Лекарь Империи 3 (СИ) - Лиманский Александр

— Слушай, а с каждой минутой все интереснее и интереснее, — прошептал мне на ухо Михаил. — Если бы мы сюда не попали, вечер был бы до тошноты скучным.

— Ага, — кивнул я. — Готовься, сейчас нам здесь сидеть еще очень долго. И дальше будет только скучнее.

На самом деле я уже прекрасно видел, как можно повлиять на эту, казалось бы, патовую ситуацию. Нужно было только дождаться правильного момента. А этот момент, судя по всему, был уже очень близок. У меня был план, а кульминация приближалась.

Ждать пришлось недолго. Минут через двадцать дверь полицейского участка снова с грохотом распахнулась, и на пороге появился сам полковник Семенов.

Он был пунцовый, в расстегнутом на верхние пуговицы кителе, и тяжело дышал, будто бежал сюда всю дорогу. Было очевидно, что его выдернули откуда-то, где он очень приятно проводил время.

А размазанный след ярко-красной помады у него на воротнике, который мой наметанный глаз тут же заметил, говорил о том, что проводил он время не один.

— ЛИСОВСКИЙ! — заорал он, даже не переступив порога. — КО МНЕ!

Молодой сержант медленно поднялся из-за стола и подошел к начальнику.

— Что ты себе позволяешь, сопляк⁈ — Семенов ткнул ему пальцем в грудь. — Из-за твоей тупой принципиальности мне пришлось бросить все свои дела и мчаться сюда! Тебе конец! С этого самого момента ты уволен! И не имеешь права распоряжаться судьбой кого-либо! Понял⁈ Вон отсюда, чтобы я тебя больше не видел!

После того, как он проорал это, подобострастно повернулся к барону.

— Глубокоуважаемый барон, прошу прощения за этого идиота. Вашего сына немедленно отпустят, все обвинения с него, разумеется, будут сняты. А эти двое, — он кивнул в нашу сторону, — будут сидеть столько, сколько потребуется. Я лично прослежу, чтобы они получили по всей строгости закона. Можете не сомневаться.

Я слушал этот спектакль и прекрасно понимал расклад. Барон фон Штальберг, несмотря на свой незначительный титул, был явно не последним человеком в этом городе. Звучная иностранная фамилия, скорее всего, немецкие или голландские корни, да и столь подобострастное поведение офицера весьма немаленького ранга говорили о многом.

Барон расплылся в довольной улыбке, явно удовлетворенный тем, как быстро система прогнулась под его весом.

— Полковник, ваша благосклонность всегда меня радовала.

— Ценю ваше доверие, барон…

Дежурный полицейский покосившись на сержанта, открыл нашу камеру. Альберт фон Штальберг и его молчаливый приятель вышли на свободу.

— Ну что, быдло? — Альберт остановился у решетки и одарил нас своей самой мерзкой ухмылкой. — Вот она, настоящая справедливость! Будете теперь знать, как покушаться на честь аристократа! Запомните этот урок надолго!

Я уже мысленно готовился активировать свой план. Но не успел.

У полковника Семенова зазвонил телефон. Он достал телефон, посмотрел на экран, и его лицо мгновенно изменилось. Самоуверенность сменилась недоумением, а затем — откровенным, животным страхом.

Он отошел в угол. Его рука, подносившая трубку к уху, заметно дрожала.

— Да… — прошептал он в трубку. — Да, господин… Да, я вас понял… Так точно… Будет сделано немедленно.

Он положил трубку, и я увидел, что его лицо из красного превратилось в мертвенно-бледное.

— Прошу прощения, барон, — его голос был едва слышен. — Но я… я вынужден отпустить и… и этих тоже. Обидчиков вашего сына.

Барон, который уже собирался уходить, ошарашенно замер.

— Как это — отпустить⁈ Семенов, вы в своем уме⁈ Кто вам только что звонил⁈

Но полковник смотрел сквозь него, и в его глазах был суеверный ужас. Он лишь что-то невнятно пробормотал и, повернувшись к рядовому, бросил:

— Открой. Открой им камеру. И отпустить. Всех. Немедленно.

Дежурный, такой же ошеломленный, как и все остальные, открыл дверь нашей камеры. Я вышел первым. За мной — все еще не верящий в происходящее Михаил.

— Илья… ты знаешь, кто это мог быть? — прошептал он мне. — Кто за нас попросил?

— Понятия не имею, — честно ответил я, пожимая плечами. — У меня таких связей точно нет.

Я быстро перебрал в голове варианты.

Мышкин? Маловероятно. Магистр Воронцов через Журавлева? Слишком быстро, он еще даже не знает о том, что я поставил диагноз его племяннице. Значит, кто-то еще. Кто-то очень могущественный, о ком я даже не догадывался.

Я подошел к столу, за которым все еще стоял бледный полковник.

— В женской камере еще двое. Девушки, которых задержали вместе с нами.

Семенов помрачнел, кажется, приходя в себя от первого шока.

— О них… о них в приказе речи не было, — процедил он.

— Но они были с нами, — спокойно возразил я.

— Нет. Их я не отпущу. Про них ничего не говорили, — он упрямо мотнул головой, цепляясь за эту формальность. — С ними будем разбираться по всей строгости закона.

Я мысленно усмехнулся. Глупец. Он был в таком стрессе и, судя по легкому запаху перегара, еще и не совсем трезв, что совершенно не отдавал себе отчета в своих действиях.

— Полковник Семенов, — мой голос прозвучал твердо и отчетливо. — Если вы сейчас же не отпустите девушек, то я никуда отсюда не пойду. И я настоятельно рекомендую вам подумать, как тот человек, что вам только что звонил, отреагирует на новость, что его приказ выполнен не полностью.

Полковник обледенел.

— Ты… ты что себе позволяешь⁈ Просто уйди, пока можешь!

— Я вам больше скажу, — продолжил я, чувствуя, как все взгляды в комнате оказались прикованы ко мне. — Я вообще никуда не уйду, пока вы не восстановите в должности сержанта Лисовского, которого вы уволили полчаса назад.

— ДА ТЫ СОВСЕМ ОБОРЗЕЛ, ЩЕНОК⁈ — взревел Семенов. — Я НЕ ОБЯЗАН ПОДЧИНЯТЬСЯ ТВОИМ ПРИХОТЯМ! ЕСЛИ ЗА ТЕБЯ ПОПРОСИЛИ ВЛИЯТЕЛЬНЫЕ ЛЮДИ, ЭТО ЕЩЕ НЕ ЗНАЧИТ…

— А вам и не придется ничем рисковать, — прервал я его. — Потому что барон фон Штальберг сейчас отзовет все свои обвинения. Его драгоценный сын публично извинится и перед нами, и перед сержантом. И у вас будут все формальные основания, чтобы оставить честного сержанта у себя на службе. Таких ведь в городе немного. Подумайте.

Барон, который до этого с изумлением наблюдал за сценой, позеленел от ярости.

— ЧТО⁈ Я ничего отзывать не собираюсь! И мой сын извиняться перед этим… быдлом… не будет никогда! Не перегибай палку, щенок!

Я медленно повернулся к нему.

— Уверены, барон?

— Абсолютно!

— Что ж, ваше право, — я пожал плечами. — Тогда вы, скорее всего, умрете в течение ближайшей недели.

В помещении повисла мертвая тишина.

— Что… что ты сказал? — пролепетал барон.

— Я сказал, что вы умрете, — я посмотрел на него спокойным, профессиональным взглядом. — И не от того, что я вам угрожаю. Я не собираюсь мстить. Все гораздо проще. Вы уже тяжело больны. И если лечение не начать… немедленно… то следующая такая вспышка гнева, как сегодня, станет для вас последней. А их, я уверен, вы испытываете регулярно.

Глава 16

— Бред! — фыркнул барон, пытаясь вернуть себе самообладание и высокомерный вид. — Какая еще, к черту, болезнь⁈ Я каждый год прохожу обследования у лучших лекарей! Они говорят, у меня просто нервы шалят и вегетососудистая дистония от переутомления!

— Да, конечно. «Вегетососудистая дистония», — я позволил себе легкую, почти незаметную усмешку. — Это такой специальный, мусорный диагноз, который ставят, когда не могут или не хотят найти настоящую причину. Давайте-ка я помогу вам. Ответьте на несколько простых вопросов. Скажите, у вас ведь бывают приступы, когда без всякой видимой причины начинает бешено колотиться сердце, так, что кажется, оно сейчас выпрыгнет из груди?

Барон дернулся, но промолчал. Его молчание было красноречивее любого ответа.

Насчет того, что он умрет именно через неделю, я, конечно, преувеличил для пущего эффекта. Но то, что его состояние на грани, было неоспоримым фактом. Каждый такой приступ мог стать для него последним.