Лекарь Империи 3 (СИ) - Лиманский Александр

— Ульрих Адольфович… — начал он, и голос его предательски скрипнул. — Проведенное… э-э… тотальное сканирование, а также повторный экспресс-анализ крови, взятый во время спровоцированного криза… кхм… подтвердили первоначальный диагноз подмастерья Разумовского. У вас действительно феохромоцитома. Я… я немедленно разработаю для вас схему лечения, мы подключим лучших…

— Заткнись, — тихо, но веско произнес барон. Филатов осекся на полуслове. — Раз диагноз нашел этот молодой человек, — он кивнул в мою сторону, — значит, и лечение назначать будет он. А вам, Мастер Филатов, я больше не верю. Как, впрочем, и всем лекарям в этом городе, да и в столице, пожалуй, тоже.

Он горько усмехнулся.

— Я мучился столько лет! Столько денег потратил на ваши дурацкие обследования, а вы только и делали, что разводили руками и прописывали мне успокоительное!

Он повернулся ко мне. В его взгляде больше не было угрозы. Только отчаянная надежда пациента.

— Лечи.

Я кивнул.

— Первое, что вы должны понять, барон, — начал я спокойно. — Многие симптомы, которые вы и ваши врачи списывали на ваш, скажем так, вспыльчивый характер, на самом деле — прямое следствие болезни. Ваши приступы гнева, внезапная головная боль, дикое сердцебиение, потливость — все это вызвано неконтролируемыми выбросами адреналина. И как только мы уберем опухоль, все это пройдет. Вы станете гораздо спокойнее. Уверен, ваша семья это оценит.

Он смотрел на меня, и я видел, как эта информация переворачивает его мир.

— Как… как от нее избавиться?

— Путем операции, — ответил я. — Но сразу оперировать нельзя, это смертельно опасно. В момент удаления опухоль может выбросить в кровь последнюю, гигантскую дозу гормонов, и ваше сердце и сосуды просто не выдержат этого удара. Поэтому сначала — примерно две недели медикаментозной подготовки. Я подберу вам специальные препараты, альфа-блокаторы, чтобы полностью стабилизировать давление и защитить сердечно-сосудистую систему.

— А потом?

— А потом — сама операция. Она будет малоинвазивной, лапароскопической. Небольшой разрез, через который мы войдем в брюшную полость и удалим это образование. Восстановление будет быстрым. Через пару недель вы забудете об этом, как о дурном сне.

Когда я закончил свой короткий ликбез, барон Ульрих фон Штальберг выглядел абсолютно ошарашенным. Он несколько секунд молчал, переваривая услышанное, а потом, кажется, принял какое-то внутреннее решение. Весь его аристократический апломб куда-то улетучился, уступив место почти детскому восторгу.

Он подошел ко мне и с силой, по-свойски, хлопнул по плечу.

— Все! Решено! С этого дня я нашел своего единственного и самого грамотного лекаря в мире! И буду лечиться только у тебя! — он обвел нас торжествующим взглядом. — Более того, все мои друзья, все мое окружение будет лечиться только у тебя!

Он, не дожидаясь моего ответа, достал из внутреннего кармана пухлую чековую книжку и дорогую ручку.

— А это, — он быстро расписался и протянул мне чек, — моя личная благодарность. И аванс за твое будущее лечение. Возьми, не стесняйся.

Я взял чек.

Началось.

Не могут они просто сказать «спасибо». Обязательно нужно продемонстрировать свое богатство, измерить благодарность в денежном эквиваленте. Чтобы не доставлять ему лишнего удовольствия наблюдать за моей реакцией, я, не глядя на сумму, просто сложил его вдвое и убрал в карман брюк.

— И запиши мой личный номер, — продолжал он. — Если тебе что-то, когда-нибудь понадобится — звони в любое время дня и ночи. У меня везде есть связи. Помогу, чем смогу.

Мы обменялись номерами. Я быстро, на обычном бланке, набросал для него схему медикаментозной подготовки с названиями препаратов и дозировками.

— Начнете принимать с завтрашнего утра. Через две недели — встретимся и обсудим операцию.

— Будет сделано! — твердо кивнул барон. Он повернулся к все еще бледному Филатову. — Мастер-целитель. Я ожидаю от вас полного содействия моему новому лечащему лекарю. Все необходимые препараты, палата, подготовка к операции — все должно быть на высшем уровне. Ясно?

— Т-так точно, Ульрих Адольфович, — пролепетал тот.

— Вот и отлично. Я останусь здесь до утра, под вашим наблюдением. На всякий случай, — он бросил на меня взгляд. — А вы, — он кивнул нам с Михаилом, — свободны. Мой водитель отвезет вас, куда скажете.

Мы с Михаилом вышли из стерильной прохлады клиники в сырую ночную улицу, оставив барона в руках униженного, но теперь предельно исполнительного Филатова.

— Это… это было сильно, — выдохнул Михаил, когда мы сели в подъехавшее авто. — Просто невероятно. Я, если честно, вымотался, как будто сам трое суток дежурил. Денек выдался еще тот.

— Да уж, — согласился я. — После такого дня впору на месяц в отпуск уходить. Желательно куда-нибудь, где нет ни больниц, ни аристократов.

Когда машина Филатова остановилось у нашей гостиницы, и мы вышли на тротуар, Михаил толкнул меня локтем.

— Ну так что там? — он с любопытством посмотрел на карман моего халата. — Не томи, показывай, во сколько барон оценил свою спасенную шкуру.

— А, точно, — я и забыл.

Я достал из кармана чек, развернул его и невольно присвистнул. На чеке, выведенная твердым, уверенным почерком, стояла сумма: десять тысяч имперских рублей.

— Ничего себе… — только и смог выдохнуть Михаил.

Это была почти моя зарплата адепта за четыре года. Целое состояние.

— Что ж, вполне заслуженно, — кивнул Михаил, и в его голосе не было ни капли зависти. — Он ведь все это время ходил по лезвию ножа. Эта его феохромоцитома могла «взорваться» в любой момент, и все. Поэтому десять тысяч — это даже не очень-то и большая плата за спасенную жизнь. Ты молодец, Илья. Правда.

Мы разошлись по своим номерам. За дверью меня встретила взволнованная Вероника. Она не спала. Сидела в кресле, укутавшись в плед, и ждала. Было видно, что она извелась от переживаний, но сознательно не дергала меня звонками.

— Ну как? — тихо спросила она.

Я молча подошел, сел рядом и просто обнял ее. Она прижалась ко мне.

— Все в порядке. Жив барон. И мы тоже.

Она выдохнула с таким облегчением, что, казалось, выпустила из себя все напряжение последних часов.

— Слава богу. Я тут с ума сходила.

Она настояла на том, чтобы накормить меня остатками ужина, который принесла с собой из местной столовой. Есть совершенно не хотелось, но я понимал, что организму это нужно.

— Ну и денек выдался, — сказал я, механически пережевывая бутерброд, который казался совершенно безвкусным на фоне пережитых событий. В голове была абсолютная пустота. И меня это даже радовало.

— Ты ужасно выглядишь, — тихо сказала Вероника, забирая у меня из рук тарелку. — Иди спать. Тебе нужно отдохнуть.

Она была права.

Мы легли в кровать, и я почувствовал, как ее тепло согревает меня. Она просто обняла меня, ничего не спрашивая, и это было именно то, что мне сейчас требовалось.

Не слова, а молчаливая поддержка. Я почти мгновенно провалился в тяжелый, беспокойный сон, который то и дело прерывался вспышками воспоминаний: разъяренное лицо барона, холодные глаза следователя, писк реанимационной аппаратуры…

Казалось, я только закрыл глаза, но безжалостный звон будильника возвестил о том, что эти несколько часов забытья подошли к концу. Пора было вставать. Пора было собираться в Муром.

На пороге, когда я уже был одет и с сумкой на плече, Вероника крепко обняла меня. В ее глазах была тревога.

— Я сегодня снова к отцу, — сказала она. — Не могу оставить его одного. Позвони мне, пожалуйста, как только доберешься. Чтобы я знала, что у тебя все в порядке.

— Обязательно. И ты напиши, как у него дела, — я поцеловал ее.

Дорога до Мурома прошла как в тумане. Я то проваливался в дрему, то просто смотрел на мелькающие за окном пейзажи. Где-то на полпути телефон пискнул. Сообщение от Вероники: «Состояние стабильное. Без ухудшений. Сказали, твоя тактика работает. Спасибо тебе.»