Деньги не пахнут 8 (СИ) - Ежов Константин Владимирович

Вот среди всего этого безумия и требовалось провести испытание.

— Так вот какой ты задумал тест… — Лау почувствовал, как сердце делает скупой, болезненный толчок.

— Именно, — кивнул Гонсалес с ленивой кислотной ухмылкой.

Испытание было подлое: гости должны были отвергнуть приглашения от других — более известных, более влиятельных, более блестящих — и выбрать вечеринку Лау. Только его. Только эту ночь. Только его имя.

А потом Гонсалес добавил ещё один удар, будто нож скользнул по ребру.

— И, да, вечеринку ты устраиваешь под своим именем. Не прячься за тех, кто покупает для тебя картины.

— Под… моим? — голос Лау дрогнул, как струна.

Он всегда действовал в тени. Всегда. Он был мастером кулуарных сделок, человеком без лица, который управлял миллионами так тихо, что даже тени не замечали его присутствия. А теперь ему предлагали выставить собственное имя под софиты, в ночь, когда за происходящим следит весь мир. Это полностью противоречило его правилам.

Но Гонсалес не дал ему ни секунды на сомнения.

— Да что с тобой… — выдохнул он, тяжело, раздражённо. Щёлкнул замком своего кейса, словно ставя точку. — Это нельзя, то нельзя… я хотел уложиться в месяц, но если ты так будешь мяться, мы и за пару лет ничего не сделаем.

Он небрежно подвинул к нему пакет, набитый купюрами. Бумага пахла пылью, чернилами и чем-то ещё — сыростью чужого пота.

— Это за беспокойство. Если планируешь дальше думать, просто уходи.

Гонсалес говорил так, будто ему плевать. Будто вся сделка — мусор, который можно выбросить. Будто он уже мысленно отвернулся и пошёл дальше.

Но Лау нельзя было просто так прогнать.

Ему нужен был этот человек. Нужен был до одергивания нервов, до желания впиться зубами. И особенно зацепило одно слово, брошенное Гонсалесом вскользь: «месяц».

Месяц… Если провернуть всё за месяц, можно было бы раздуть показатели фонда, заткнуть силой цифр все подозрения, вернуть себе былой статус. Это шанс, который бывает раз в жизни.

Он проглотил тревогу, вдохнул так глубоко, будто пытался втянуть в себя весь воздух комнаты, и сказал:

— Конечно смогу! Просто… просто выбирал подходящую тему и место. Ночь ведь особенная.

Он принял второе испытание. Несмотря на неприятную дрожь под рёбрами, несмотря на ощущение, будто он стоит над пропастью.

— Да что там… — лениво пожал плечами Гонсалес. — Главное, чтобы ты не соскочил на полпути. Мой секретарь так любит делать.

А затем, почти мурлыча, добавил:

— Наверное, всё от того, что люди иногда слишком уж любят притворяться хозяевами… когда на самом деле просто сторожа склада.

Он снова ткнул его в старую рану — ту самую, что болела больше всего.

Лау продолжал улыбаться. Точнее, уголки губ расползлись в выверенную светскую улыбку, но в глубине глаз мелькнула резкая, колючая искра.

— Это всё равно придётся сделать, — подумал он. — А раз уж так…

…то поставить этого громилу на место когда-нибудь будет совсем неплохой наградой.

Прошло две недели после той напряжённой встречи с Лау, когда воздух в кабинете густел от недосказанностей, а сжатые пальцы Гонсалеса побелели возле ручки портфеля. И вот, ранним утром, когда в офисе ещё пахло ночной пылью и холодным кофе из вчерашнего стаканчика, на стол легло приглашение.

Мягкая фактура кремовой бумаги, тонкий аромат типографской краски, тяжёлый конверт — всё это сразу говорило о дороговизне. На лицевой стороне серебристой тиснёной нитью переливались слова: «MET Gala After-Party».

Но куда сильнее бросалась в глаза другая строка, аккуратно выгравированная под заголовком: «John Lau».

Он действительно решился. Выставил своё имя на всеобщее обозрение, как драгоценность на витрине, от которой уже нельзя отойти в тень.

Гонсалес вертел приглашение на свету, будто пытаясь на вкус определить, насколько крепкой будет эта игра.

— Ты ведь не знаешь, кто там будет? — спросил его, наблюдая, как письмо медленно качается в его пальцах.

— Понятия не имею. Узнаем только на месте.

Ведь дал ему чёткий приказ, приправленный лёгкой тенью интриги:

— В день мероприятия обойди весь зал, всех гостей. С каждым перекинься словом. Спроси, как они познакомились с Лау, насколько близки. Не упускай ни одного лица.

Он не понимал всей картины, но сам праздник был тщательно расставленной ловушкой.

Теперь нам были нужны свидетели. Настоящие, живые, не отводящие глаза.

В прошлой жизни, когда обман Лау всплыл наружу, толпы людей пытались от него откреститься: «Да так, знакомы шапочно… мимо проходили…». Все дружно смывались, как вода в слив.

Но в эту ночь всё будет иначе.

Сам факт присутствия на афтепати станет доказательством связи, куда глубже поверхностного рукопожатия.

— Но если кто-нибудь скажет, что почти его не знает? — нахмурившись, спросил Гонсалес.

На это чуть улыбнулся и ответил:

— Тогда спроси у них: «Что, так и не смогли получить приглашение ни на одну другую вечеринку?»

И тут всё становилось очевидным.

На обычную вечеринку можно заглянуть «просто так». Но не в эту ночь. Не в Нью-Йорке, где небо вспыхивает огнями лимузинов, а каждая звезда мировой сцены устраивает свой собственный праздник одновременно и впритык друг к другу.

Если человек пренебрёг приглашениями десятков титанов индустрии… чтобы оказаться у Лау? Тут может быть только два мотива.

Личная услуга.

Или очень тесная связь.

Пока объяснял это, на лице Гонсалеса вспыхивало живое любопытство, словно актёр получил наконец свою главную роль в пьесе. Он явно втягивался в игру, чувствуя, как его втягивает энергия предстоящего спектакля.

— Ещё что-нибудь? — спросил он, глаза подрагивали от нетерпения.

— Нет. Просто делай то, что сказал.

— Это всё только для афтепати? А как же основное мероприятие? Там ведь тоже что-то можно провернуть…

В его голосе слышалась жадность к роли, как у человека, которому выдали костюм, но не дали выйти на сцену до полуночи.

Амбициозный. Горячий. Готовый работать за двоих.

Потому решительно покачал головой.

— Нет. На основной части разберусь сам.

Гонсалес уже собирался кивнуть, но вдруг вспомнил что-то и приподнял бровь:

— А, да. Ты же тоже будешь там.

— Разумеется.

МЕТ Гала — место, куда попадали только отборные имена, словно золотой песок, просеянный через сито. И Сергей Платонов, человек, которого финансовый мир называл «Кошмаром хедж-фондов» и «Защитником простых инвесторов», в списке приглашённых значился под номером, который открывали красной печатью.

Это означало одно.

В этот вечер настала моя очередь выходить под свет прожекторов.

И роль у меня там была простая.

«Время подсыпать немного MSG.»

Цель у меня была предельно ясная — так громко ударить в колокол, чтобы мир вздрогнул и обернулся. Нужно было заставить людей смотреть именно туда, куда укажу — на ту историю, что в прошлой жизни все пропустили мимо ушей. Здесь к истории о хищении из фонда 1MDB относились как к чему-то привычному, занудному… ну, украли миллиарды где-то «там», в тёплых странах. Не новость.

Значит, речь следовало повернуть иначе. Не просто вывести Лау на чистую воду — сделать из него жулика такого масштаба, чтобы от одной его биографии у публики ладони становились влажными, а глаза расширялись.

Потому выстроил для него новый образ — смачный, громкий, почти театральный. Такой, что люди будут читать, морщиться, фыркать, охаивать и, главное, пересказывать друг другу. А чтобы вся эта история разгорелась до предела, требовался правильный стартовый толчок. И судьба сама подставила сцену.

MET Gala. Свет хлещет, как прожигающий луч. В воздухе пахнет дорогой косметикой, свежей тканью, старыми музейными камнями и влажными волосами продрогших фотографов, которые уже несколько часов стоят на ветру. Это не просто вечеринка — это гигантская труба, в которую достаточно один раз крикнуть, и эхо уйдёт по всему миру.