Урожай Мабона - Сутягина Полина

– Дождь ведь… – он высвободил голову.

– Тут почти не капает, а если так будем скакать по корням – навернемся.

Она уверенно двинулась вперед.

Лес был полон шелестов и шорохов, звуков капающей и бегущий воды, каких-то копошений с явной примесью шуршания объемного куска ткани на плечах мальчика, лишь затруднявшего ему продвижение. Роджеру показалось, что лес звучит еще ярче, чем когда они шли через него днем. А может, дело было в том, что теперь он усиленно прислушивался, а не весело болтал со спутницей, как на пути сюда.

Теперь корни были еще и скользкие, и Роджер бултыхался по ним в плаще, словно в палатке. Огонек в руках девочки мелькал впереди, то выхватывая кусок тропы, то наоборот, скрывая. Но главное испытание еще ждало его. Когда они подошли к ручью, Роджер и думать забыл про волков. Марта добралась до камня, на котором они сидели днем, и обернулась, освещая Роджеру путь. Отсветы огня неровными пятнами играли на изгибах ручья, поблескивая на мокрых камнях. Мальчик ступил на первый. Он чувствовал, как неровная поверхность практически выскальзывает из-под подошв. Если бы его во все это втянул Уолли, они бы уже давно пререкались, но теперь Роджер, сам согласившийся на прогулку, дальность и продолжительность которой ему была изначально неизвестна, а спутник малознаком, сжал губы и балансировал всем телом. Уже у самого камня он рухнул на него руками, сорвав кусок мха и запачкав основания ладоней.

– Отлично, – провозгласила Марта, развернулась и двинулась на преодоление второго участка. Это заняло у нее пару мгновений, и не успел Роджер отряхнуть руки, как ему уже призывно светил фонарь.

Поначалу все шло даже лучше, и Роджер напомнил себе, что именно «упражнение рождает мастера» 2, и ровно в этот момент нога его поехала по камню, он ощутил ледяное прикосновение ручья у щиколотки и рухнул туда целиком, барахтаясь в плаще, словно запутавшаяся в собственных крыльях летучая мышь.

Он забился, ледяные пальцы ручья вцепились ему в колени, одно он ударил больно о камень. На мгновение Роджеру показалось, что он задыхается в этой сковывающей ловушке из брезента. Странная паника охватила его, хотелось биться, лишь бы только высвободиться из одеяния.

Где-то снаружи раздался легкий смешок, но быстро оборвался, и Роджер почувствовал, что его тянут. С трудом последовав, он наконец ступил ногами на почву, основательно вымочив ноги. Марта аккуратно помогла ему высвободиться из плаща. Теперь она не смеялась вовсе. Но Роджеру сейчас было почти все равно. Сидя на мокрой холодной земле, он тяжело дышал. Марта смотрела встревоженно. Потом опустилась рядом и осторожно погладила его по плечу.

– Все хорошо, – голос ее звучал тихо и чуть ниже обычного тембра, которым она говорила.

Роджер с трудом поднял на нее глаза. Каким психом он, наверное, сейчас ей должен был показаться! Чуть ли не в конвульсиях бился из-за падения в ручей! От этих мыслей у него снова сдавило в груди, и он задышал чаще и порывистей. Роджер знал, что такое с ним может произойти. Мама говорила, что в детстве подобные приступы бывали чаще. Слишком незнакомая обстановка, много неожиданных событий, новые люди… Сильные эмоциональные переживания. Но с возрастом он стал лучше контролировать это. И уже давно подобного не случалось, по крайней мере, в городе.

Самое худшее, если это происходило здесь, на территории бабушки и дедушки. Ведь Роджер знал, старший герр Кляйн винил невестку в слабостях внука, даже если напрямую и не говорил об этом. Как будто это как-то могло быть связано с ней?! Капли влаги скользнули по его лбу, путаясь с дождевыми, скатывающимися с хвоинок.

И вот теперь это случилось перед единственной сверстницей, которой, кажется, было приятно его общество. Если бы только сюда больше не приезжать!

Марта все еще внимательно разглядывала Роджера:

– Ты как? Дыши медленнее. У тебя колет в левой подмышке или под лопаткой?

Роджер молча помотал головой.

– Уверен?

Он кивнул.

Марта выдохнула и расстелила брезент.

– Сядь-ка сюда, – и сама опустилась на темно-зеленую ткань.

Звук ее голоса почему-то успокаивал Роджера, а может быть, тот факт, что заговорила она не о нем:

– Видишь ли, Тео – не старший мой брат… Родители не любят говорить об этом, так что ты при них не упоминай, если что. Их первого сына звали Себастьян. Он был постарше тебя слегка, когда вдруг стал так задыхаться, жаловался на резкую боль слева под рукой. Мама говорила, что у него с детства было что-то с сердцем. Вот… И он умер.

Марта замолчала, стряхивая дождь с лица.

– У тебя точно не это?

– Не это, – тихо сказал Роджер.

– Это хорошо, – улыбнулась ему Марта. – Тогда когда будешь готов, пойдем.

– Пойдем, – Роджер поднялся. – Только плащ этот, я лучше просто в руках понесу…

– Хорошо, – кивнула Марта, – да и дождь почти прекратился. Сейчас вниз быстро до ферм дойдем!

Они шли по склону, и Роджер удивительно легко чувствовал себя, хоть и порой поскальзывался на мокрой траве. Марта несла в руках фонарь, периодически что-то говоря, и не упоминая больше происшествия на ручье. Она была первым человеком, который не смотрел на него как на сумасшедшего в такой момент, что проскальзывало порой во взгляде дедушки, или не делал из этого сцен, чрезмерно опекая, как иногда поступала бабушка. Марта была первым человеком после мамы, кто просто принял эту часть Роджера, и шел с ним дальше.

Герр Кляйн не часто бывал у ближайших к ним соседей. Обычно с Бруннерами общалась его жена. В конце концов, они просто покупали у них сыр и молоко и держались вежливо в рамках положенного. И вдруг неожиданно их внук решил свести знакомство с дочкой Бруннеров. Герр Кляйн даже не был уверен, что помнит, сколько всего у них там было детей. Супруга наверняка помнила. Она в целом отвечала за их семейный социальный круг, всегда знала, как кого зовут и вела книжечку с днями рождений. И вот он шел на соседскую ферму, где и бывал-то за все это время от силы пару раз. Рихард Кляйн не был человеком, любившим обращаться за помощью, если не мог предложить что-то в ответ. Он сам умел многое сделать по дому из «мужской» работы, а если нет, то имел финансовую возможность нанять людей. С работниками он всегда был предельно вежлив и справедливо оплачивал их труд. И даже если в процессе мог разговориться с людьми (к тому же всегда внимательно следил, точно ли все делается – он не терпел халатности), то после окончания договоренности «работа-оплата» отношения заканчивались, и имена и лица уплывали из его памяти, как незначимая информация. За редким исключением.

Дойдя до фермерского дома, герр Кляйн шага не сбавил, обдумав все по дороге. Дверь ему открыла среднего возраста женщина в домашнем платье и с устало-сонным выражением лица.

– Добрый вечер, фрау Бруннер. Прощу прощения за столь поздний визит.

Герра Кляйна она узнала не сразу, и ему пришлось представиться и объяснить, что заставило его прийти к ним.

– Проходите, пожалуйста, – женщина распахнула дверь шире, выпуская на улицу дыхание домашнего тепла и недавнего ужина. – Да, Марта еще не возвращалась. Она говорила, что вроде бы берет с собой нового знакомого, но я не сразу поняла, что это и есть ваш внук.

В прихожей было тесно от обилия верхней и рабочей одежды, развешанной на крюках, и фрау Бруннер поскорее проводила позднего гостя в полумрак гостиной.

– Сейчас дни длинные еще, зачем зря свет жечь, – пояснила она. – Тем более мои уже все легли. Так Вы присаживайтесь, – она указала на один из высоких стульев, грудившихся вокруг широкого стола.

Но герр Кляйн продолжил говорить стоя:

– Разве Вы не обеспокоены тем, что дети до сих пор не вернулись, учитывая погодные условия?

– Герр Кляйн, как раз учитывая погодные условия, я сомневаюсь, что Марта пойдет домой. Скорее всего, они заночуют в пастушьем домике у Теодора, а может быть, где-то по дороге. А с утра вернутся. Просто варите побольше каши, когда ваш внук заявится домой. Марта здесь выросла, она знает, как безопаснее поступить, и уж точно не побежит под грозой. А у Вашего мальчика, значит, небольшое приключение.