Урожай Мабона - Сутягина Полина

Убаюканная шумом дождя, Мэри-Лу мирно дремала у себя в кроватке, уложив голову прямо на первой странице словаря, подаренного дедушкой, до этого упорно пытаясь прочитать по складам первое слово и его определение. Но, к полному неведенью дарителя, ей были доступны пока лишь очень простые слова и предложения.

– Вот еще удумал! – поймала внука вместе с курткой бабушка. – Мало мне за Роджера переживать, еще за тебя?

– Ну и зачем ты переживаешь? Что, он под дождь никогда не попадал? Наверняка укрылись где-то и пережидают. – Уолли высвободился и пятился к двери.

– Вымокли и мерзнут… – бабушка выпустила куртку мальчика и быстро ушла в комнату, попросив мужа подождать.

Герр Кляйн нетерпеливо топтался у двери. Уолли быстро шмыгнул к нему, полагая дело решенным. Вскоре бабушка вернулась, неся два свитера и плед: – Рихард, возьми с собой.

Он молча кивнул и, открывая дверь, строго сказал внуку, уже готовому броситься перед ним:

– Дома сиди.

Раскрыл на крыльце зонт и, сопровождаемый раздосадованным взглядом внука, вышел под дождь. Ослушаться дедушку Уолли не решился.

Он так и остался стоять на крыльце, потом опустился на верхнюю ступеньку и подпер подбородок кулаками.

– Простудишься… – бабушка окликнула его, – иди в дом.

Но ей он мог противостоять и помотал головой.

– И что ты у меня такой упрямый? – она вышла и, погладив его по волосам, накинула ему на плечи куртку. – Ну смотри сам. Только под дождь не ходи, – и тихонько прикрыла за его спиной дверь.

Уолли еще раз вздохнул. Из-за погоды ему сегодня практически целый день нельзя было гулять, ко всему прочему он еще даже не навестил друзей с соседних ферм, поскольку в отличие от прошлого года, когда Мэри-Лу была помладше и, как правило, оставалась с бабушкой, теперь изъявляла желание гулять с ним, а Уолли не был уверен, стоит ли брать маленькую сестренку на их «мужские дела» с близнецами Шнайдеров.

Длинными прерывистыми струями дождь исполосовал воздух и, подсвеченный окнами дома, напоминал магическую занавесь в иной мир, куда Уолли почему-то не пускали. Он не понимал, отчего взрослых так пугала перспектива мокрой обуви или одежды при том, что на дворе стояло жаркое лето. Вот ведь звери лесные всю жизнь бродят на свежем воздухе вне зависимости от погоды. Значит, и человек может? Просто не хочет.

Он выставил ладонь из-под козырька крыши, ощущая теперь прикосновение и течение дождевых капель. Но пока решил повременить с полноценным бунтом. Отчего-то дедушка в своей немногословности и скупости на эмоции имел особое влияние на детей, и вечно проказливый Уолли против его прямых запретов не шел.

Тем временем в пастушьем домике на склоне Марта, Роджер и Тео, примостившись втроем у маленькой печки, запекали на огне хлеб с сыром, нанизанный на палочки. От ее жара одежда успела просохнуть, а походный металлический чайник закипеть.

Марта облизала пальцы и посмотрела на квадратное пространство окошка:

– Все еще льет, и скоро совсем стемнеет, – голос ее прозвучал вовсе не тревожно, она просто подвела итоги.

– Хотите, заночуйте, – предложил Тео, – я вам матрас спущу. А с рассветом пойдете.

– Моя бабушка уже, наверное, нервничает, – Роджер вытер руки о край платка, в который была завернута еда. – А если я ночевать не приду, то нам гарантирована большая спасательная экспедиция, и потом несколько дней из дома не выпустят.

– Серьезно? – Марта вскинула брови, и со смешком переглянулась с братом.

– Ты забываешь, – все еще улыбаясь, пояснил Тео, – что наши соседи – люди городские. И мыслят все еще по-городскому, хоть и живут много лет в деревне. Роджер, скорее всего, прав насчет Кляйнов, но вот только как вы пойдете в таком мраке и под дождем?

Он поднялся и, подойдя к двери, снял с крючка широкий брезентовый плащ.

– Могу одолжить, – он протянул его Роджеру, – но плащ один, и завтра чтобы вернули, – это он уже адресовал сестре.

С маленькой деревянной полочки Тео снял старинный масляный фонарь с изогнутой металлической ручкой.

– Вот это – все мое освещение здесь, так что лампу жду завтра назад тоже. И будьте аккуратнее в перелеске, волков не слышал, но могут быть.

На эти приготовления Марта смотрела не моргнув глазом, как будто в ее жизни хождение с керосинкой по ночному лесу среди диких животных было делом повседневным. Медленно переводя взгляд с одного предмета на другой, Роджер произнес:

– У меня есть нож с собой.

– Это хорошо, конечно, – усмехнулся Тео, – но лучше подберите по пути большую палку, да и огня животные боятся.

В плащ они облачились совместно, Марта взяла лампу, поскольку намеривалась следовать впереди.

– Здесь за вами Пеликан приглядит, а на соседнем поле Ласси, а дальше уж дома́ начнутся, – приободрил Тео.

Разумеется, Роджеру не хотелось, чтобы новые знакомые заметили его смущение. Не то чтобы он на самом деле испытывал страх, скорее все дело было в неожиданности, и ему было бы неприятно, если бы Марта сочла его пугливым городским мальчишкой. На прощанье он пожал руку Тео, поблагодарив за гостеприимство.

– Не беспокойся, братишка, – кинула на прощание Марта, – даже если Роджера завтра посадят под домашний арест, я тебе все занесу.

Уже когда они вышли в полумрак и, словно маленькая палатка на ножках, двинулись по склону, она сказала Роджеру:

– Он читает с этой лампой по вечерам. В доме, конечно, есть еще свечки, но это запас на непредвиденный случай.

Они быстро засеменили, стараясь встроиться в единый ритм шагов.

– Это как бег на трех ногах! – рассмеялась она, когда длинноногий Роджер в очередной раз на нее натолкнулся, радуясь, что под вуалью вечерней темноты можно скрыть смущение. Но его молчание Марта пояснила: – Такие соревнования устраивают на ярмарках. Не пробовал?

– Нет, – ответил Роджер.

– Это весело. В выходные можно съездить. Отец повезет сыр и молоко на продажу. Если тебя, конечно, не запрут, – ей явно нравилось подтрунивать над тем, что кого-то можно вот так запереть дома, но Роджер не понимал причин ее веселости.

– Тебя что, родители не наказывают?

– Ну… наказывали, конечно, когда-то… Подзатыльник можно получить, если прольешь молоко, например. Но запирать дома… Это же глупо. Это получается, за проступок весь день просто дома отдыхаешь? В чем наказание-то?

– Например, не пойти, куда хочешь. На ту же ярмарку.

– Если я очень куда-то захочу: все равно меня не удержишь. Мама это отлично понимает. Зачем придумывать наказания, которые не действуют?

Этим рассуждением она напомнила Роджеру его младшего брата.

– Ну и она же понимает, – продолжала Марта, вытягивая перед собой огонек в стеклянном пузыре, – что если я в такую погоду не пришла, то значит, где-то заночевала.

– А если попала под оползень, скажем, или напали дикие животные? Утром может быть уже поздно.

Марта хмыкнула и слегка обернулась на мальчика.

– Я тут ни разу волка не встречала, ты больше Тео слушай! И потом мои-то в курсе, что здесь есть укрытия для пастухов. Все дело в том, что твои, видимо, до сих пор не знают об этом. Или же ты так думаешь.

Они пересекли коровье пастбище и под внимательным взглядом большого лохматого и мокрого пастушьего пса спустились к перелеску. На прощание тот несколько раз глухо тявкнул, и Марта кинула ему «пока, Пеликан!».

Дождь немного ослаб, и пелену туч прорезали стрелы темно-синего неба, не полностью еще потерявшего дальний отблеск заката. Но под пологом леса царила темнота, комком облепившая слабый фонарь в руках девочки. Марта рывком откинула плащ, сваливая тяжелый брезент целиком на Роджера.