Деньги не пахнут 8 (СИ) - Ежов Константин Владимирович

— Сделай глоток.

Джерард не стал тянуть — опрокинул всё разом. Глухой стук бокала о стол, тяжёлый выдох, плечи чуть опали, будто груз ненадолго отпустил.

И тут же — будто заслонка в голове щёлкнула.

Нашлось наконец место словам.

— Дяди заявились, стали расспрашивать о стратегических планах в Китае на средний и дальний срок…

Картина постепенно собралось по кусочкам. Дяди поручили ему разработать долгосрочную китайскую стратегию. Недавно устроили проверку, заслушали промежуточный доклад — и мнения столкнулись, как два вагона в одном тоннеле.

— Сказал им, чтоб не лезли! Что раз уж дают задание — значит, это проверка. А ответы чужие использовать нельзя. Сказал, что в документ попадает только то, во что действительно верю. И если что-то провалится — беру ответственность на себя.

— Дяди это одобрили?

— Ну… скажем так… не совсем… Они хотят сначала выслушать весь план, а потом уже решат…

Полные полномочия ему пока не выдали. Но и не отказали — решение отложили до презентации через три дня. Если выступит хорошо, есть шанс, что дадут carte blanche.

Неплохая позиция — по крайней мере, со стороны это так выглядело. Но только не для самого Джерарда.

— Да что со мной произошло? Не стал бы так орать в нормальном состоянии! Просто эти бессонные ночи, стресс… всё навалилось…

Стресс. Тяжёлое слово. Отдавало лёгкой виной где-то под рёбрами — ведь немалая часть нагрузки легла на него после моих аккуратных подталкиваний.

Впрочем, теперь жалеть было поздно.

— Ладно. С этого момента поможем.

Вторая порция виски легла ему в ладонь, согревая кожу через стекло. Лёгким жестом разговор был направлен туда, куда хотелось его повести — обратно к корню проблемы.

— Давай сначала. Медленно. Какой именно план ты им показал, что дяди так взвились?

Тон мягкий, внимательный — и незаметная разворота в сторону его влиятельных родственников. Под кожей приятно кольнуло чувство — ценная информация начала складываться в цельную картину. Чем больше удавалось вытянуть из Джерарда, тем увереннее ощущалась почва под ногами. Всё-таки роль коронодела — штука тонкая: чтобы посадить Джерарда на его будущий трон, требовалось разбирать не только его самого, но и окружавших его игроков, их привычки, амбиции, методы давления и даже то, какие бизнес-подходы им ближе по духу.

Оказалось, дяди стремятся к офлайн-наступлению — к россыпи флагманских магазинов в крупных городах, к этим стеклянным хранилищам бренда, наподобие «эппловских» храмов. Но рынок недвижимости сейчас трещал, будто высыхавшая глина, — и спор с ними вышел предсказуемый. Стоило лишь Джерарду возразить, как те немедленно перешли на назидания, упрёки, вспоминание каких-то старых побед — мол, молодёжь ничего не понимает, надо слушать старших.

По описанию нетрудно было представить их типаж: классические мастера перекладывать ответственность. Те самые, что при каждом удобном случае всовывают «совет», а если предложение рушится — разводят руками: «Так это же просто мнение было, изучить должен был ты». Но стоит делу выстрелить, заслуги мгновенно приписываются им: «Разве не говорил, что так надо делать?»

И сейчас было то же самое — выдали поручение, потом начали навязывать своё видение, а в итоге довели парня до вспышки, после которой он, не выдержав давления, послал их подальше.

Парачасовое общение вскрыло несколько занятных деталей.

Во-первых.

Под обволакивающим светом настольной лампы стало очевидно, что ум у Джерарда намного острее, чем казалось. Мысли цеплялись друг за друга аккуратно, его выводы стояли на твёрдой логике. Вместо дорогостоящих постоянных бутиков он предлагал временные pop-up площадки, обходя провалы на рынке недвижимости. Планировал заход в стремительно растущий рынок лайв-коммерции — и угадывал то, что вскоре станет промышленным взрывом в Китае. Такие ходы были умными, гибкими, продуманными.

Во-вторых.

Недостаток уверенности был не чертой характера, как казалось поначалу. Корни уходили куда глубже. В его голосе сквозила привычная вина:

— Пока не заслужил их доверия… пока сам недостаточно хорош…

Звучало это так, словно каждое сомнение когда-то вбивали ему привычно и методично. Как маленьких слонов, которых в детстве приковывают тонкой верёвкой и бьют, чтобы те поверили, будто никогда не смогут вырваться, — так и в нём, видимо, с детства пробивали условный рефлекс послушания. И теперь, даже обладая достаточной властью, он внутренне не мог позволить себе перечить старшим родственникам.

Этот узел ещё предстояло разорвать.

И наконец — самое важное, третье наблюдение.

Алкоголь он держал хуже, чем тонкие ножки бокала держали янтарную жидкость. Пара глотков виски — и лицо порозовело, движения смягчились, мысли потекли свободнее, будто ослабли ремни, которые он всё время невольно держал натянутыми.

Слишком слабая стойкость к спиртному… и слишком удобный рычаг для тех, кто умел слушать. Как только в нём растеклось первое тепло алкоголя, слова посыпались так легко и свободно, будто кто-то подлил в бокал сыворотку правды. Стоило ему пригубить — и потекли признания, наблюдения, обиды, факты, тонкие намёки. Странно даже, что ни одному из взрослых игроков вокруг него это прежде не бросилось в глаза. Ведь для того, кто собирает информацию, такой собеседник — почти подарок судьбы.

После окончания обсуждений мягко скользнуло предложение:

— Раз уж выдался такой случай… может, пропустить ещё по одному?

— Здесь?

— Нет конечно. Но настроение какое-то подходящее. Да и тему теории Черного лебедя хотелось бы продолжить.

Небольшая пауза, короткая внутренняя борьба — и кивок. Обещание поделиться кое-какими мыслями сделало своё дело.

Прокатил Джерарда по нескольким тихим лаунжам, где музыка текла едва слышной струйкой, воздух пах миксом дорогого дыма и цитрусовых масел, а бармены двигались почти беззвучно. Но вопреки ожиданиям, парень почти молчал. Всё, на что хватало его раскрепощения:

— Ненавижу собственное имя… Джерард звучит так по-стариковски…

Но, стоило словам слететь с губ, он мгновенно начинал метаться взглядом, будто проверяя стены на предмет лишних ушей.

Осторожность шла за ним тенью. Даже когда сняли отдельную комнату в закрытом элитном клубе — реакция оставалась той же. Паранойя, воспитанная годами, вцеплялась в него намертво.

Пришлось предложить другое:

— Как насчёт следующего бокала у меня дома?

Мысль сама по себе не радовала. Собственное жильё — место, куда никто не должен проникать. Личная территория, пространство тишины, которое тревожить неприятно. Но стороны безопасности такой вариант был почти идеальным: лишние глаза отсутствуют, посторонних нет, риск утечек стремится к нулю. А вопросы, которые хотелось затронуть, касались слишком тонких областей — политического веса его семьи, их скрытых рычагов, внутренних связей.

Пришлось вести его в пентхаус.

— Так ты здесь живёшь? Это же… огромное пространство для одного! — выдохнул он, едва увидел панораму ночного Нью-Йорка, раскинувшуюся за стеклянной стеной.

Удивление и восторг катались в его взгляде, но границы пришлось сразу обозначить:

— Экскурсия будет утром. Ванная — туда.

Чёткая линия, чтобы ни шагу за пределы нужных комнат.

В гостиной мягкий свет отражался от стекла бутылок, и несколько следующих тостов разогрели его куда сильнее, чем многолюдные клубы. В уединении язык у него развязался, мысли потекли шире, глубже, смелее. Жаловался долго — но среди жалоб драгоценные крупицы выплывали сами собой.

— У нас в семье… как бы сказать… маниакальность прям… ну, одержимость. Такие семьи часто теряют состояние. И народ уже переживает, что… хм… Маркизы тоже могут… ну… пойти по этому пути… упадка, вот.

Его слова пахли страхом и старой семейной дисциплиной, словно вино, перекисшее в бочке. А в тишине пентхауса они звучали особенно чётко, особенно честно.

Туманно звучали его слова — будто перекатывались по комнате, цепляясь за запах разлитого виски и тёплый воздух. Но смысл всё-таки проступал, отчётливо, как тёмные линии на старой карте.