Знак Огня (СИ) - Сергеев Артем Федорович

И сидели в том автобусе всё сплошь пенсионеры, да и то в основном бабки без дедов, потому что если у какой бабки и сохранился дед, то она уже, как королева, в автомобиле передвигалась, пусть обычно стареньком, но всегда бодром и, самое главное, вместительном.

Я не торопясь встал, пусть автобус подъедет, пусть остановится, пусть все глаза смотрят только на него, и вышел на площадь только тогда, когда она вся заполнилась шумом и гамом.

Желающие уехать начали штурмовать свободные места, мешая друг другу своими корзинами, площадь заполнилась людьми, и я решил пересечь это небольшое человеческое море, потому что кое-кто уже направился бодрым шагом по дороге вперёд, к родным грядкам, кое-кто остановился поболтать, в общем, было самое время.

И ведь прошёл я по краешку, но всё равно, пришлось уворачиваться от каких-то грабель и корзин, всегда меня бесило это в бабках, и вот одна, громогласная такая, увлечённо пояснявшая что-то другой, оступившись, толкнула своей необъятной кормой соседку, та следующую, и вот её, эту следующую, мне и пришлось ловить, потому что она, взмахнув руками, собралась падать.

— Ой, Никитишна! — спохватилась та, громогласная, — ты как, не расшиблась?

— Нет, — прокряхтела Никитишна, крепко уцепившись за мою руку и не собираясь отпускать, — поймал меня кто-то, спасибо ему.

— Так! — быстро сориентировалась громогласная, — очень хорошо! Вы, молодой человек, бабушку доведёте, раз поймали? Вам куда самому надо-то?

— На восемнадцатую линию, — ответил я, пожав плечами, втайне довольный, что внедрение началось, и началось очень успешно, — и доведу, конечно. Мне не трудно. Только скажите, куда именно.

— На пятнадцатую! — радостно ответила Никитишна и я, посмотрев в её лицо с нацепленными на нос большими чёрными очками, понял, что она если и не слепа как крот, то рядом с этим. Но само лицо хорошее было, доброе и улыбчивое, интеллигентное даже, с таким отчётливо видимым на нём выражением стеснения, что мне немедленно захотелось ей помочь.

— А как же вы без палочки-то? — спросил её я, увлекая за собой и прихватывая в свободную правую руку её корзину, мой-то пакет на левой висел, вместе с самой Никитишной, — да в столь дальний путь?

— Так ведь вижу я! — обрадовала меня она, — немного, с растопыренную пятерню на вытянутой руке, но вижу! И встречать меня правнучка должна была, но проспала, наверное, распустёха.

— А что же вы себе зрение-то не почините? — удивился я, — ведь делают сейчас, в микрохирургии делают.

— Ой, милый, — всплеснула свободной рукой она, — так ведь мне восемьдесят пять лет уже, это раз! И работала я там, в микрохирургии этой, сама работала, вот сколько она там стоит, столько и работала, это два. Пойми, так я хоть что-то вижу, а ведь могу и ничего.

— А-а, — уважительно отозвался я, — понятно. Меня Даниил зовут, кстати.

Собственным именем называться было опасно, наверное, но придумывать себе другое было бы глупо, ведь знали меня здесь все эти соседи немногочисленные в лицо, на это и был расчёт.

— А меня Дарья Никитишна! — заулыбалась бабушка, — и извини меня, Даниил, что вцепилась в тебя, что тащиться тебе со мной придётся в даль такую, что неудобство тебе одно со мною…

— Стоп-стоп-стоп! — решительно прервал я её, — во-первых, нам всё равно по пути, а во-вторых, никаких неудобств нет, не придумывайте.

— Спасибо, — поблагодарила меня она и замолчала, изредка поглядывая на меня в неловких попытках рассмотреть.

— А вы знаете что, Дарья Никитишна? — предложил я ей спустя минутку тишины, — вы, может, расскажете чего, про дачи эти расскажете? Я тут человек новый, мне интересно. Дорога долгая, а так покороче будет.

— Ну, если интересно, — оживилась она, — то слушай!

И я узнал, что дачи эти хорошие и большие, и что микроклимат тут, разве что подтапливает иногда. И есть одна главная дорога, по которой мы идём, и от неё двадцать пять линий нарезано, в сторону от реки, но по-человечески, как в настоящем посёлке, только на первых трёх-пяти линиях живут, а вот чем дальше, тем хуже и реже, за двадцатой линией даже и света нет, но оно там никому и не надо.

И связи с интернетом здесь нет тоже, точнее есть, но одно деление, и то за ним надо на крышу лезть, а года её уже не те, чтобы по крышам лазить. И что свет здесь отключают часто, как дождь или гроза, так и отключают, но вода есть, с девяти до пяти подают, только из Амура она напрямую, пить не рекомендуется, а вот грядки поливать можно. Не сразу, конечно, надо ей отстояться дать, профильтровать даже, обеззаразить, и тогда можно. А для питья колодец не подойдёт тоже, уж очень грязны поверхностные воды, скважину бить нужно, у них вот есть, на сто двадцать метров скважина.

И магазины тут есть, хорошие, недорогие, на площади у конечной они стоят, далековато, правда, ну да что делать. Тем более что все овощи с картошкой у них свои, и закрутки она делает, и соленья, и варенья, и погреб у них есть, большой да сухой, где всё это помещается в целости и сохранности, так что немного им в этих магазинах-то и надо. Керосину, правда, теперь днём с огнём не найти, а ей нужно, для лампы керосиновой нужно, потому что свечи — это плохо, дорого и опасно, но ведь закрыли, говорят, последнюю керосиновую колонку в городе, и как теперь быть?

И что тихо тут у них, тихо и спокойно, хотя недавно полиция приезжала, на седьмую линию приезжала, арестовывала кого-то, устроили там притон, и ладно бы тихо сидели, так ведь музыка на все дачи у них была, крики и драки, к местным цеплялись, Александру вот с пятой линии нахамили и побить грозились, машину ему ещё поцарапал кто-то, а он ведь в Чечне воевал и в наркоконтроле служил, так что приехали к ним в ночь с пятницы на субботу, много травы дурной нашли, так что, говорят, теперь лет восемь там спокойно будет, а ей больше и не надо.

А я шёл и слушал, крутил головой по сторонам, поддакивая в нужных местах, и Дарья Никитишна разговорилась, и знакомила меня с разными людьми, попадающимися нам по пути, вот Гриша, он насосной руководит, что воду из Амура подаёт, вот Николай, он воду развозит, кому надо, и шамбо откачать это тоже к нему, потом номер его у меня возьмёшь, пригодится, а вот Антонина Петровна, местный активист, за чистоту борется, и не дай бог тебе, Даня, намусорить где. Она, Антонина эта, раньше в магаданской колонии работала и умеет она, значит, к порядку призвать.

Обстановка по пути и правда менялась, сначала это был обычный посёлок, но с каждой пройденной линией чувствовалось запустение, сначала появился заброшенный недострой, потом вообще пустые участки, а потом, уже ближе к нашим пятнадцатой-восемнадцатой линиям, пошли заросшие молодыми деревьями и плотным кустарником пустыри, перемежаемые отдельными домами, и мало было среди них жилых. Хотя дороги были, тут всё нормально, и содержались они в порядке, и столбы со светом выглядели крепкими.

— Пришли! — объявила мне Дарья Никитишна и остановилась у поворота на свою линию. Но чувствовалось, что не хочет она пока отпускать меня, а хочет, чтобы проводили её ещё, и я не сплоховал.

— Так ведь корзина-то у тяжёлая вас, — взвесил я на руке и правда оттянувшую мне всё корзину, — давайте до дома уже доведу, если только соседей не стесняетесь.

— Да чего мне их стесняться, — хихикнула она, а потом, подумав, добавила, — да и мало их, соседей-то этих. Да и было бы кого, если честно.

Я на это пожал плечами, и мы пошли налево, на пятнадцатую линию, по довольно хорошей, отсыпанной мелким и крупным чёрным сланцем дороге. Сразу на повороте справа и слева стояли дома за глухими высокими заборами, не сразу и поймёшь, живёт там кто-то или нет, дальше пустые участки, потом просто огород справа, потом недострой слева, потом ещё что-то жилое, но уже сильно обветшалое, потом кусты, потом деревья, и вот за всем этим на нас выплыл прямиком из девяностых небольшой двухэтажный замок в том ещё новорусском стиле.

— Вот здесь мы и живём! — радостно показала рукой на этот дом Дарья Никитишна, — но на первом этаже только, и всё равно места столько, хоть собак гоняй!