Чёрная печать империи (СИ) - Разумовская Анастасия

Шаховской наклонил голову набок. С него слетело насмешливо-барственное выражение. Князь был откровенно зол и не считал нужным этого скрывать.

– И что же?

– Честь. Чувства. Товарищество.

Она остановилась в шаге от него и, вскинув голову, пронзила взглядом, чуть выдвинув подбородок всерьёз.

– Идиотка, – свистяще выдохнул оборотень. – Что ж, я услышал вас, Дарья Романовна. Предлагаю мировую.

– Мне ничего от вас не надо.

– Это – надо, – внезапно миролюбиво заметил он. – Я дам вам неделю подумать… не перебивайте. Я знаю, что услышу: мне не нужна неделя, моё решение не изменится. Выключите бабские эмоции, господин старший лейтенант. Итак, у вас будут семь дней. Раз уж вы так верите в честь, то дадите мне слово чести в том, что, во-первых, не покончите с собой и не причините иного намеренного физического вреда своему телу. Во-вторых, сохраните моё предложение втайне от других.

– Вы не поняли, князь…

– А вы не дослушали. Ещё раз, включите мозги, Трубецкая.

Даша закусила губу. Он прав. Это мало что изменит, но дослушать до конца всегда стоит. Она чувствовала, как дрожат колени от пережитого стресса, и это бесило ещё сильнее.

– Если вы согласитесь выполнить мои условия, то я вам подарю эту неделю. Вы меня понимаете? Вижу, что нет. Вы сможете вернуться на службу. Жить дома не скрываясь. Спать со своим Баевым и не оглядываться в ожидании хвоста. Я подарю вам целую неделю нормальной человеческой жизни, чтобы вы смогли успокоиться и всё взвесить.

– И всё?

– В каком смысле?

– Больше у вас нет никаких условий?

– Нет.

Даша прищурилась, окинула князя цепким взглядом. «Ты же понимаешь, что я использую это время на полную катушку? – недоверчиво подумала она. – Ты же понимаешь, что даёшь мне не просто отдых, но фору? Что я сдохну, но раскопаю про тебя всё, что можно и чего нельзя раскопать?»

Конечно, понимал. Не мог не понимать! А тогда зачем?!

Ответ был не утешителен: князю плевать. И всё же: зачем? Надеется, что нормальная жизнь, привычная, как растоптанные тапочки, угасит бдительность? Расслабит, заставит уступить? Но это было бы глупо.

Даша с силой, до крови укусила себя за губу. Князь бесстрастно наблюдал за ней. «Интересно, у него для крыльев прорези в куртке или клапаны? И вообще, как у них всё это происходит с одеждой?»

Вот этот холодный пот по спине, вот эти трясущиеся колени и хаос, царящий в мыслях… Ей действительно нужен отдых. Раз за разом в их борьбе Даша промахивалась, совершала глупейшие ошибки. Из страха, на эмоциях, из-за усталости.

– С одним условием.

– Слушаю?

– Какая вы птица, князь?

– Вы это уже знаете, – отмахнулся Шаховской. – Учебник физики откройте. А потом зоологии. Все ответы найдёте там.

– Хорошо, – она сделала шаг назад. – Я согласна. Я даю вам слово чести.

Золотые огни его глаз погасли. Князь процедил:

– Я рад. Вам вызвать такси?

– Справлюсь сама.

Шаховской отвернулся и пошёл прочь.

– Через неделю мне явиться в вашу… ваше гнездо? – крикнула Трубецкая ему вслед.

– Я сам, – глухо отозвался он.

А затем из его спины выросли тёмные крылья, князь мощно оттолкнулся от земли, подпрыгнул, взмахнул ими и на глазах потрясённой Даши взлетел, не вертикально, а постепенно набирая высоту.

Он не обернулся, так и оставшись человеком. С крыльями.

Скрываться больше не имело смысла. Девушка, проводив зловещую фигуру взглядом, вызвала такси. Даша не стала общаться с оператором, просто нажала вызов с определением места. Оглянулась, заметила крыльцо какой-то скалы, подошла и села на ступеньки. Сердце бухало в груди, голова кружилась, в крови плясал адреналин, но, вопреки всем мрачным, отчаянным мыслям, на сердце хлынула тёплая радость: она скоро будет дома, а потом снова выйдет на службу и… и увидит Лёху. И сможет обнять его, просто обнять, почувствовать его тепло, и что она жива...

Аэрокар примчал буквально через несколько минут. Даша забралась на заднее сиденье, открыла рот, чтобы назвать адрес и внезапно передумала. Нет. Не потом. Сейчас. Ей нужно увидеть его прямо сейчас!

Баев снимал дом неподалёку от Лесного института, рядом с огромным парком леших, как их ласково называли местные. Аренда съедала половину жалованья, но капитан утверждал, что в квартире можно только пить, а жить – только в своём доме. И Даша, у которой никогда не было своего дома, очень быстро полюбила Лёшин.

В нём было три довольно просторных помещения, одно маленькое, чулан, погреб и мезонин. Мезонин Баев со свойственным ему грубым юмором называл «траходромом»: почти всё пространство его занимала огромная кровать с эргономическим матрасом. Окно с дверью открывались на небольшой балкон, где Лёша любил курить. В дни, когда Даши не было, Баев обычно ночевал внизу, в маленькой комнате с раскатным диваном. В другой располагалась кухня, в третьей – гостиная с кинотеатром, подключённым в сетку, а четвёртая была Дашина.

– Держи, летёха, – много лет назад, в самом начале их отношений сказал Баев своей женщине, сунув в её ладонь небольшой ключ. – Потеряешь, придётся вызывать слесаря.

Подразумевалось, что Даша будет жить постоянно там, но Трубецкая слишком высоко ставила свою независимость. Её постоянным местом обитания была ведомственная квартирка на Боровой, но, приезжая к мужчине на выходные, Даша действительно любила остановиться в «своей» комнате.

Однако сейчас ключей у неё не было. Видимо, всё же придётся вызывать слесаря…

Девушка открыла старинную кованую калитку, вошла и замерла.

За ночь палисадник засыпало снегом, и в свете фонаря он волшебно переливался на ёлках, можжевельнике, на плакучей берёзе, на ступеньках, между зелёной травой и некошеными сухими колосками.

Даша стояла и смотрела, сердце таяло, глаза защипало. Мороз чуть покусывал щёки, губы и нос. Выдохнув, девушка прошла по тропинке, поднялась на ступени веранды и нажала электрический звонок. А потом ещё и ещё: Лёха спал крепко. Но едва колокольчик затренькал в третий раз, дверь распахнулась. Трубецкая обмерла, глупо улыбаясь – даже замёрзшие губы заболели от ширины улыбки.

– Дашка? – выдохнул облачко мужчина.

Подхватил её, прижал к себе, закружил по снегу, принялся целовать лицо, запустив пальцы в волосы.

– Дашка!

Очнулся, увлёк в тепло помещения. Стянул куртку, берцы. Даша сбросила штаны, надавив пальцами одной ноги на штанину другой, а затем переступив через них. Осталась в одной рубахе. По коже тотчас побежали мурашки.

– Ты решилась ехать в Москву? – деловито уточнил Баев, отшвырнув ногой её штаны в угол. – Ты голодная?

– Всё позади, – прошептала Даша, прислонилась к стене и стала смотреть на него.

Он был небрит. Наполовину обнажён – видимо, напялил штаны только из-за нежданного звонка: спать капитан любил без всего. На щеке – розовая складка. Глаза заспанные. Рыжеватые волосы на груди, шрамы, мускулы... Каждая родинка ей знакома.

– Позади? – недоверчиво уточнил Лёха.

Она подошла и ткнулась в его тёплое плечо, жадно вдыхая родной запах. Баев отодвинул, взяв за локти. Встревоженно вгляделся в лицо женщины.

– Рассказывай.

– Нечего тут рассказывать. Я устала, Лёш. Просто: теперь всё хорошо. Завтра выхожу на службу. Сегодня валяюсь.

– Даша!

– Потом, – она потянулась и поцеловала его в губы, обхватила затылок руками. – Я соскучилась.

– Тебе надо отдохнуть.

Он попытался снова отстранить, но Даша прильнула, укусила за нижнюю губу, улыбаясь и счастливо глядя в его глаза.

– Отдохну, – проворковала глухо. – Кому там была нужна горничная?

Толкнула Лёшу в плечи и пошла на него, хитро улыбаясь. Баев сглотнул, зрачки мужчины начали расширяться.

– Мы не закрыли дверь, – заметил он.

– Ай-яй-яй. Какая досада!

Они вошли в комнату Лёши. Капитан, пятящийся спиной, споткнулся о журнальный столик и рухнул на собранный, но застеленный диван, не сводя с девушки заинтересованный взгляд. Даша села верхом на его колени, снова прильнула, снова жадно потянула за губу. Баев ответил, накрыл её губы своими, коснулся зубов зубами. Его ладони скользнули снизу вверх по её бокам, коснулись грудей, сжали.