Знак Огня (СИ) - Сергеев Артем Федорович

Я кивнул ей, мол, отлично же, раз такое дело, а потом занялся теми бумажками с каплями моей крови, что суетились сейчас где-то там и трепетали в чужих, злобных руках, и пытались там меня через эти высохшие, несвежие капли уколоть, уязвить в самое сердце, чтобы заорал я от боли и упал на колени в прежнем своём безропотном подчинении.

Но ничего они не могли, и им надо было быстро бросать мою кровь, бросать и отпрыгивать в стороны, чтобы не задело, но моя внезапность и чужая жадность, чужое неверие, чужое отчаянное желание всё исправить, всё вернуть как было сыграли с ними злую, плохую шутку, хотя кому как, я вот даже расхохотался во весь голос, наблюдая за тем, что произошло дальше.

А там — раз, и вспыхнуло в четырёх местах, как на поверхности Солнца вспыхнуло, да ещё как будто кислородом поддули туда, не жалея, до того мощно получилось. Два — и заорали там в три глотки одновременно, дико заорали, безудержно и без памяти, пытаясь стряхнуть со своих рук то, что недавно было таким безопасным, а вот четвёртая не заорала, нет, успела она избежать заслуженного огня, и это как бы не Алина была, ну да чёрт с нею, тем более, что два голоса вскоре затихли, но не от того, что им не больно было, нет, просто вся боль для них в этом мире уже закончилась, да и в любых других тоже, во всяком случае, баба Маша, что-то такое говорила, сомневаясь немного, а вот я сейчас почувствовал точно.

Но один голос ещё завывал, и я сначала слушал его, а потом, почувствовав, как там быстро сообразили, что к чему и попытались уже через эту связь дотянуться до меня, чтобы, но я не стал выяснять что именно и разорвал эту связь, спалив её подчистую.

— Всё, — сказал я, поворачиваясь к бабе Маше, — все мосты сожжены. И корабли все тоже. Может, ещё чего надо?

— Да беги ты уже! — уворачиваясь от моих объятий, выкрикнула она, но я всё же успел от души поцеловать её в щёку, — беги, дурень, беги, и меня не задерживай!

Глава 6

Я бежал по ночным улицам и мне было так хорошо и легко, как никогда раньше не было, ей-богу. Во-первых, я сейчас бежал не как раньше, просто стараясь добраться куда-то побыстрее, заставляя себя резвее переставлять ноги, нет. Сейчас по узкой тропинке бежал не просто человек, это, скорее, бежал хвостато-полосатый охотник в тайге, и был этот бег ровным и быстрым, и не было в нём намёка на усталость, и бежать так я мог долго, очень долго, а потом мне нужно было просто посидеть совсем немного, совсем чуть-чуть, чтобы перевести дыхание да восстановить силы, и можно бежать дальше.

Во-вторых, я не просто нёсся дробным галопом, не видя ничего перед собой, как дурной лось, напролом, по памяти соображая где нахожусь и куда мне дальше, нет, я отчётливо видел свой путь в ночной тьме и ощущал всё вокруг себя, и мог спрятаться на бегу от чужих глаз, и мог обрулить кого-нибудь в трёх метрах так, что он, этот внезапный свидетель, ничего и не заметит. Бесшумен был мой бег, бесшумен и мягок, я до этого так не то, что не умел, я даже не знал, что такое возможно.

В-третьих, я сейчас просто наслаждался жизнью, свежий ночной воздух наполнял мои лёгкие, ноги мои не знали усталости, сила бурлила во мне, и от этого хотелось если и не петь во всё горло победную песню, то хотя бы рыкнуть во весь голос на всю округу, чтобы поделиться со всеми своей радостью.

И бежал я не просто так, в сторону дороги на выход из города, зачем мне теперь дороги, мне теперь и без них хорошо, а бежал я по делам, вот так, не иначе эта тигра рогатая, как почему-то называла зверя баба Маша, на меня повлияла.

Вообще зверь этот, странное дело, конечно, но он наполнял мою душу холодным, убийственным спокойствием, он напоминал мне, что нужно быть хладнокровным, нужно быть внимательным и бдительным, без этого в тайге никак, что нужно постоянно держать ушки на макушке, а этого в ярости не достичь. Ярость, она ведь только в драке хороша, ну или когда рвёшь обезумевшую от ужаса добычу клыками, да и то сразу после этого успокоиться нужно, успокоиться и оглядеться по сторонам внимательно.

И что нужно соображать, где ты будешь добывать пищу свою насущную на день грядущий, что нужно пасти своё стадо и не отпускать его далеко, но и не давать им почувствовать себя, чтобы не нервничали они, чтобы спокойно жирок нагуливали, много чему он меня учил, неявно и нечувствительно, и спасибо ему, потому что дошло до меня, что сейчас моим стадом были деньги.

Баба Маша молодец, конечно, и сумею ли я отблагодарить её по достоинству, не знаю, но того, что она сунула мне в карман, на год, даже в деревне, не хватит точно.

И поэтому я бежал сейчас в другой конец нашего частного сектора, вытянувшийся вдоль железнодорожных путей и выходящий на трассу, туда, где в ремонте стояла моя ласточка, двадцатитрехлетняя японка, доставшаяся мне по наследству, и не подводившая меня никогда.

Алина, обычно косо и с усмешкой смотревшая в её сторону, позволяла мне ею владеть, но только лишь потому, что свой «Лексус» доверять мне в принципе не собиралась. А так — ну пусть будет, нравится ему эта колымага, да и ладно, ведь иногда и она пригождалась, в магазин там его отправить, на пункт выдачи или ещё куда, мало ли, пусть потешится.

Так что была у меня своя машина, была, старенький японский универсал, но бодрый и хороший, пока кто-то ночью, я на заводе тогда был, на смене, не воткнулся в него и не помял ему весь правый бок. Пьяный, наверное, равнодушно прокомментировала моё горе Алина, но разрешила мне оттащить мою ласточку в кузовной сервис, на ремонт. А вот искать того, кто это сделал, она не стала, хотя могла, просто могла бы показать мне на него пальцем, дальше уж я справился бы сам.

Но сервис, вот что странно, мне она выбрала сама и я подчинился, хотя очень не понравился мне хозяин сервиса, мутный он был какой-то, мелкий и злобный, рыжий до невозможности, с клочковатой бородой и одетый во всё зелёное. А, и ещё брат у него был, вот брат мне понравился, тот вечно под мухой ходил и вообще, было такое ощущение, что он в пивной бочке родился, до того ему было на всё наплевать.

Звали хозяина того сервиса странно, конечно, Кеней его звали, Кеня да Кеня, без отчества, но не моё это было дело, а вот моим делом было то, что с ремонтом он не торопился и ещё, когда мы с Алиной на этот сервис заглядывали, два раза же за месяц заглядывали, вёл он себя непонятно и неприятно, для меня неприятно, конечно, не для жены моей.

Нет, к Алине он чуть ли не ластился, и слова его можно было мазать на хлеб вместо масла, а уж голос был сладок до того, что не только мне скулы сводило, но и самой Алине, вот так он с ней себя вёл, зато со мной не церемонился, особенно это чувствовалось, когда её поблизости не было.

Не очень-то и скрываемого презрения в его отношении ко мне было столько, что я уже захотел ему в рожу сунуть, да не решился тогда, Алине же не понравится, да и нельзя совать людям в морды за гримасы, пусть даже и мерзкие, но вот в последний раз шпынять меня он уже начал, не при Алине, конечно, но начал, скотина такая.

Жил он в своём сервисе, вместе с братом, и семья у него тоже была, жена да дочка, но те жили в приземистом старом доме по соседству, так что вытащить на разговор его можно было легко, что я сейчас и собирался сделать.

Метров за сто от цели я перешёл на тихий, спокойный шаг, и огляделся. Улица была освещена, но так, беспорядочно, ярко светили фонари из-за заборов, но они лили свой свет в основном внутрь, в собственные же дворы, чтобы хозяева ноги не переломали и не вляпались во что-нибудь, сунувшись по какой-нибудь своей неотложной ночной надобности наружу, в окнах кое-где ещё горел свет, а больше ничего, уличного освещения не было и в помине, и потому плотных теней в переулке было больше, чем достаточно, есть куда нырнуть.

Тем более что сервис выходил воротами на трассу, здесь же был только забор, мощный забор, монументальный, странно даже видеть такой забор в простой автомастерской, ну да не моё это дело, тем более что никаких препятствий этот забор чинить мне не стал.