Деньги не пахнут 8 (СИ) - Ежов Константин Владимирович

Стоило мне сказать хоть пару слов в нужный момент — и они разлетятся дальше Нью-Йорка, к океанам и туда, где люди вообще не слышали, кто такой Лау.

Но была одна мелкая, противная проблема.

Николь, моя ассистентка, протянула планшет и сказала спокойным, ровным голосом:

— На прямую трансляцию работает только одна камера. И на твой выход её могут не направить. В тот же временной слот ставят Оливию Палермо и Джонатана Чебана.

Представил их: сверкающие, привычные к вниманию, улыбающиеся так, будто прожекторы у них в крови. Стоит мне выйти рядом — и камера выберет кого угодно, кроме меня. У этих людей толпы фанатов, миллионы просмотров, реалити-шоу. Я же пока всего лишь герой газетных колонок.

Запах грядущей неудачи навис, как сырость перед грозой.

— Есть только один способ вырвать камеру у них из рук, — сказала Николь, глядя на меня пристально. — Тебе нужна вещь. Не костюм, а целое костюмирование. Наряд, ради которого операторы забудут обо всём остальном.

У меня дёрнулся угол рта. Идея была простой, неприятной и чертовски логичной. MET Gala — это не вечерний приём, а парад абсолютного безумия от мира моды. Здесь ткани могут трещать от камней, крылья могут быть выше человеческого роста, а платья выглядят так, будто их шили в другой вселенной.

Но это — для звёзд. Мне, обычному приглашённому, хватило бы аккуратного смокинга. Если бы пришёл только лишь ради себя… но дело в том, что шёл ради цели.

Николь продолжала:

— Хоть времени мало, один дизайнер согласился взяться. Но он работает только на своих условиях. Ты надеваешь то, что тебе дадут. Без правок. Без предварительных эскизов.

Реально ощутил лёгкий холод, словно кто-то провёл лезвием по шее.

— Даже макета не покажут?

— Нет. Скажут — носи. И носи.

Мне вспомнились списки прессы после каждого бала — «лучшие», «худшие», «позор десятилетия». Не хотелось попасть в последнюю категорию и остаться там навечно, как музейный экспонат дурного вкуса. Запах позора, липкий и терпкий, как протухшее шампанское, даже воображаемый, неприятно защекотал в носу.

Но отступать было поздно. Надо было действовать.

— Ладно, — выдохнул скорбно. — Давай зелёный свет.

Всё это время меня не покидало чувство какой-то чужой игры — будто дизайнер собирается вытащить кролика из шляпы, а этим кроликом буду сам. Но ничего. Если что пойдёт не так — деньги умеют растворять проблемы лучше кислоты.

Неделя прошла на нервах, словно жил, сидя на стуле из иголок. Каждый день Николь уточняла детали: примерка перенесена, ткань ещё не доставили, мастерская закрыта на ночь. Всё скрытно, загадочно, почти подозрительно.

И вот наконец настал момент истины.

Мне показали результат. И запах свежего шёлка, лака и прогретого утюгом бархата ударил в нос, словно открыли дверь в другой мир.

В мастерской модного дома пахло горячим утюгом, свежераспоротыми тканями и бессонной ночью. Дизайнер, с которым встретился впервые, выглядел так, будто кофе заменял ему кровь: глаза красные, под ними тени, на пальцах следы от булавок.

И всё же, когда он откинул защитный чехол, из-под него вспыхнуло нечто настолько ослепительное, что невольно присвистнул.

— Внушительно…

Передо мной висел костюм — не просто костюм, а хищно элегантная вещь. Линии строгие, выточки острые, как лезвия. Казалось, что ткань сама держит осанку. Но главным было даже не это, а материал: поверхность его мерцала крошечными зеркальными чешуйками, словно кто-то нашил на ткань тысячи серебряных осколков ночного неба. Стоило мне слегка двинуть плечом — свет прорывался во все стороны, как звёздная пыль, сорвавшаяся с хребта галактики.

«Неплохо,» — подумал непроизвольно. — «Очень даже неплохо.»

И почти расслабился… пока не надел костюм. В этот момент дизайнер, подскочив словно пружина, захлопал в ладоши и вскрикнул:

— Идеально! Я же говорил — я гений! Ахаха! Осталось доделать самое главное! Через три дня принесу остальное!

— Остальное? — переспросил удивлённо, чувствуя, как по спине пробежала тонкая струйка холода.

— Ну да! Центральный элемент образа — плащ!

— Плащ… — эхом повторил, хотя уже заранее знал: ничего хорошего дальше не будет.

— Трёхметровый! Представляете⁈ Он будет стекать за вами как океанская волна за спиной касатки! Это будет… божественно! Настоящая кульминация вечера!

Меня на секунду лишило дара речи. Плащ. Три метра. За мной.

— Это… — непроизвольно сделал вдох, пытаясь подобрать слова помягче, — всё выглядит и так великолепно. Силуэт такой выразительный, что закрывать его плащом — преступление против искусства.

Я даже улыбнулся — мягко, дипломатично. Бесполезно.

— Нет! — отрезал он, всплеснув руками. — Никаких полумер! Мне нужен эффект, от которого всех сдует к чёрту! Один костюм — это просто костюм. А мне нужен удар грома!

И вот тут-то и понял, зачем он заранее выставил условие «никаких вмешательств». В его глазах плясал тот самый опасный огонёк, что бывает у людей, ради идеи готовых поджечь собственную мастерскую.

— Представьте! Вас окружает сияние! Плащ колышется, как волны вокруг касатки! По-хорошему, это всё должно быть в виде платья… но раз уж мы не можем надеть на вас платье, то плащ — наше спасение! Он незаменим…

Он тараторил вдохновлённо, размахивал руками, а я уже не слушал.

Меня, Шона, собирались выпустить в свет в роли касатки. В компании трёхметрового шлейфа.

И уже ненавидел это всем телом. Прямо жилками под кожей.

И тогда пошёл в атаку.

— Давайте так, — сказал тихо. — Если мы действительно придерживаемся концепции, куплю костюм. Не возьму как спонсорский. Полмиллиона долларов. Сразу."

Полмиллиона. За пару дней работы.

Любой нормальный дизайнер вцепился бы мне в руку и начал благодарить богов моды.

Этот не был нормальным.

— Искусство не продаётся! — взвился он. — Это вопрос моей чести! Даже за миллион не позволю осквернять идею!

— Даже за сто миллионов? — спросил наполовину в шутку.

— Хоть за миллиард! Я сказал — нет!

И главное — он не блефовал. Он бы правда отказал. Больной, одним словом.

Всё катилось к катастрофе.

И тут меня осенило — горячей вспышкой, почти слышимой.

— Хорошо, — произнёс я. — Тогда давайте сделаем второй образ.

Его брови взлетели.

— Платье? — спросил он, будто опасаясь услышать «да».

— Платье, — подтвердил я. — У меня будет спутница.

— Спутница… — повторил он, и в его глазах наконец дрогнула слабость. — Женский образ… парная концепция… прекрасно…

Он уже расцветал, как цветок под прожектором, пока не добил:

— Это просто подруга.

Лицо дизайнера мгновенно потускнело.

— Обычный человек? — произнёс он так, словно предложил надеть его творение на почтальона. А затем прорвало плотину его артистического эго.

— Немыслимо! Это же храм моды! Мы выбираем муз, а не хватаем кого попало с улицы! Я не позволю, чтобы мои работы носил кто-то, кто не понимает величия момента! Это… это профанация!

И он принялся яростно, вдохновенно, почти с пеной на губах объяснять, кто «достоин» облачиться в его произведения, а кто недостоин даже дотронуться до подола.

Тут же незаметно вытащил телефон, привычно чувствуя тёплый металл корпуса пальцами, и открыл сайт фонда Каслмана. Экран мягко вспыхнул, и я развернул перед Дизайнером фотографию Рейчел.

Три секунды.

Столько ему понадобилось, чтобы моментально перемениться в лице. Его глаза вспыхнули, дыхание участилось, и он буквально засиял.

— Ха-ха-ха! Да где ты только нашёл такую идеальную музу…! Она сможет подъехать сегодня? Если мы утвердим платье, мне срочно нужны её мерки. Пусть приходит немедленно! Я только за! И при таком графике мы будем вынуждены оставить накидку… хотя нет, не вынуждены — накидка всё равно будет роскошным решением, уверен…

Одним словом, если бы не Рейчел, то уже смирился бы с участью волочить за собой эту трёхметровую тряпку.