КОМ 7 (СИ) - Войлошникова Ольга

— Вы не стесняйтесь, Илья Алексеевич, — сказал он, раскладывая на столе бумаги и поглядывая на меня короткими взглядами.

— А вы не опасайтесь, — усмехнулся в ответ я.

Секретарь прекратил перебирать бумаги:

— А… отчего же вы думаете, что я вас… боюсь? — и нахмурился слегка.

— А я не думаю. Я ж чую страх. А бояться меня не надо. Раз уж государь счёл, что я с малолетними курсантами могу работать, значит, имел убеждение в моей душевной уравновешенности. Или, как это модно сейчас говорить, в психической стабильности.

Секретарь несколько неловко откашлялся:

— Что ж, давайте перейдём непосредственно к нашему вопросу. Итак, что вы имеете доложить о произошедшем конфликте между Иваном Кирилловичем и господином Веретейко, Романом Селивановичем.

— Простите, не имею счастья знать второго упомянутого вами господина.

Господин Серёдкин коротко глянул на лежащий справа от него футляр. Ага, а это, поди правдомер! Что ж, только правду и ничего кроме правды.

— М-хм. Господин Веретейко вплоть до двадцать восьмого августа сего года отвечал за возведение ряда зданий и сооружений на территории сего Специального военного училища.

— Ах, этот! — понял я. — О личном конфликте я ничего не знаю. А вот факты, подтверждающие, что этот Веретейко — вор первостатейный, видел. Цельну папку! При непосредственном разбирательстве между Иваном Кирилловичем и этим прощелыгой не присутствовал, домысливать и перевирать не буду.

Он снова глянул на футляр и нахмурил одну бровь:

— Вы утверждаете, что при избиении не присутствовали?

— Утверждаю, — согласился я.

Серёдкин снова скосился и потёр подбородок:

— Но что-то вы видели?

— Много чего за последние дни видел.

— Илья Алексеевич, прошу вас, без ёрничанья. Мы с вами делаем одно дело, уверяю вас. Видели ли вы господина Веретейко непосредственно в день конфликта, двадцать восьмого августа?

— А-а! Так бы и спросили. Видел, конечно.

— М-хм! Что конкретно.

— Конкретно, поднимаясь по лестнице Общевойскового департамента тылового обеспечения, помещения которого по улице Большой были предоставлены Специальному военному училищу для размещения штабного отдела, я увидел, как распахнулись двери второго этажа и из них появился означенный вами тип.

— Вышел? — сузил на меня глаза Серёдкин.

— Нет, скорее вылетел. Возможно, запнулся в дверях, я, право, не знаю. Далее он довольно споро проследовал мимо меня, и более я его не видел.

Серёдкин, поджав губы, смотрел на футляр.

— И всё?

— И всё.

— А ранее вы его знали?

— Ни ранее, ни позже я ни разу не имел неудовольствия видеть сего типа.

— А как же вы узнали его?

— А я и не узнал. Я у Ивана Кирилловича спросил: кто, мол, это был? Он мне и сказал: подрядчик-вор. И папку показал.

— Понятно-понятно… А что вы можете сказать о состоянии господина Веретейко в тот момент?

— Да не знаю я, какое у него было состояние. В машину запрыгнул он довольно быстро и умчался сразу.

— Это вы видели?

— Слышал. Окно открыто было.

— Вы уверены, что это была именно его машина?

— Иван Кириллович лично наблюдал за его отбытием.

Серёдкин вздохнул.

— А теперь прошу вас, Илья Алексеевич, ознакомиться с жалобой об увечьях, — вот тут он и протянул мне то слёзное воззвание о помощи невинно пострадавшему с описью травм на пачке листов.

Что ж, я почитал.

— Занятно пишут господа! Я бы на вашем месте этих докторов тоже бы на правдомере поспрашивал. Так ли страшно всё было?

Впрочем, в том, что Иван прошёл хорошую школу рукопашного боя, я не сомневался. Мог отделать и похуже, если б не был в такой ажитации.

— Об том не волнуйтесь, — уверил меня Серёдкин, — опросим всех.

— От меня ещё что-то требуется?

— Можете заняться своими обязанностями, но прошу вас покуда никуда не отлучаться и домой не уезжать. Возможно, вы мне ещё понадобитесь.

— Хорошо.

Я вышел из кабинета, радуясь, что он расположен прямо напротив преподавательской, и решил пока посидеть там и почитать дельное наставление, подкинутое мне намедни Харитоновым. Двери в преподавательскую прикрывать не стал — любопытно же, кого ещё вызовут.

В общем, оказалось, что список опрашиваемых невелик и ограничен первыми названными именами. Сперва вызвали Хагена. Он пробыл там даже меньше меня и по выходе тоже зашёл в преподавательскую.

— Ну что? — спросил я. — Что рассказал?

— Ровно то, что видел, — пожал плечами Хаген. — Дверь открылась, появился человек, быстро пронёсся мимо нас. Не знаком. Не разговаривал. Ни одно слово из его пасквиля свидетельски подтвердить не могу.

— А, так тебе эти бумаженции он тоже дал почитать?

— Дал. Сомневаюсь я, что с описанными там переломами этот… как его?

— Веретейко.

— Вот. Что он смог бы сам открыть входную дверь. Она там довольно тугая.

— Сказал?

В кабинет процокала Людочка.

— Конечно, сказал! Я бы врачей тех тряхнул. Пишут, поди, за мзду подложные справки.

— Вот и я так думаю.

Людочку мурыжили дольше нашего. И вышла она, по-моему, слегка заплаканная.

— Ну что, теперь Иван. Ты на сколько ставишь?

— По времени?

— Ага.

— Я думаю, он за минуту уложится.

— А я — что у Сокола раньше, чем за полминуты, клапан сорвёт.

— На щелбан, — мы пожали руки.

Сокол подошёл к двери кабинета, оглянулся на распахнутую дверь преподавательской — мы с Хагеном разом показали ему поднятые сжатые кулаки, мол, поддерживаем — кивнул и скрылся за дверью.

Управился он за пятнадцать секунд.

В кабинете страшно грохнуло и принявший совершенно дикие модуляции голос Ивана заорал:

— Пусть спасибо скажет, что я его на месте не испепелил!!!

Кто-то (наверное, всё же, Серёдкин) отчаянно кашлял. Из-под двери потянуло дымом. Мы с Хагеном, не сговариваясь, бросились туда.

Стоило только распахнуть двери, как изнутри повалил чёрный дым.

— Сокол! Кха-х-х… — я отступил на несколько шагов назад и накинул самую мощную имеющуюся у меня защиту. Хоть немного гарь сдержит. Перекинулся и рванул в кабинет. Кашляло уже два голоса. Хаген, задыхаясь, тащил секретаря Серёдкина. Я сгрёб обоих и выставил в коридор, сам снова кинулся в дым: — Сокол, ядрёна колупайка, ты где⁈

— Да тут-х-х-х… — он сдавленно кашлял где-то в глубине. — Тут я-х-х…

Из коридора доносилось множество взволнованных голосов, топот ног.

Бегут сюда.

Да понятно.

А огня нет!

Вот это славно.

Я нашёл Сокола в дыму как раз в тот момент, когда прикрашенная рама поддалась и распахнулась наконец. Зазвенели стёкла. Заматерился наш дорогой начальник:

— Вот, с*ка, опять придётся стекло новое вставлять!

— Сокол, ты не представляешь, как я рад, что ты не сжёг канцелярского секретаря! Это ж ужас что было бы! — я от души его облапил и потянул вниз, подальше от стёкол и от дыма — внизу всё равно всегда прослойка воздуха есть.

— Что я — дурак, что ли, совсем? Стол сжёг, чисто для демонстрации! Тьфу ты, раскудрить её через коромысло! Ещё и стол новый покупать!

— Предлагаю взыскать с мерзавца Веретейко.

Иван посмотрел на меня слезящимися глазами:

— Ну ты придумал! А основание?

— Доведение начальства до ажитации!

— Ха. — в кабинете стремительно светлело, дым выносило в окно, и влетевшие в кабинет курсанты уже получили счастье увидеть начальника, сидящего у доски на полу. Рядком с огромным медведем, ага. — Ну куда⁈ Куда⁈ — заорал на них Иван. — Веник-совок несите, стёкла там убрать надо.

— И пепел, — подсказал я.

— Слышали? И пепел. Мне первая помощь не требуется, — Иван с кряхтением встал. — Но каков дядюшка, а⁈ Секретаря отправил. Жалобы на меня пишут, ишь! Ну я им… Я из них все их поганенькие душонки вытряхну! Ворьё, паскудники… И этим… тьфу… покровителям мало не покажется!

О том как Сэнго и Хотару устроили праздник живота (не забывайте жмякать сердечки))):