за годом складывая кирпичи доверия. И наконец стал VIP самого высокого уровня.

Его знаком отличия был «Скайбокс» — отдельная, почти священная комната, откуда можно было наблюдать торги, не смешиваясь с обычными богатеями на общем полу. В Скайбоксе воздух всегда был холоднее, пах дорогой кожей и свежесваренным кофе; шаги едва слышно тонут в толстом ковре. Он входил туда так же уверенно, как домой.

Это место было не просто укрытием для вложений. Там, среди шелестов ставок, клацаний электронных панелей, приглушённых голосов аукционистов, подтверждалась его значимость.

И вот теперь Гонсалес полез грязными руками в эту интимную зону его мира.

— Так, а знает ли аукционный дом, что ты ставишь ставки не под своим именем? — голос Гонсалеса был липким, ехидным.

Джон промолчал.

— Ты ведь не покупаешь всё это на имя MDB, только чтобы потом туда спрятать? — продолжал тот, будто давил пальцем на свежий синяк.

Ответа снова не было.

— Что же получается… ты теперь кладовщик? Хранишь чужие игрушки и делаешь вид, будто они твои?

Оскорбления текли одно за другим, не прекращаясь. Из секретаря — в кладовщики. Из партнёра — в обслуживающий персонал.

Пальцы Лау едва заметно дрогнули, будто по ним пробежал холодок.

«Нет… я не такой,» — пронеслось в голове. Он не был просто управляющим. Он был архитектором всей структуры MDB, невидимым дирижёром, управляющим потоками капитала, как музыкант управляет оркестром.

Но его имя не могли записать в официальные документы — из-за грёбанного скандала с растратой.

— Ну раз ты тест пройти не можешь, тогда действуем по правилам, — лениво бросил Гонсалес. — Давай проведём комплексную проверку.

— Проверку? — Лау поднял глаза.

— Стандартная процедура при крупной сделке. Надо же убедиться, откуда у тебя деньги… и нет ли там каких-нибудь регуляторных рисков.

От этих слов лицо Лау словно окаменело. Воздух вокруг стал плотнее, будто в комнате внезапно опустилась тяжёлая пелена.

Если следовать букве закона и проводить проверку MDB «по учебнику», компания бы не выдержала и первого же вопроса. В их стране уже копались в финансах, поднимая архивы, рылись в документах — там пахло жареным. К счастью, Гонсалес пока об этом не догадывался… но как только начнётся официальная проверка, тайна всплывёт на поверхность быстрее бензиновой плёнки на воде.

Лау, чувствуя, как в животе неприятно сжимается что-то холодное и липкое, наконец выдавил из себя тихий, почти ползущий голос:

— Разве… разве нет другого способа, не связанного с этой проверкой?

Гонсалес скривил лицо так, будто услышал абсолютную глупость, — брови взлетели, губы презрительно изогнулись.

— То есть даже это тебе не подходит? Я правильно понимаю?..

Это движение снова больно ударило по остаткам гордости Лау, будто кто-то сжал его сердце ледяной ладонью. Но он заставил себя выровнять дыхание и продолжил, стараясь звучать спокойно:

— Проверка ведь требует времени. А вы, насколько понял, хотели бы продвинуть процесс быстрее…

И тут вдруг он осознал, каким жалким сейчас выглядит. Эта мысль щёлкнула, как удар дверью. Лишние эмоции мгновенно исчезли с его лица, сменившись строгостью и собранностью.

— Я могу оказать ту самую «помощь», о которой вы говорили. Но, понимаете… люди, способные оказывать подобные услуги, редко проходят официальные проверки.

Он попытался подражать интонации тех, кто привык договариваться в тени — уверенно, чуть лениво, с намёком на власть. Но в нынешнем контексте прозвучало это всего лишь как слабая попытка оправдаться.

— Эх… — Гонсалес выдохнул так тяжело, будто выпускает пар из перегретого котла.

Воздух вокруг даже стал гуще, словно пропитался его раздражением. Покатив глазами к потолку, он наконец выдал что-то новое:

— Ну вообще ничего не получается. Тогда слушай сюда. Говорят, у тебя вечеринки — что надо.

— … Вечеринки? — Лау чуть приподнял голову.

— Да. Судя по размаху и гостям, такие мероприятия сами по себе являются отличной характеристикой. По ним можно понять, кто ты.

При слове «вечеринка» его лицо едва заметно оживилось. Это была его стихия — шампанское, вспышки камер, шелест дорогих тканей, тесный воздух, густо намешанный из парфюма, сигарного дыма, горячего света и голосов влиятельных людей. Он умел превращать обычный вечер в ритуал силы.

— И как раз скоро отличный повод, — продолжил Гонсалес. — МЕТ Гала уже на носу.

— МЕТ Гала…? — переспросил Лау, хотя прекрасно знал, о каком событии речь.

— Надеюсь, ты не собираешься сказать, что впервые слышишь?

Конечно, он слышал. МЕТ Гала — ежегодный бал Института костюма при Метрополитен-музее, гигантский праздник моды, который в мае превращал Нью-Йорк в кипящий котёл роскоши. Место, где собирался цвет мирового искусства, кино, бизнеса. Там даже воздух казался золотым, а каждая вспышка камеры — как мини-фейерверк.

— Ты ведь сможешь туда попасть, правда?

— Ну… — выдохнул Лау, чувствуя, как внутри всё сжалось.

Попасть туда можно было только по приглашению. Да, спонсоров допускали, но окончательный список гостей лично утверждала главная редакторка Vogue — и там вход стоил дороже любых денег. Но его смущало даже не это…

— Не говори мне, что хочешь вести со мной дела, но не способен организовать такую мелочь? — съехидничал Гонсалес, давя на каждое слово.

Лау резко мотнул головой:

— Нет, конечно, естественно могу туда попасть.

— Прекрасно. Тогда устроим вечеринку в ту же ночь.

Он сказал это легко, словно речь шла о заказе десерта в ресторане.

— Если ты организуешь афтепати после МЕТ Гала, мы сами увидим, насколько ты влиятелен.

Лау потерял дар речи на несколько секунд.

Гонсалес только что предложил — нет, потребовал — чтобы он стал хозяином афтепати МЕТ Гала. А это не просто вечеринка.

Это была вершина социальной пирамиды. Сама вершина.

И теперь ему предстояло доказать, что он достоин стоять на ней.

Афтепати после МЕТ Гала… само словосочетание звучало так, будто по коже пробегает электрический разряд. Это была ночь, когда Нью-Йорк дрожал от лимузинов, вспышек фотокамер и густого аромата дорогих духов, смешанного с влажным майским воздухом. В тот вечер каждый уважающий себя хозяин стремился открыть двери собственному празднику, и целая россыпь приглашений летела по городу, как золотые листья в порывистом ветре.