Перековка судьбы (СИ) - Колючий Александр

— Местные углежоги, я уверен, просто сваливают дрова в кучу и засыпают её землёй, — объяснял я, рисуя большой круг. — Это неэффективно. Выход угля при таком методе — процентов пятнадцать, если повезёт. Остальное просто сгорает впустую. Мы же будем строить систему.

Я нарисовал поперечное сечение. Широкая, неглубокая яма. В центре — вертикальный «колодец» из трёх жердей, который послужит нам запальным каналом. Вокруг него — плотно уложенные дрова.

— Мы будем укладывать дрова не хаотично, а вертикально, как можно плотнее друг к другу. Это обеспечит равномерный прогрев и минимальное количество воздуха внутри.

Затем я нарисовал несколько небольших каналов, идущих от края ямы к её основанию.

— А это — наша система управления. Каналы для поддува. Через них мы будем контролировать горение. А когда придёт время, мы их плотно закроем, чтобы полностью перекрыть доступ кислорода. Моя конструкция с центральным запалом и контролируемым поддувом позволит точно управлять процессом. Это должно поднять выход угля минимум до тридцати процентов. Вдвое больше топлива из того же количества древесины. Эффективность — вот моё главное оружие, Тихон. Запомни это.

Старик смотрел на мой чертёж, потом на меня, и в его взгляде читался священный трепет. Для него это была не химия. Это была самая настоящая магия, которую его господин чертил палкой на земле.

Начался самый тяжёлый и изнурительный этап. Заготовка сырья. Дров. И не просто дров, а правильных дров.

— Нам нужна плотная, твёрдая древесина, — объяснял я Тихону, когда мы шли к лесу с топором и старой двуручной пилой, которую я накануне починил и заточил. — Дуб, берёза, граб. В них меньше смолы и больше самого «тела». Уголь из них получится плотным и жарким. А вот сосны и ели нам не подходят. Слишком смолистые, дадут много дёгтя и мало качественного угля.

В прошлой жизни я бы просто заказал машину колотых берёзовых дров с доставкой на дом. Здесь же нам предстояло добывать их вручную.

Два полных дня мы валили деревья. Точнее, валил в основном Тихон. Я, со своей городской сноровкой и дохлыми мышцами, был скорее помехой. Пытался рубить топором, но после нескольких ударов, которые едва царапали кору, выдыхался. Работа с двуручной пилой шла чуть лучше. Мы работали в паре, и я быстро понял, что главный секрет — это не сила, а ритм. Вперёд-назад, вперёд-назад. Монотонная, изматывающая работа, от которой гудели руки и спина, а лёгкие горели огнём.

Моё тело протестовало. Оно кричало, умоляло, требовало прекратить это издевательство. Но я стискивал зубы и продолжал. Каждый сваленный ствол был маленькой победой.

Затем мы таскали брёвна к нашей поляне и пилили их на одинаковые по длине чурбаки. К концу второго дня перед нами высилась внушительная поленница — наше будущее топливо.

Следующий день мы копали яму. Глина была тяжёлой, вязкой. Лопата то и дело застревала. Я снова быстро выдохся, и основная работа легла на плечи Тихона. Я же занимался тем, что у меня получалось лучше — руководил. Следил за диаметром и глубиной ямы, за тем, чтобы стенки были ровными.

Наконец, самый ответственный этап — укладка. Я не позволил Тихону просто свалить дрова в яму.

— Нет, — сказал я. — Так мы потеряем половину объёма. Нужно укладывать плотно. Вертикально.

Мы начали устанавливать чурбаки в яме, как карандаши в стакан, один к одному, вокруг центрального «колодца» из кольев. Это была кропотливая работа, похожая на сборку сложной головоломки.

— Чем плотнее уложим, — объяснял я, — тем меньше воздуха останется внутри, тем качественнее «сварится» уголь. Каждый поленце должно «томиться» в собственном соку.

Когда яма была заполнена, наш будущий уголь выглядел как огромный, плотно сбитый деревянный торт.

— А теперь, — сказал я, — начинается самое интересное. Игра в терпение.

Я поджёг длинную лучину и просунул её в нижнее отверстие, поджигая растопку в центре ямы. Когда огонь занялся, я плотно закрыл и это отверстие. Мы быстро заложили яму сверху слоем веток, потом дёрном и плотно засыпали землёй, оставляя открытыми только несколько небольших дымоходов по периметру. Наш примитивный пиролизный реактор был запущен.

Из ямы повалил густой, белый, едкий дым.

— Смотри, Тихон, — учил я старика, который смотрел на дым с суеверным ужасом. — Сейчас дым густой и белый. Пахнет просто паром. Это выходит вода. Дерево «плачет». Не трогаем.

Прошёл почти целый день, прежде чем характер дыма изменился. Он стал желтоватым, маслянистым, и по поляне поплыл резкий, кислый запах дёгтя и смолы.

Инфраструктура была готова. Топливо — в процессе производства. Оставалась последняя, самая главная проблема любого промышленного предприятия, от сталелитейного завода до шаурмичной у метро. Сырьё.

Я с тоской посмотрел на свою кучку отобранного металла. Зубья от бороны, сломанная голова топора, несколько кованых гвоздей. Этого хватит на один хороший меч. Может быть, на пару инструментов. А что потом? Снова ходить по усадьбе и выковыривать из старых досок ржавые скобы? Это не производство. Это выживание на уровне падальщиков.

— Тихон, — позвал я старика, который с любопытством наблюдал, как выходит белый дым. — Нам нужно поговорить о долгосрочной стратегии.

Тихон посмотрел на меня с недоумением.

— Смотри, у нас есть куча лома. Это наш стартовый капитал. Он хороший, качественный, но он конечен. Чтобы по-настояшему возродить род, чтобы выполнять заказы, чтобы наше имя снова что-то значило, мы не можем зависеть от обломков прошлого. Нам нужен свой, постоянный источник нового металла. Нам нужна своя руда. Нам нужна шахта.

Старик посмотрел на меня с таким сочувствием, будто я только что объявил ему, что собираюсь пешком дойти до луны.

— Шахта, господин? — всплеснул он руками. — Да все железные рудники далеко на севере, в Серых горах! Ими владеют великие бояре да сам Князь. Нас, Волконских, туда и на пушечный выстрел не подпустят, вы же знаете.

— Ты прав, — согласился я. — В те шахты нам путь заказан. Но не всё железо прячется глубоко в горах, Тихон. Иногда… — я сделал драматическую паузу, — оно лежит прямо у нас под ногами. Иногда железо буквально растёт в болоте. Есть такая руда, её называют «болотным железом». Она не такая богатая, как горная, но для нашего дела сгодится. И я почти уверен, что на наших землях она есть.

Для Тихона это прозвучало как чистое безумие. Добывать железо из грязи. Он посмотрел на меня, потом на свои сапоги, потом снова на меня, и в его взгляде я отчётливо прочитал диагноз: «Окончательно сбрендил».

На следующий день мы отправились в экспедицию. Не в горы, а в низину, к заболоченному берегу ручья, который протекал по краю наших владений. Тихон плёлся за мной с лопатой и парой пустых мешков, его лицо выражало полную покорность судьбе и странностям своего господина. Он, видимо, решил, что теперь мы будем копать червей на продажу. Проходя мимо насыпи, где «готовился» уголь, я продолжил свою лекцию.

— А вот теперь, из дерева выходят все его «соки». Вся грязь. Дерево «потеет». Тоже ждём. Это самый долгий этап. Но нам тратить время на просмотр этого увлекательного события нельзя. Поэтому мы идем с тобой за рудой на болото.

— И как же мы её найдём, руду-то, в этой грязи? — проворчал он, с отвращением глядя на свои сапоги, увязшие в трясине.

— Будем читать, — ответил я, с азартом оглядываясь по сторонам.

— Читать? — не понял старик.

— Да. Читать знаки, которые оставляет природа. Это как детектив. Нужно просто знать, где искать улики.

Я начал свою импровизированную лекцию по полевой геохимии для одного, но очень скептически настроенного слушателя.

— Улика номер один: растения-индикаторы, — я указал на заросли жёсткого, похожего на маленькую зелёную ёлочку, хвоща. — Видишь? А вот этот мох с рыжим, ржавым налётом? Эти ребята — большие любители железа. Они хорошо растут только там, где его много в почве. Это наши маленькие зелёные указатели, которые кричат: «Мы здесь!».