Лекарь Империи 3 (СИ) - Лиманский Александр

— Что ты несешь, щенок? — процедил Филатов.

— Вы взяли кровь у барона сейчас, когда он относительно спокоен, — я посмотрел на него почти с сочувствием. — А феохромоцитома — это очень хитрая опухоль. Она выбрасывает гормоны в кровь приступами, чаще всего во время стресса, гнева или физической нагрузки. В межприступный период, как сейчас, ваши анализы могут быть абсолютно нормальными. Вы же не будете искать молнию в ясный день? Так и здесь. Чтобы ее поймать, нужно было брать кровь либо тогда, в полицейском участке, на пике его кризиса, либо, как минимум, назначить сбор суточной мочи, чтобы зацепить хотя бы один такой пик.

Филатов побледнел. Я видел, как на его лбу выступила испарина. Он, профессиональный лекарь из элитной клиники, только что понял, что пропустил основы эндокринологии, которые знает любой грамотный ординатор.

Но ему можно было это простить. Все-таки мы его разбудили среди ночи. На дежурстве-то…

Барон, напротив, подался вперед, и холодная ярость в его глазах сменилась острым, неподдельным интересом. Он начал понимать. А Михаил, стоявший рядом со мной, едва сдерживал довольную ухмылку. Было видно, что он получает искреннее удовольствие от того, как этот надутый индюк Филатов на глазах теряет все свое самодовольство.

— Но это еще не все, — продолжил я, обращаясь уже к барону. — Доктор искал опухоль только в надпочечниках. Это правильно. В девяноста процентах случаев она находится именно там. Но есть еще десять процентов, о которых, видимо, забывают упомянуть в базовом курсе академии. Вненадпочечниковая феохромоцитома. Эта хитрая штука может прятаться где угодно вдоль аорты — в грудной клетке, у солнечного сплетения, даже возле мочевого пузыря. Стандартное, прицельное КТ надпочечников ее никогда не увидит.

В кабинете повисла тишина. Филатов смотрел на меня с выражением профессионального ужаса, а Михаил — с неподдельным восхищением. Но барон… он все еще сомневался.

— Это все… это все только теория, лекарь. Красивая, но недоказанная, — хищно произнес он.

— Вы правы, — я кивнул. — И есть только один способ доказать мою правоту. Прямо здесь и сейчас. Но он вам, скорее всего, не понравится.

Я сделал шаг к нему. Все мое спокойствие, вся моя вежливость испарились, уступив место холодной, расчетливой наглости.

— Скажите, барон фон Штальберг, а вы знаете, что вся аристократия Владимира за вашей спиной считает вас недалеким, грубым выскочкой, который только и умеет, что кичиться деньгами да вытаскивать своего сына-идиота из полицейских участков?

— ЧТО-О-О⁈ — барон вскочил на ноги, его кулаки сжались, а лицо залила густая, багровая краска. Он начал задыхаться от ярости. — ДА ТЫ… ДА Я ТЕБЯ…

Его лицо из багрового стало почти фиолетовым, вены на шее вздулись. Он начал медленно, тяжело, как танк, надвигаться на меня, на ходу закатывая рукава своей дорогой рубашки.

— Порву, как тузик… — он хрипел, задыхаясь от ярости. — Я тебя сейчас голыми руками…

Ой, как страшно.

Я стоял с ледяным спокойствием, даже не дернувшись с места. Боковым зрением видел, как Филатов возе меня испуганно попятился и вжался в стену. После этого, я лишь едва заметно кивнул Михаилу.

В тот самый миг, когда массивный кулак барона уже заносился для удара, Михаил, который по моему знаку уже приготовил шприц, как кошка шагнул вперед, сбоку от барона, и быстро, почти неуловимым профессиональным движением, вонзил иглу ему в вену.

Сложное движение. Но весьма профессиональное. Михаил удивлял с каждой секундой все больше. Он мало того, что понял меня без слов. Как будто знал, какую карту я собираюсь разыграть, так еще и так мастерски взял кровь.

— Ай! — взвизгнул барон, скорее от неожиданности, чем от боли. Он ошарашенно посмотрел на свою руку, потом на Михаила.

— Давно хотел вас уколоть, ваше благородие, — с невинной улыбкой произнес тот, выкачивая кровь и доставая шприц.

Барон уже было приготовился излить на него всю свою гневную тираду, но я его остановил.

— А вот теперь стойте, барон, — я спокойно взял у Михаила пробирку с темной венозной кровью. — Я специально разозлил вас, чтобы спровоцировать кризис. Чтобы запустить тот самый механизм, который вас убивает. Простите за такую вольность, но иначе этот анализ был бы бесполезен. А теперь, — я повернулся к ошеломленному Филатову, — Мастер-целитель, будьте добры, экспресс-тест на уровень метанефринов в плазме. Немедленно.

Филатов, молча, как робот, забрал у меня пробирку и вставил ее в анализатор. Несколько секунд напряженного ожидания. Аппарат пискнул и выдал результат на экран.

Глаза Филатова полезли на лоб. Я подошел и посмотрел на цифры. Уровень гормонов в крови барона превышал норму… в пятьдесят раз.

— Что… что там? — прохрипел барон, видя реакцию лекаря.

Я развернул к нему монитор. Он несколько секунд смотрел на зашкаливающие показатели, потом перевел взгляд на меня. И вдруг… он громко, от души расхохотался. Это был не смех радости. Это был смех шока, облегчения и горького понимания.

— Вот оно что… — выдохнул он, утирая выступивший пот. — Значит, этот мальчишка все-таки был прав. А ну-ка, лекарь… продолжай! Интересное кино получается!

Я кивнул.

— Мастер Филатов. А теперь, пожалуйста, сделайте барону еще одно КТ. Но на этот раз — не только брюшной полости. Мне нужно тотальное сканирование всего тела с контрастом. От шеи до таза. Ищите внимательно.

Барона снова уложили в аппарат, и гул томографа наполнил комнату. В этот раз Филатов работал совершенно по-другому. От его былой самоуверенности не осталось и следа. Он сидел у пульта управления с предельным, почти мучительным вниманием, медленно, срез за срезом, прокручивая на экране изображение тела барона.

Исследование было долгим. Минуты тянулись, как часы. Я стоял за его спиной, глядя на экран, и мысленно проклинал отсутствие Фырка.

Этот пушистый засранец нашел бы эту дрянь за три секунды. Просто просветил бы его как лампочкой и ткнул лапой в нужный срез. А вместо этого я вынужден стоять здесь и ждать, пока этот эскулап просеет тонну породы в поисках одного маленького алмаза. Хотя с другой стороны, не нужно выслушивать его ворчание о том, что ему скучно.

— Илья, — шепотом спросил Михаил. — А эта… феохромоцитома… почему ее так трудно найти, если она так опасна?

— Потому что она может быть где угодно, — так же тихо ответил я. — От шеи до таза. И чаще всего она очень маленькая, размером с вишневую косточку. Не зная точно, что ищешь, ее можно принять за обычный лимфоузел или просто пропустить.

Филатов на пульте тяжело вздохнул, вглядываясь в очередной срез.

— Ну что, долго он еще там возиться будет? — снова прошептал Михаил, с ноткой ехидства в голосе. — С таким усердием он скоро у барона и кариес на зубах найдет.

Я только хмыкнул.

Филатов, видимо, услышал, потому что его спина напряглась еще сильнее. Он снова начал прокручивать изображение, возвращаясь к уже просмотренным срезам… И вот, когда сканер был на уровне грудной клетки, там, где аорта делает дугу… он замер.

Его палец медленно, почти неуверенно, потянулся к экрану.

— Вот… вот же она… — прошептал он, и в его голосе смешались шок и облегчение. — Боже мой…

Я подался вперед, вглядываясь в монитор. Туда же склонился и Михаил.

Там, на фоне серого позвоночника, едва заметно притаившись сбоку от аорты, светилось на контрасте небольшое, овальное пятнышко. Маленькое, размером не больше фасолины, но яркое и совершенно инородное.

Та самая вненадпочечниковая феохромоцитома. Моя «бомба замедленного действия».

Барон неуклюже выбрался из кольца томографа и, кряхтя, подошел к нам. Он не смотрел на экран. Он смотрел на наши лица.

— Ну что там? — деловито спросил он, хотя в его голосе я уловил дрожащие нотки.

Я промолчал, лишь едва заметно кивнув в сторону Мастера-целителя. Мяч был на его стороне. Он должен был сам объявить о своем поражении.

Филатов шумно сглотнул. Он выглядел так, будто ему только что сообщили, что всю его клинику продали за долги.