КОМ 7 (СИ) - Войлошникова Ольга

— Я тебе калечить заслуженную «Саранчу» не дам! — неожиданно вступился за мой шагоход Швец. — Вредитель натуральный! Отрежем, вскроем… Есть у меня решение. Предварительное, — поправился он.

Перестраховывается, поди.

Антон споро вылез из кабины, крикнув напоследок, что будет через полчаса, и уехал из ангара на грузовичке. Вот это здрассьте.

— Давай хоть чаю тогда попьём? — предложил я.

— Давайте, Илья Алексеевич.

Мы успели и чаю попить, и баранками закусить. Смотрим — летит-пылит грузовичок. А из окна кабины — две довольные узкоглазые мордочки торчат. Кажись, понял я, как Швец собирается вскрывать замок…

— Вот, прошу любить и жаловать, Хотару и Сэнго! Вскрыватели замков и проникаторы куда угодно!

— Это ты здорово придумал! — похвалил я. Инициативу подчинённых надо одобрять. Наверное. — Ну что, сестрички, поможете?

— Конечно, дядя герцог Илья Алексеевич! — закивали обе.

Вот так меня ещё не навеличивали!

— Ну полезли тогда в кабину.

Я успел взобраться вслед двум мелькнувшим рыжим молниям как раз чтобы выкрикнуть:

— Стой! Эти кнопки не трогаем! Замри, сказал!

Обе лисы замерли, взъерошив ёршиком хвосты.

— Это вам не бирюльки! Щас ка-ак добанёт! Вы-то, может, и выживете. Ещё я, скорее всего. А вот ребятам — хана гарантированная. Аккуратно! Ясно?

— Ясно, дядя герцог! — Сэнго легонько треснула Хотару по руке: — Тебе мало от мамы попало?

— Много, — совсем тихонько пискнула младшая лиса и тяжко вздохнула: — Она меня плюшек лишила! Сама слопала! И ещё посмеялась обидно! — внезапно наябедничала на Айко младшая лисичка.

— За дело лишила? — решил сразу уточнить я.

— За дело, — вздохнула Хотару. — Но интересно же! Они с Главной госпожой Евдокией всякие травки в композиции составляют, а я?.. Я тоже могу! И не честно все плюшки есть! Они же вкусные! Очень! Мы такого в Нихон ни разу не пробовали… А она…

— Так, стоп! Главное, уясните: не все такие крепкие, как я или вы. И уже из этого свои каверзы устраивайте. А то вы пошутить захотите — и убьёте человека. Я знаю, вам на это так-то наплевать… Природа у лис такая… А вы подумайте, над кем в следующий раз шутить будете, если все перемрут? А?

— Ой, а тогда надо переделать… Ой-ой! — Хотару выскочила из кабины и заметалась по ангару. — Надо срочно в училище! Срочно-срочно!

Я усмехнулся. Судя по тому, что Сэнго спокойно сидела на крыше «Саранчи» и никуда не бежала, особо можно было не волноваться. Ну или старшей дочери Айко было вообще на жизни человеков плевать.

— Я исправила твою ловушку. Успокойся! Его не кирпичами засыплет, а мешком с пылью! И смолой польёт.

Ан нет, не совсем плевать!

— А там была смола? — навострила уши Хотару. — А я не знала!

— Так, хватит меня морочить! — Надоело мне что-то это представление. — Вас зачем привезли? Вон в том рычаге…

Сэнго хитро улыбнулась, отчего её глазки превратились вообще в щёлочки.

— Дядя герцог Илья Алексеевич, вы же вот это кольцо искали?

Ядрёна колупайка! Когда она успела? Я обернулся к креслу пилота — и, представьте себе, тайничок вскрыт! Аккуратненько так. Сэнго протянула мне массивный перстень с резным рубином.

— Там еще вот это было, — выложила она на сиденье малюсенький бархатный мешочек.

Я по-быстрому посмотрел. Ага. Как у нас говорят — каменья самоцветные. Только не простенькие, вроде бирюзы, а из тех, что подороже, чистой слезы. Несколько красненьких, пара голубых и даже зелёный проблёскивает. Последняя заначка? Возможно…

— Ну что, сестрички. Сегодня мы накупим вам столько вкусностей — съесть не сможете! Заслужили!

— Правда-правда? — Вот не ожидал, что более спокойная Сэнго примется прыгать по кабине и хлопать в ладоши. — Правда-правда, дядя герцог?

— Правда-правда!

А Хотару выпрямилась, ткнула в меня пальчиком и строго сказала:

— Дядя герцог Илья Алексеевич! Только ты знай, мы много можем съесть! Очень много. Много-много! Вот! Так и знай! И съедим всё одни, и ни с кем не поделимся!

— А чай облепиховый? — коварно улыбнулся Антон.

— А чего чай? А чего облепиховый? — повернулась к нему Хотару.

— Вы же помните, какой папа его светлости чай дивный заваривает?

— Да-да, помню! Очень вкусно! Мы его тоже будем! — притопнула ножкой Хотару.

— Тогда делиться придётся, — добил её Швец. — А то Алексей Аркадьевич тебе чай, а ты ему?

— Ой-ой… А… А тогда надо побольше купить! Чтоб поделиться было не жалко! — мгновенно нашла выход лисичка.

— Значит купим побольше, — закончил обсуждение я.

Закрыли мы ангар и на двух машинах — «Победе» с грузовиком — поехали к Сытину в кондитерскую. Чувствую, сегодня мы зятю выручку сделаем.

Действительность превзошла все ожидания. Лисы скупили весь магазин. Сладости еле-еле вошли в кузов грузовика. Да ещё в багажник «Победы» отправилось несколько коробок. Впрочем, я не жмотился. Потому как любой из тех камушков, что абсолютно равнодушно отдала мне Сэнго, с лихвой покрывал ущерб. Да, пожалуй, ещё и осталось бы. И это не беря в учёт стоимость перстня! Поэтому мы с усмешками да прибаутками таскали вкусно пахнущие коробки в машины и не жаловались.

Зато домой пришлось ехать аккуратно, чтобы вкуснятину не измять да не растрясти. А уж когда мы въехали во двор усадьбы… Это надо было видеть! Лисы с помощниками перетаскали все коробки в свою комнату, напрочь её заставив. С трудом закрыв дверь, Сэнго побежала искать папаню. А Хотару с видом неприступного стража принялась вести охрану сладких богатств.

— Да чего тебе? Чего, егоза? — удивлялся батя.

Лиса тащила папаню к дому.

— Чаю! Чаю! Чаю надо! С облепихой и малиной! И с клубникой! И с… — Тут лисичка запнулась. — С чем ещё можно? А мы вам вкусных булок дадим? А, папа дяди герцога? Дадим-дадим! Только чаю надо! Мы столько без него не съедим!

— Чего не съедим-то?

— Вкусного-вкусного! Сладкого-сладкого!

— Понятно. Вкусного-сладкого, чего ж не понятно-то? — Батя нашёл меня взглядом. — Заслужили? — Я кивнул. — Тогда пойдём! Самый большой самовар ставить будем!

— Да-да! Самый-самый! — прыгала вокруг отца Сэнго.

До сих пор непонятно. Как в пятидесятилетней лисе уживается такая мощь с мозгами и нравом подростка?

Кончилось тем, что честно поделившиеся с домочадцами сладким лисёнки сожрали почти всё, что купили. Не увидел бы — никогда не поверил бы! Сожрали, чаем заполировали и валялись раздутыми рыжими колобками на солнышке на крыше веранды…

ИЗ САМОЙ ИМПЕРСКОЙ КАНЦЕЛЯРИИ

Тем временем история со спущенным с лестницы подрядчиком получила своё продолжение. Его родители (надо полагать, наученные кем-то, а, быть может, от собственного большого ума), нажав на все возможные рычаги знакомств и подключив максимально высоких покровителей, подали жалобу самому государю императору, изложив действия Ивана Кирилловича в самом дурном свете. По писанному в жалобе (а я её тоже читал, а как же — это когда меня на первую и единственную беседу в качестве свидетеля произошедшего пригласили) всё было представлено как начальственное самодурство, необоснованная агрессия и жестокость, которая (внимание!) могла быть вызвана некомпенсированным посттравматическим синдромом. К жалобе прилагались описания полученных вследствие приступа начальственного гнева травм на нескольких листах и даже со снимками.

Не знаю уж, что сказали Кирилл Фёдорович и Андреем Фёдоровичем, а в наше училище явилась особая комиссия имперской канцелярии. Точнее, её единоличный представитель — секретарь по особым поручениям, Евгений Ильич Серёдкин, как следовало из его документов.

Вообще дядька выглядел калачом тёртым, времени был терять не намерен. Приехал, объявился у секретаря, испросил себе свободный кабинет и первым делом вызвал меня, попросив Хагена Генриховича (о, это была очередная стадия Хагеновского обрусения — присоединения к имени отчества!), Людочку и Ивана Кирилловича мест службы до беседы с ним не покидать.